Страница 45 из 49
«Замешательство дел, – говорил Потемкин, – в каковое привел умерший надворный советник Тумановский, нелегко исправить. Я не имею надежды, чтоб Ага-Магомет-хан почувствовал признательность: ибо если от сумасшествия или от предательства Тумановского сделанное ему пособие при завладении Энзели выдача семейства и всего имущества Гедает-хана не могли возбудить в нем признательности, то поворота от неблагодарности ожидать сомнительно».
Тем не менее командующий Кавказским корпусом решил обратить внимание Ага-Магомет-хана на ту пользу, которую он может извлечь из союза с Россией.
«В то самое время, – писал П.С. Потемкин[309], – когда ожидал я, почтенный хан, от вас ответа на письмо его светлости генерал-фельдмаршала Г.А. Потемкина, когда чаял, что завладение вами Рештскою провинцией и сокрушение владетеля оной Гедает-хана будет вам немалым обязательством усилить благорасположение к российскому купечеству и благодарность к престолу российскому, получил я от находящегося консулом в Энзели надворного советника Скиличия рапорты, объясняющие совсем противное ожиданию моему, противное заключению, каковое имел его светлость князь Г.А. Потемкин о благорасположениии вашем. Не могу еще точно поверить, чтобы вы, будучи одарены разумом и многими талантами, ведая величество России, премудрость, великолепие и славу царствующей самодержицы, похотели что сделать ей неприятное и утеснять ее подданных.
Читая рапорты нашего консула, усматриваю, что неудовольствие ваше состоит в том, что во время разграбления Энзели двое или трое армян были участниками в грабеже дома Гедает-ханова. Не оспариваю, что консул по первой принесенной ему жалобе должен был сделать вам удовольствие (удовлетворение), отыскать украденное и не мешкая возвратить; но, с другой стороны, кажется, сия малая причина не могла побудить вас на строгое обращение с российским купечеством, а еще менее искать захватить консула.
Вы пишете консулу, что купечество российское может торговать, а не грабить. Сие изречение ваше правильно. Но какое же право имеете вы российских купцов захватывать и держать под стражей? Если они в чем поступили в противность установленным законам и порядку, будьте уверены, что при малейшей жалобе всякое удовольствие вам доставлено будет, но самовластно поступать противу россиян – есть оскорблять Россию.
В положении вашем покровительство ее императорского величества вам весьма нужно. Пускай победили вы Гедает-хана, овладели областью и всем его имуществом, отдаю на совесть вашу почувствовать, что не успели бы вы, конечно, если бы в том Тумановский и консул препятствовать стали.
Объяснив вам обстоятельства, прошу российских купцов освободить и купечеству не делать притеснения. Я надеюсь, что вы, почтенный хан, справедливость моего требования исполните».
Письмо это вместе с объяснениями Лампро-Качони оказало свое действие. Все еще имевший внутренних врагов Ага-Магомет-хан старался не прерывать окончательно отношений с Россией. Его визирь Магомет-Шефи писал генералу Потемкину, чтобы он не слушал «речей несправедливых, ибо между Россией и Персией никаких несогласий не бывало и не будет»[310]. С Лампро-Качони был отправлен в Петербург посланником мирза Магомет-Али «для утверждения между империей Всероссийскою и Персией дружбы и согласия»[311]. При свидании с консулом Скиличием Магомет-Али уверял его, что уполномочен обещать все, что русский двор потребует, в особенности относительно торговли и заведений, как на берегах Каспийского моря, так и внутри Персии, с тем, однако же, условием, чтобы Россия не строила крепостей и укреплений[312].
Столь широкие полномочия, казалось, должны были упрочить наши дружественные отношения с Персией, но на деле вышло по-другому. Отправленный в Елисаветград к князю Потемкину-Таврическому, Магомет-Али скоро вызвал своими поступками нерасположение светлейшего. Человек строптивый и жестокий, он прибил однажды своего слугу и обещал убить. Слуга бежал к находившемуся в Елисаветграде посланнику дербентского хана и просил его спрятать в своем доме. «Если вы меня не спрячете, – говорил слуга, – то я, чтобы избежать смерти, вынужден буду принять христианство».
