Исцеление сердца (ЛП)

Затем Ольга почувствовала тяжесть на веках и поняла, что глаза ее закрыты и открыть их будет нелегко. А потом у нее появилась еще одна мысль: чума. Она заболела. Болезнь победила ее, она ела ее грудь, глаза и нос.

Ее грудь была тяжелой и какой-то раздавленной, и каждый вздох казался полным металлических осколков. Но она была в сознании и жива, и это значило, что она справилась — или сможет справиться.

Подняв руки, Ольга поднесла их к лицу — и это почти лишило ее всех сил. Она терла глаза, пока не смогла открыть их.

Комната, ее комната, была темной, но это была не тьма ночи. Свет проникал через закрытые ставни, и его было достаточно, чтобы она поняла, что за окном день.

Она была одна — нет, не была. Из передней комнаты доносились тихие голоса и знакомые звуки — кто-то садился есть. Когда она открыла рот и попыталась заговорить, у нее не вышло. Она не смогла даже дышать.

Ольга попыталась снова, и тут ее охватил кашель, и боль в груди стала такой сильной, что почти разорвала ее надвое. Она попыталась повернуться на бок, свернуться калачиком и найти какое-то облегчение, но сил не было. И ей оставалось только лежать и кашлять, беспомощно мучаясь от боли и бессилия.

А потом вокруг нее оказались люди, и Ольга увидела в дверях того, кого не ожидала увидеть.

Ее золотой гигант. Леиф был здесь.

Он встретил ее взгляд и широко улыбнулся, хотя лоб и прорезала беспокойная морщина.

— Ольга! — воскликнул он.

Без колебаний, словно делая это не в первый раз, он поднял ее с постели и притянул к своей груди, и хлопал по спине, пока она кашляла. Она почувствовала, как он коснулся ее лба губами.

Когда приступ, наконец, прошел, она осталась в его объятьях, и рука Леифа стала поглаживать ее по спине — ласково, нежно. Спустя несколько мгновений тишины он спросил ее:

— Ты со мной?

Ольге было больно, она была истощена и растеряна. Она не была уверена, о чем он ее спрашивал. О том, пришла ли она в себя? Была ли она рада его видеть? В любом случае, это не имело значения. Прямо сейчас она была рада его видеть и расплакалась бы, если бы у нее были силы. Что бы он ни имел в виду, ответ был один. Она кивнула.

Объятия Леифа стали крепче. Он аккуратно уложил Ольгу обратно на кровать, пригладил ее волосы и улыбнулся.

— Не могу выразить словами, как я рад видеть твои прекрасные глаза.

— Ты здесь, — попыталась сказать она, но голос не повиновался.

Он, казалось, понял ее.

— Я здесь. Я не оставлю тебя. Больше никогда, — он протянул руку и положил ее Ольге на живот. — Я люблю вас обоих.

Ольга подумала, что он говорит что-то странное, но тут туман снова наполнил ее голову, и она закрыла глаза.

~oOo~

Когда она проснулась снова, стояла ночь. Обжигающая боль все еще наполняла ее, но теперь она не пожирала ее, и разум уже понемногу очищался. Она помнила свое пробуждение — смутно, но помнила. И Леиф был здесь.

Она обвела взглядом темную комнату. Вокруг царила тьма, но лунного света, проникавшего через ставни, хватало, чтобы она смогла разглядеть очертания предметов.

И большое неподвижное тело на полу возле ее кровати. Леиф был здесь.

Она выпростала руку из-под одеяла и протянула ее, пока не смогла коснуться пальцами его волос. Леиф дернулся от ее прикосновения — видимо, он не спал — и сел.

Было слишком темно, чтобы разглядеть, но Ольга все же различила в темноте силуэт и бледный отблеск глаз. Она улыбнулась и попыталась позвать его по имени, но не смогла издать ни звука.

Леиф подвинулся к ней и положил ладонь на ее лоб.

— Жара нет. Слава богам. Ольга, ты со мной?

Вспомнив, что он уже спрашивал ее об этом, и все еще не имея понятия, о чем именно он спрашивает, она снова кивнула.

Леиф поднялся с пола и уселся рядом с ней, разглядывая. Потом наклонился к столику у кровати и налил в чашу воды. Помогая ей пить, он спросил ее, как она себя чувствует.

