Страница 9 из 19
И так – всегда и во всем! Погнул ограду – поставь новую, и такую же! Сбил урну – купи и установи новую! И такую же! Словом, выводы мы не сделали, оттого ещё и землю с одной стороны теплотрассы пришлось перебрасывать на другую. Скажи после этого, что дураков работа не любит! Только, кто ж сам себя дураком обзывать станет – поэтому, «мастер» сам виноват: объяснил бы по-русски! А то …скачет, как козел, и поди-разберись, что он этим хочет нам сказать?!..
Но это были лишь цветочки. «Вишенка» нас ждала у столовой, в обед – повар в своём чудном колпаке, с лицом скисшего овощного рагу. В этот раз мы были ему интересны лишь по одной причине: после вчерашнего обеда в столовой недосчитались 26 мельхиоровых ложек. Скажу больше: и ножи были мельхиоровые, и вилки, и «солонки», короче, спёрли мы эти 26 ложек. Хотели, конечно, взять на память ещё и ножи, да что даже такой, мельхиоровый и с узорчатой ручкой, столовый нож против солдатского штык-ножа? Другое дело – дембельская мельхиоровая ложка! («Моя» мельхиоровая дембельская ложка прослужила мне лет 40, не меньше, а вот почему я её кому-то отдал – уже и не вспомню).
…Обедали мы в этот, не фартовый, день после всех, часа через полтора-два. Именно столько времени понадобилось одному из взводных офицеров, чтобы привезти из полковой столовой 26 алюминиевых ложек, мисок и синих виниловых кружек. Столики для нас предварительно сдвинули в ряд на входе у стены, без белоснежных скатертей. Повар лично подвёз тележку с блюдами, подходил к каждому и – только что, не швырял – в алюминиевую миску рыбу или кусок говядины.
Понимали ли мы, что натворили – понимали, да, подумаешь, ложки украли!? Сказали бы спасибо, что только ложки!..
…Я часто думаю, почему мы, желая казаться хуже, чем есть на самом деле, вредничаем – а баба Яга против (!), всяко мстим из-за, всего-то, замечания в свой адрес, какое, по сути, указывает на недопустимость того или иного нашего намерения. Простой ответ – невоспитанность: низкий уровень культуры, плохие манеры, не умение себя вести… Но понимаем ли мы, отдаём ли себе отчёт в том, что вредничать с армадой синонимов – от более-менее безобидного «шалить» до явно подлого, а то и хуже деяния – имеет своё «родовое гнездо», каким является наша наследственная и историческая память. А мстительность (не месть, нет!) как черта характера – далеко не «птенчик»!
Я давно не наивный, оттого понимаю украинский национальный реваншизм… У него есть корни, есть ствол и ветви, где и свито в веках «родовое гнездо» нашей национальной памяти. Только подчас принять какую-либо новую для себя инициативу подобного плана – не могу потому, что вред любой политики - это ставка на капризность и ограниченность реваншизма, хотя не нужно проигрывать – вот и все! Вместе с тем, идея реваншизма периодически возводится в ранг праведного мщения, становясь на практике политически и идеологически мотивированным гражданским актом отплаты за поражение. Как правило – вождя, партии, какого-нибудь Петренка-Гарбузенка!.. Отсюда и синонимический ряд намерений от …пошалить с «враждебной» символикой до …искалечить или даже убить – в результате праведного мщения. А это и есть тот самый случай, когда благими намерениями вымощена дорога в ад. Но я не столько о мщении, осуществлённом из побуждения покарать за реальную или мнимую несправедливость, причинённую ранее, сколько о первопричине того, что выносится как бы за скобки невоспитанности, ибо подразумевается, как само собой, вроде, разумеющееся. Я имею в виду агрессию невоспитанного субъекта, коим может выступать как отдельно взятый человек/гражданин, так и общественная или политическая организация, и даже государство. Для Украины реваншизм – революционный путь к торжеству идеалов прошлого. В то же время как прошлое, так и настоящее не имеет примеров устойчивого результата, то есть, перемен, кои не доказывали бы ошибочность такого пути. А не понимая, в чём, собственно, ошибка, таковая не принимается в качестве проигрыша, и вот тут как раз невоспитанность проявляет себя.