Дербентский посланник Садык-мирза спрятал его и хотел доложить об этом князю Потемкину, но Магомет-Али в сопровождении свиты ворвался в его дом, отыскал спрятавшегося и нанес ему смертельную рану кинжалом. Такой поступок возбудил всеобщее негодование и заставил светлейшего сказать Магомет-Али о неприличности его поступка. В ответ на это дерзкий персиянин стал поносить князя и наше правительство, за что и был арестован.
«Взяв с собою 24 человека казаков Донского Денисова полка при одном старшине, – писал светлейший надворному советнику Петковичу[313], – имеете вы отправиться в Елисаветград. По прибытии туда следовать вам в квартиру присланного от Исхафанского Ага-Магомет-хана чиновника мирзы Магомет-Али и вопросить его: правда ли, что он осмелился испустить поносные злословия, о которых доносит на него переводчик Вартан Петров, и если он переводчиком в том изобличен будет, то приставить к нему тотчас же караул, приказав и его из квартиры не выпускать, и к нему допуск пресечь».
Вскоре после этого Магомет-Али был выслан из России, и отношения с Ага-Магомет-ханом были прекращены.
«Как поступки Ага-Магомет-хана и его посланного мало обещают добра, – писал светлейший генерал-поручику Потемкину[314], – то нужно приласкать более Муртаза-Кули-хана, брата его, усердием и привязанностью к России отличающегося. Фрегатам прикажите быть близ берегов дербентских, для пользы и помощи Муртаза-Кули-хану, если будет потребно. Батальоны егерские нуждаются в Грузии в провианте; в случае неспокойствия защищать же они земли недостаточны. Под видом затруднения в хлебе прикажите их вывести вон к себе, а царь без наших войск меньше будет иметь к себе прицепок».
Глава 11
Помощь царю Ираклию. Вторжение лезгин в Грузию со стороны Ахалциха. Просьбы Ираклия о помощи. Поручение нашему посланнику сделать заявление, чтобы Порта запретила паше Ахалцихскому совершать грабежи в Грузии. Военные приготовления турок. Переговоры Ираклия с Сулейман-пашой Ахалцихским. Участие в переговорах царицы Дарьи. Распоряжение о возвращении русских батальонов на Кавказскую линию
В конце 1785 года царь Ираклий снова обратился к нашему правительству с просьбой прислать ему 30 000 руб. Генерал-поручик Потемкин отправил царю 4000 червонных и обещал прислать артиллерию, подаренную ему императрицей[315].
Получив деньги, Ираклий передал их Бурнашеву с просьбой сохранить их и не говорить никому. «Если мои родственники, – сказал царь, – узнают о присылке денег, то мне их сохранить будет невозможно».
Бурнашев исполнил просьбу Ираклия, но вскоре получил новую о присылке еще двух батальонов из России. Царь уверял, что без прибавки русских войск он не в состоянии защитить Грузию от многочисленных врагов, в особенности от лезгин, совершающих беспрерывные нападения.
Действительно, в марте 1786 года партия лезгин угнала скот на реке Алазань, другая, вторгшись со стороны Ахалциха, совершала грабежи у Сурама и захватила человек двадцать поселян с их имуществом. Пограничных постов в Грузии не существовало, и лезгины хозяйничали как у себя дома. Правда, с получением известий о вторжении неприятеля Ираклий собрал до 200 вооруженных людей и, присоединив их к 150 нашим егерям, выступил из Тифлиса, но, отойдя 17 верст от города, вынужден был остановиться из-за нехватки продовольствия. «За неимением денег и хлеба, – доносил Бурнашев[316], – войск грузинских нигде не обретается, и земля сия как будто на расхищение везде оставлена».
309
Ага-Магомет-хану 30 апреля 1787 г., Госуд. арх. XIII, папка 62.
310
Письмо Магомет-Шефи от 14 июня. Госуд. арх. XXIII, папка 58.
311
Письмо Ага-Магомет-хана консулу Скиличию без числа и месяца.
312
Рапорт Скиличия Потемкину 17 апреля 1787 г. Арх. кабинета, св. 380, ч. II.
313
Предписание надворному советнику Петковичу от 17 августа 1787 г., № 2, папка 081.
314
В предписании от 19 августа 1787 г., № 2, папка 093. Исход, журн.
315
Рапорт Потемкина князю Таврическому 28 января 1786 г., № 35. Госуд. арх. XXIII, № 13, папка 57.
316
В рапорте Потемкину от 13 марта 1786 г. Госуд. арх. XXIII, № 13.