Страница 25 из 40
Бену казалось, что он не целовал ее вечность. Губы Рей были мягкими, сладкими и требовательными. Стена из полированного камня, к которой он прижимался лопатками, была холодной, и контраст затопляющего его пламени желания сводил с ума.
Руки Рей скользили, казалось, повсюду. Гладили тугие мышцы живота, царапали плечи, сжимали и ласкали налившуюся плоть. Металлический кулак Бена с силой сжал край раковины и, должно быть, оставил на камне трещину. Мокрые волосы Рей липли ко лбу и щекам, и Бен собрал их здоровой ладонью, сжал в кулак, потянул, вызывая ее гортанный стон, от вибрации ее горла он чуть не сорвался и застонал, добровольно сдавшийся в плен ласкам любимой женщины.
Она сводила его с ума, лизала и кусала, царапала и тут же покрывала поцелуями. В какой-то момент ему стало мало, всего слишком мало, она так далеко, непозволительно далеко тогда, когда он нуждается в том, чтобы чувствовать ее каждой клеточкой своей кожи.
Сильные руки крепко подхватили Рей под коленки. Она забавно пискнула и потянулась к кранам, предусмотрительно перекрывая воду. Губы Бена влажными поцелуями исследовали ее ключицы, грудь, шею. Он был близко, так близко, живой, горячий, родной и любимый. Рей знала каждый шрам, помнила каждую рану, каждую потерю, переживала с ним и худшие, и лучшие времена. Бен был возлюбленным, другом, отцом ее сына и самым, самым верным и близким человеком на этой грешной земле. Но, Господи Боже, даже в таких крепких объятьях он был непозволительно далеко.
- Рей… пожалуйста.
Даже после стольких лет он все еще звал ее, спрашивал, беспокоился: готова ли, согласна ли, желает ли его прямо сейчас. Многие женщины говорили о том, что мужчина в первую очередь заботится о собственном удовольствии, но Рей знала лишь обратное.
Им нужно было бы выспаться. Им следовало бы еще раз аккуратно обсудить их планы, проверить и перепроверить все. Но… неужели эта проклятая планета не задолжала им хотя бы час?
Темно-карие глаза встретились с ореховыми, а вокруг плескались неоновые всполохи, отраженный свет радостной, лживой рекламы всеобщего процветания на руинах цивилизации.
Они были выше этого, всей лжи и фальши, знали цену настоящему чувству и цену прожитой любви.
Плоть мягкая и податливая принимала плоть твердую с готовностью, с желанием, с просьбой быть еще ближе. Они целовались, смеялись, раскачиваясь в древнем танце. Темнота спальни, разрываемая то синими, то зелеными всполохами, была мягкой, теплой, как и любимые руки Рей, крепко вцепившиеся в широкие плечи. Бен толкался все быстрее и резче, увеличивал темп, металлический кулак сжал титановое бедро, и к тонкому аромату вольфрама и машинного масла добавился вкус разгоряченных тел, сладко трущихся друг о друга.
Мокрые волосы Бена разметались по белому снегу простыни, когда Рей ловко их перевернула, будто это была очередная тренировка, и супруга Соло идеально выполнила перехват. Она сжала его запястья, заводя руки ему за голову, двигалась плавно, растягивая удовольствие и наслаждаясь тем, как Бен закусывает пухлые губы, как запрокидывает голову, как напрягаются жилки на его шее.
Он согнул ноги в коленях, и Рей оперлась о них лопатками, отпуская его руки и заводя свои ладони за спину, скользя пальчиками по крепким икрам, сцепила ладони в замок и расслабилась, позволяя теперь ему задавать движениям темп.
Бен приподнялся, сел, осыпая лицо Рей поцелуями, а потом резко скинул ее с себя, уложил на живот, наваливаясь сверху. Она выгнулась, подаваясь бедрами ему навстречу, выдыхая, когда он снова погрузился в нее глубоко и резко, растягивая еще сильнее, наполняя еще больше. Бен покусывал ее плечи, обводил языком выпирающие косточки позвоночника, а Рей утопала в звуках влажных шлепков кожи о кожу, глаза слепили желтые неоновые блики, и знакомые искорки неотвратимого удовольствия электричеством сковывали внутренности.
Он внезапно отстранился, но не успела Рей выразить протест, как оказалась на лопатках, а Бен снова навис над ней. В его глазах будто полыхал огонь, и молодая женщина не сразу сообразила, что это отражаются неоновые всполохи красного и фиолетового.