Я расскажу одну историю из моей армейской жизни. На первый взгляд, кому-то она лишь покажется забавно-смешной, да ничего подобного: случившееся как раз демонстрирует наследование нами, в частности, исторической памяти, а в незрелой голове такая память – инструмент разрушения. И нередко – разрушения местью.
…На втором году службы у меня открылась язва желудка – так я попал в госпиталь. Находился он на совместной с немцами территории – Группы Советских войск в Германии, и занимал площадь некогда замка, с изумительно искусными и сохранившимися постройками, скорее, рыцарского средневековья. По крайней мере, рыцарский шлем с забралом и плащ с крестом были татуированы на моё тело с родового герба на одной из его башен.
Когда для меня закончился постельный режим, я, прогуливаясь маем, узрел за деревянным забором госпиталя водоём. Размер – с футбольное поле, не более. Найти доску-дверь в заборе не составило труда, ещё мгновение – и рыбак с детства попал, что называется, в сказку-мечту! …Дыхание перехватило от того, что увидел: карпы по два-три килограмма плавниками буквально шматовали поверхность воды.
Уже раненько утром с самодельной удочкой я втиснулся в «дверь» забора, а там – госпитальная рыбацкая артель! Шепчут: поймаешь и беги, мол, …охранник «застукает» – нагонит, ещё и пожалуется начальнику госпиталя. Слова армейской братвы я принял к сведению, но пока туда-сюда, покуда то да сё – вот он и немец: не заставил себя ждать. «Нелза ловит, – говорит, – убегать все!..».
Нас, в артели, было пятеро, и мы чуть ли не в один голос: «А это почему?.. Да пошёл ты на!.. Забыл, кто вас (таких-то – таких-то) от фашистской чумы спас?!..». Короче, понял я сразу: так дело не пойдёт. А к вечеру придумал: если поплавок сделать из чего-то фосфорного, тогда ночью он будет светиться на воде… Гансик спит – мы ловим!
Через два дня из кабинета «начфина» один из членов артели «потянул» фосфорного орла. Распилили мы крылья на поплавки, а после полуночи я поймал своего первого золотистого карпа, так сказать, с немецкой пропиской! Только выудить без подхвата трёхкилограммового красавца – это можно, но избежать шума от эмоций и суеты, той же яростной борьбы рыбины и в воде, и, тем более, на берегу – вряд ли. Оттого, пожалуй, на третью ночь мы - за забор, а там - охранник с немецкой овчаркой! Но только бы – овчарка, немцы нас элементарно передумали: перенесли свой наблюдательный пост (и когда только успели!) с противоположной стороны пруда к тому месту, откуда только и можно было попасть на берег со стороны госпиталя.
…Артель, конечно, негодовала и слов, понятно, никто не подбирал – ни для охранников пруда, ни для ГДР и ФРГ в целом. Ведь внуки и правнуки победителей второй мировой войны, да ещё и на земле поверженных – ну, куда такое годится?! Ко всему прочему, поражение ведь не означает – сдаться на милость какому-то там сторожу муниципального водоёма (мы-то и проговорить это словечко не могли: муниципалитет, – не то, чтобы знать его значение), именно поэтому коллективный мозг артели лихорадочно работал, минимально, в двух направлениях: наследственной и исторической памяти. В каждом вредность закипала до состояния отомстить, согласно национальным традициям, и в каждом такое намерение отомстить утверждалось праведным деянием через контекст недавнего исторического прошлого. А уж как оно «выкрикивало» из этого же контекста нашими фантазиями, – точь-в-точь, как сочный здоровенный карп выпрыгивал из глубин пруда: решительно вызывающе! Наконец, месть обрела свой карательный предмет-вещество: ведро хлорки из солдатского туалета. О, это была ещё та эврика от мотострелка из Одессы, так как через госпиталь протекал ручей, впадавший в пруд!
Как только стемнело и солдатам медроты скомандовали «Отбой!», мотострелок …высыпал в ручей ведро хлорки. (И он, одесский «Кулибин», знал, что делал: в госпиталь попал самородком-членовредителем, глотнувшим щепотку щёлока, который прожёг дыру в его желудке, дабы по результатам медицинского заключения быть комиссованным на гражданку; правда, в этом он признался только одному мне, соседу по палате).