Страница 3 из 7
Вот и Сары-Шаган
Открыв глаза, я понял, что мы как раз подъезжаем к перекрестку дорог, одна из которых ведет к железнодорожной станции Сары-Шаган. С этой неказистой станцией связана, без всякого преувеличения, судьба каждого офицера, проходившего службу на полигоне. Это исходная точка многих судеб, удач и разочарований. Вспомнилось начало моей собственной службы после окончания военной академии.
В середине сентября 1959 года, отгуляв положенный отпуск, я оказался в городе Тбилиси, в штабе корпуса противовоздушной обороны, где должен был получить назначение в конкретную часть. После некоторых формальных бесед с руководством корпуса я получил направление в 27-й радиотехнический полк, располагавшийся в городе Батуми, куда и выехал в этот же день поездом. В этом месте хотелось бы остановить дальнейший рассказ и поделиться некоторыми размышлениями и наблюдениями.
Сары-Шаган в 50-е годы прошлого века
Я не случайно упомянул о проведенных формальных беседах с руководством корпуса. Это действительно были формальные беседы, скорее всего для «галочки». С подобной практикой мне приходилось сталкиваться весьма часто и в будущем. Первая встреча впервые прибывшего на службу в действующую часть офицера, по-моему, не должна была носить столь откровенно формальный характер. Очень часто сегодня можно услышать упреки в адрес самых высоких руководителей страны в том, что последние годы армия разрушается, что теряются какие-то основополагающие принципы ее построения и тому подобное. Мне представляется, что все эти процессы начались не сегодня, а значительно раньше. Размывание понятия «офицерский корпус» уже шло достаточно долго до моего прибытия в действующую часть. Прибыв в корпус, а затем в полк, я не ощутил того состояния, которое свидетельствовало бы о том, что оказался в тесной офицерской среде, где господствуют дружба, взаимовыручка, честь. Думается, основной вклад в размывание офицерского корпуса внесли, как это ни странно, политработники. Я всегда вспоминаю крылатую фразу одного из наших преподавателей академии, боевого летчика, участника Великой Отечественной войны, кавалера шести орденов Боевого Красного Знамени, который на занятиях частенько произносил такую фразу: «Самые глупые люди – это политработники!». Во время войны, может быть, их влияние на все процессы было не столь велико, но когда закончилась война, они развернулись в полную силу. Вот тогда-то эта глупость и стала фактически основным инструментом реализации государственной политики нашей страны. Отсюда знаменитая кукуруза, Малая Земля, перестройка, социализм с человеческим лицом, бесконечные бесплодные реформы. Не могло это не отразиться и на армии, на офицерском корпусе. Достаточно ярким примером служит расправа с величайшим полководцем всех времен Георгием Константиновичем Жуковым. Что же тогда говорить о других? А эти «знаменитые» сокращения армии на миллион двести, затем на шестьсот тысяч человек? А какие офицеры попали под этот топор? Люди, прошедшие войну, грамотные специалисты, офицеры чести. Много было их и у нас в полку, и почти всех вырубило это бездумное сокращение. Причем людей выбрасывали на улицу, как бездомных собак. Не имея достаточной выслуги лет, они оказывались в отчаянном положении. Жены не могли найти работу, да и самих офицеров никто на работу не брал. Это же Грузия, надо понимать, но понимать никто не хотел! У каждого офицера два-три ребенка – страшная картина. Больно и грустно вспоминать об этом. Это было самое настоящее уничтожение офицерского корпуса как неформального объединения, выполняющего по духу функции элитной стабилизирующей структуры всего нашего общества. Одним из направлений этого разрушительного процесса, воздействие которого я испытал на себе, прибыв в часть, было формальное, если не сказать наплевательское, отношение к молодым офицерам, начинающим армейскую службу. Действительно, попробуйте оценить состояние молодого офицера, только что прибывшего в часть и побеседовавшего с командиром полка. Что ему говорят? С жильем помочь не можем, единственное, чем располагаем, – так это комната для приезжих из радиолокационных рот офицеров, в которой две кровати. Ни совета, ни рекомендаций, каким путем можно найти жилье и как устроиться человеку, который впервые в этом городе, совершенно не в курсе ситуации и порядков в нем, да и в полку тоже. Комната для приезжих представляла собой каморку площадью метров девяти. Две кровати практически всегда были заняты командировочными, так что чуть задержишься – и на твоей кровати уже кто-то спит. Где ночевать? Идешь в казарму к срочникам и ложишься на свободное место, хозяин которого в этот момент находится на дежурстве. Кстати, с этими ночевками в казарме у меня связан один забавный эпизод, о котором вдруг вспомнилось.