Ольга не могла ответить. Холодная вода смягчила горло, и она попыталась пожать плечами, но даже это движение причинило боль.

— Прости. Я так рад, что ты пришла в себя и выздоравливаешь. Ты была очень больна, Ольга.

Она кивнула; она знала. Ее разум уже стал достаточно ясным, чтобы она могла осознавать происходящее, и теперь она вспоминала многое, что слышала в тумане — и многому удивлялась. Но пока не могла найти ответы на вопросы.

После момента тишины Леиф положил руку на ее живот, и тут из тумана пришло еще одно знание. Она носила ребенка. По крайней мере, до того, как заболела. Ее руки тоже коснулись живота, и Леиф чуть отодвинулся, дав ей место. Обнаружив под рукой знакомую выпуклость, Ольга выдохнула с облегчением.

Он накрыл ее руку своей.

— С ребенком все хорошо? Ты можешь сказать?

Она припомнила легкие шевеления, но как давно это было? Она не помнила. Ольга попробовала прислушаться, задержала дыхание на несколько ударов сердца, но ощутила только тянущую боль в груди и острую — в глазах и в горле. Она покачала головой.

Так много вопросов теснилось в ее голове. Она не знала, жив ее ребенок, все ли с ним хорошо. Не знала, откуда взялся Леиф и как долго он здесь, хотя понимала, что спросить об этом лучше у Вали и Бренны. Она не знала, что это значит для них, для нее. Она не знала, может ли это изменить то, что случилось между ними.

Она не знала даже, где находится: у себя или в длинном доме ярла. Она не знала, сколько еще больных, сколько уже умерло, близок ли конец. Она не знала, живы ли Вали, Бренна, другие ее друзья. Она не знала, не могла спросить и снова чувствовала себя усталой — слишком усталой, чтобы разбираться с этим.

Все, что она знала, — это то, что будет жить и что Леиф теперь рядом, держит ее руку.

~oOo~

Дагмар протянула ей ночную одежду из розово-рассветного шелка, которую Ольга сшила себе вечность назад. Она покачала головой, но мать Бренны не обратила внимания на ее отказ. Дагмар накинула рубашку Ольге на голову и держала ее так, пока та не подняла руки, чтобы продеть в рукава.

— Он не отходил от тебя ни на шаг. Сегодня в первый раз за все время Леиф вышел из твоего дома.

Прошла неделя с тех пор, как Ольга пришла в себя. Она еще чувствовала себя не очень хорошо, но каждый день прибавлял ей сил. Но пока она не могла говорить. Дыхание отнимало слишком много сил.

Сегодня Дагмар помогла ей помыться. Не в ванне, но все же теплой водой и губкой. Ольга смыла со своего тела грязь и пот. Она стеснялась раздеваться при Леифе, и Дагмар выпроводила его вон.

Раздевшись, Ольга долго смотрела на свой живот. Он казался больше. Не намного, но она могла заметить разницу.

И еще она чувствовала шевеления ребенка. Он или она — дитя все еще было живо внутри нее, и каждый день шевелилось внутри.

Леиф был с ней, когда Ольга почувствовала шевеления — первые после болезни. Жестами она показала ему, что происходит, и он поцеловал ее живот и прижался к нему щекой, мокрой от слез.

Ольга не чувствовала злости к Леифу — и была растеряна. Он предал ее, он причинил ей боль, и она потеряла все из-за того, что он оставил ее. Она отослала его прочь, потому что не могла простить и доверять, и провела месяцы и месяцы, покинутая и одинокая.

Но теперь все это словно было не важно. А ведь должно быть, и каждый день Ольга говорила себе, что это будет важно, когда она полностью выздоровеет и станет сильнее. Но она выздоравливала и становилась сильнее, а ничего не менялось.

Она любила его, это без сомнения, но не знала, доверяет ли. Может ли? Прошлого не изменить. Ее потери не восполнить. Ее мучения — они по-прежнему были с ней.

Может, это ребенок менял ее, тянул ее к ней, тянул родителей друг к другу.

Дагмар унесла таз и губку прочь, и Ольга слышала, как она ходит в передней дома. Запах мяса, жарящегося на огне, наполнил дом. В животе у нее заурчало — и тут же ребенок пошевелился. Ольга улыбнулась и положила руку на живот. Она не могла ощутить движение рукой, но ощущала его внутри, безошибочно.