Бен нежно провел ладонями по ее бедрам, огладил колени. Она раскрылась перед ним, обнимая и увлекая, сладко выдохнула, снова сливаясь воедино. Терпко и сладко на языке, низ живота томно тянуло от удовольствия, и они снова-снова тонули в глазах друг друга.
Бен уже плохо контролировал свои размашистые, резкие движения, подгоняемый и распаляемый его и ее желанием. Он увидел, почувствовал, как Рей перешла эту грань, как она зашлась немым криком, до крови царапая его плечо, Бен сцепил зубы и все же не смог подавить сдавленный рык удовольствия, изливаясь глубоко внутри нее.
Поцелуи были нежными, слова признаний тихими, смех радостным.
И пусть весь мир подождет!
***
Хакс не знал, куда деть руки, переминался с ноги на ногу, теребил тонкими пальцами края рукавов плаща, и это выдавало его с головой. Он привык, что всегда чем-то занят – пишет очередной скрипт, разбирает бионический протез, проводит операцию или перелистывает страницы своих записей. Стоять же по стойке смирно на торжественной церемонии памяти жертв войны ему не нравилось, слишком уж это напоминало служение Сноуку и времена, проведенные в Первом Ордене.
Бен был готов уже повернуть голову и рявкнуть на друга, но Армитаж вовремя сообразил сцепить руки в замок за идеально прямой спиной. На одну секунду Бену вдруг снова увиделся безжалостный генерал Первого Ордена, гений инженерных тварей Верховного лидера Сноука и тот, кто однажды своими руками вырезал Фазме деформированное живое сердце, заменив его на протез.
Соло нечасто думал, что стало бы, останься Армитаж рядом с мутантом, и был по большому счету благодарен судьбе, что Хакс поменял сторону. Жаль только, как горько поплатился за предательство изъеденного язвами монстра в золотой экзоброне Армитаж.
Мемориал героев заложили уже после смерти Палпатина. К сожалению, не все тела отдавших за планету свою жизнь были найдены, а потому в Зале Славы в основном стояли статуи на каменных плитах, под которыми не было ничего, даже праха.
После окончания службы Бен, Рей и Армитаж остановились у каменного изваяния легендарного Люка Скайуокера. Было многое, чего Бен не мог простить Сноуку лично, но убийство дяди стояло отдельным пунктом.
Рей даже не пришлось напрягаться и взывать к скудному актерскому таланту, соленые слезы сами собой потекли по щекам, а Хакс понуро склонил голову перед тем, кто стал ему наставником в самый темный час его жизни и отдал в распоряжение свою лабораторию в Дикуарских лесах.
- Наши стражи порядка проводят вас в ваши покои, когда вы будете готовы.
Канцлер Ведж Антиллес по-джентельменски предложил Лее руку, отвесил церемониальный поклон в сторону статуи Скайуокера и послал Бену очень сухую предостерегающую улыбку. Этот мужчина дураком не был и прекрасно понимал, что Органа притащила с собой сына и невестку не просто так. Он воевал бок о бок с Леей, Ханом и Люком, а потому прекрасно знал, что из себя представляют Скайуокеры. Антиллес непрозрачно намекал: вы тут под тотальным наблюдением, не пытайтесь сделать и шага в моем городе без моего ведома.
Однако же Бен не был бы сыном своего отца, если бы не умел выходить из трудных ситуаций и слать правительство к чертовой бабушке.
- Благодарим вас за оказанное радушие, господин Канцлер.
Соло подошел настолько близко, насколько было возможно, и медленно протянул мужчине руку. Акт доброй воли, старое доброе рукопожатие. Охранники Антиллеса напряглись, а парочка старых сенаторов хитро переглянулись. О дерзости мужчин-Соло давно уже слагали анекдоты, и Бен демонстративно копировал поведение своего отца. Лея невозмутимо улыбалась, Рей сцепила руки в замок за спиной и старательно дышала через нос, а Хакс спрятал нервно дрожащие пальцы в карманах пальто.
- Благодарим вас за службу, всех вас.
Ведж коротко пожал крепкую ладонь Бена, и тот почувствовал холод нанопленки, покрывающей кожу Канцлера. До них доходили слухи, что Антиллес двинулся на собственной безопасности, непрестанно носил бронежилет, и целая команда ученых трудилась над технологией усиленной вольфрамовыми нанонитями синтеплоти.