По прошествии некоторого времени, когда я уже пообвыкся в полку и у меня появились товарищи и друзья, в полк приехал один из моих друзей, старший лейтенант Кореньков Петр Петрович. Петр служил в радиолокационной роте недалеко от Батуми, и я у них познавал азы боевого дежурства. Там мы с ним познакомились и подружились. Так вот, Петр Петрович, приехав в полк, не успел закончить за день все свои дела и решил заночевать. Поскольку места в нашей ночлежке были уже заняты, я ему предложил отправиться со мной в солдатскую казарму. Он согласился. Устроились рядом на солдатских кроватях, лежим в полудреме и потихоньку разговариваем. Я лежу на боку, повернувшись лицом к Петру, а он лежит на спине, и на фоне окна я отчетливо вижу его профиль. Вдруг вижу: по одеялу Петра бежит мышь. Она шустро пробежала по его накрытому одеялом телу, прошмыгнула по лицу и куда-то соскочила. Петр онемел от ужаса. Пауза длилась секунды две-три, затем ночную тишину расколол рев Петра Петровича. Дико крича, он вскочил с кровати, начал плеваться и нещадно материться. Вся казарма проснулась, я пытался его урезонить, но это только подливало масла в огонь. С великим трудом удалось его угомонить, но спать он отказался наотрез. Мы вышли на улицу, посидели, Петя успокоился, и мы пошли «добирать» остатки сна. Спустя сорок лет мы с ним неожиданно встретились уже в Подмосковье, в Тарасовке. Оказалось, что он давно на пенсии, живет в городе Пушкино, прочитал как-то в местной газете заметку обо мне и инициировал нашу встречу. Первое, о чем он меня спросил, – а помню ли я, как в казарме по его лицу и губам пробежала мышь. Посмеялись. Эпизод, конечно, смешной и грустный одновременно. Прослужив более тридцати лет в нечеловеческих условиях, Петр уволился из армии в звании майора – здоровья нет, с женой в разводе, внутри пустота и страшная апатия… Таких вот веселых эпизодов с очень грустным окончанием в жизни было предостаточно.
Как говорится, если не везет, то это надолго. Очень схожей с этой оказалась история моего появления на полигоне, куда я был переведен в спешном порядке (без моего согласия) приказом главкома. Появившись в отделе кадров полигона и доложив о своем прибытии, я в очередной раз, мягко говоря, удивился. Оказывается, меня никто здесь не ждал и мое трудоустройство – это не что иное, как большая головная боль для кадровиков. Представляете мое состояние – в «режиме ошпаренной кошки» меня отчислили из части, несущей боевое дежурство и испытывающей дефицит в подготовленных кадрах (напомню, я был единственным специалистом в полку с высшим образованием), и приказали мчаться за тридевять земель, а тут я вообще никому не нужен! Возмущению моему не было предела. Тогда мне объяснили произошедшую метаморфозу. Оказалось все до гениальности просто. На полигоне проходила испытания очень важная и необходимая стране система «Даль». Испытания шли очень трудно, и положительного результата получить никак не удавалось. В очередной приезд высокой комиссии из Москвы при разборе хода работ на данной системе одной из причин была названа нехватка офицеров-испытателей. Незамедлительно последовала команда собрать в частях ПВО необходимое количество хорошо подготовленных офицеров. Таким образом, в этот невод попал и я. Позже оказалось, что причина указанных трудностей лежит совсем в другом месте и мое появление ни на что не влияет, а посему никому и не нужно. Вот почему сидящий напротив меня офицер-кадровик с усталым лицом, преодолевая собственные сомнения, пытается заставить себя решить мою судьбу, прекрасно осознавая, что ни его, ни моей вины в создавшейся проблеме нет. Ему надо просто решить, и он решает… направить меня на первую площадку, на которой проходит испытания совсем другая система, не имеющая ничего общего с «Далью».