Страница 7 из 7
Вот в сопровождении такой охраны мы двинулись в обратный путь. В этот раз нам дали лыжи с палками, которые нам удалось прикрепить к сапогам полужесткими креплениями. Спуск с горы прошел значительно быстрее и легче, но, естественно, не без нюансов. Первым спускался местный офицер, предварительно проинструктировав нас, что нельзя спускаться по прямой, а надо это делать зигзагами. Он махнул рукой и шустро заскользил вниз, делая зигзаги. Буквально через считанные минуты он стоял далеко внизу, очень похожий на маленького человечка. У нас так лихо, безусловно, не получилось, и когда скорость спуска превышала предельно разумную, приходилось ее гасить старым, как мир, способом: принудительно валиться на бок, зарываясь в снег с головой. Используя такую нехитрую технику, мы довольно благополучно и без большого ущерба добрались до поселка. Дальше пришлось преодолевать те же самые дорожные муки, только в обратном направлении, поскольку вся Грузия теперь возвращалась из гостей. Единственное, в чем было отличие, – не было мириадов бочонков, как-то дышалось полегче.
Часто вспоминаю эту командировку, особенно в последние годы; у меня всегда перед глазами стоит маленькая одинокая фигурка в глубокой заснеженной лощине – это образ офицера, заброшенного к черту на рога защищать нашу Родину. И он защищал, несмотря на дикости и лишения, воспитывая в нечеловеческих условиях своих детей, подчиненных солдат и сержантов. Труд его и долготерпение заслуживают высшей оценки нашего народа. И сегодня, когда мы видим, как с экранов телевизоров жирные и лощеные толстосумы глумятся над этими «маленькими человечками», думается, что добром это, скорее всего, не кончится. Иначе и не может быть, ведь мы закалялись в тяжелейших природных условиях, в напряженной, но исключительно важной и нужной стране испытательной работе. Мы умеем терпеть и выживать. Позволю добавить небольшой штрих к сказанному.
Жизнь в закрытом гарнизоне, да еще и на краю света, идет по замкнутому циклу «работа – дом – клуб». Я понимал, что Людмиле трудно входить в этот армейский круг и старался как-то разнообразить ее жизнь. Приходя с работы, я ей выкладывал все последние новости. Поужинав, мы шли гулять в направлении местного аэродрома.
Аэродром – наверное, слишком громко сказано! Просто это была радиостанция с небольшим расчетом и грунтовая посадочная полоса, расчищенная среди безбрежной заснеженной степи. Правда, самолеты, особенно в первые годы, прилетали сюда довольно часто, практически каждую неделю, в том числе даже зимой. Гуляя среди этого заснеженного безмолвия, я вспомнил эпизод из далекого детства, который, как мне показалось, был созвучен с текущим моментом, и я рассказал его супруге. Вот этот небольшой рассказ.
Улыбка мамы
Каждый человек наверняка знает, что воспоминания посещают нас абсолютно произвольным образом. Никогда нельзя предвосхитить их появление заранее, обычно это событие случается неожиданно и не всегда в удобное для нас время. Складывается ощущение, что отдельные события, случившиеся когда-то в твоей жизни, неожиданно возникают в памяти «как черт из табакерки» (бытует такое выражение). Причем давность возникающих в памяти событий, скорее всего, зависит от силы эмоций, которые были пережиты в том жизненном эпизоде. Хочу сразу оговориться, что это мои сугубо личные ощущения, у читателей могут быть другие соображения по этому поводу.
Такое затянувшееся вступление, как мне кажется, оправданно, поскольку дальше пойдет речь об одном эпизоде исключительно эмоционального характера, произошедшем много-много лет назад в самые тяжелые годы Великой Отечественной войны.
Начало 1943 года было страшно голодным временем. Кормить трех детей в нашей семье становилось практически невозможно, было продано все, что можно было продать или обменять на продукты, прежде всего на хлеб. Мы с каждым днем физически слабели. На следующий год мне предстояло идти в школу, и родители приняли решение отправить меня к тете Симе в Смоленскую область, благо немцев оттуда уже прогнали и тетя сама приглашала нас к себе на время. Тетя Сима – это мамина сестра, как говорили взрослые, очень добрая и хорошая женщина с истинно русским характером. Жила она в селе Царево-Займище, и за счет подсобного хозяйства и каких-то колхозных заработков, выдаваемых овощами и продуктами, с питанием в селе было все же легче, чем в городе.
И вот холодным зимним утром мы с мамой «высаживаемся» на железнодорожной станции где-то вблизи Можайска, затем нам благодаря везению удается на попутных санях подъехать несколько километров в нужном направлении. А дальше много километров пешком по заснеженному тракту. Представьте картину. Кругом безбрежные заснеженные поля, дорога, которую, естественно, никто не чистит, и вокруг ни души, только трескучий мороз и завывание ветра. И среди этой мертвой картины плетутся два человека, с трудом пробираясь через сугробы, волоча за собой какие-то неуклюжие санки, на которых лежит небольшой тюк с каким-то барахлом, которое маме удалось собрать в надежде продать или поменять на продукты в селе у тети Симы. Эти километры пути я запомнил на всю свою жизнь. Как мы дошли, объяснить сам себе никогда не мог. Со всех точек зрения это было нереально. Ослабленные голодом, мы еле передвигали ноги, преодолевая сплошь заметенные участки на дороге, после очередной сотни метров мы останавливались, и мама тихим голосом, как бы спрашивая меня, говорила: «Отдохнем, сынок…». Мы присаживались на санки и минут пять молча отдыхали. Затем мама поднималась и, как бы извиняясь предо мной, произносила: «Пойдем сынок, уже немного осталось…». Помню, как тяжело было вставать с санок, голова кружилась, скорее всего, от систематического недоедания, но видя, с каким стоическим усилием мама начинала движение вперед, помню, как сжимал руки, и возникало взрослое желание – не отстать и поддержать самого дорогого для меня на свете человека. Мне кажется, в те семь лет отроду на той заснеженной дороге я стал взрослым человеком. Детство ушло безвозвратно, ведь борьба за выживание меняет представление о шкале времени и ценностей. Я нередко вспоминаю этот сюжет из далекой моей жизни. Почему-то всегда видится картина с высоты птичьего полета – там, внизу по заснеженной дороге два человека, пошатываясь, бредут по колено в снегу и волочат за собой большие неуклюжие санки…
Эмоциональное потрясение оказалось столь сильным, что, пока мама была жива, я не мог избавиться от фобии – страха за ее жизнь. Всегда переживал, когда она уезжала на работу, ждал и переживал, когда она где-нибудь задерживалась. Холодный страх, который я испытал на той смоленской дороге, физически ощущая, что погибнуть, замерзнуть в тот момент было более чем реально, преследует меня всю жизнь.
И, несмотря ни на что, мы все же добрались до села Царево-Займище, тетя Сима отогрела нас, покормила (настоящей горячей картошкой!) и уложила отдыхать. В этой милой и доброй семье я прожил больше года, набрался сил, освоил деревенскую жизнь, усвоил деревенские законы и правила. Лучшие годы моего детства связаны именно с деревенским периодом жизни. До чего приятно было жить среди простых, добрых, бескорыстных, кристально честных людей!
О жизни того периода в Царево-Займище я уже рассказывал в одной из своих книг, поэтому остановлюсь лишь на одном не менее эмоциональном эпизоде, произошедшем в конце моего пребывания в столь благодатной обстановке (не забывайте, что шел уже четвертый год жестокой войны).
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.