Тридцать третий румб

В Генуе на судно вместе с нами нанялся Гвидо – тот самый, который тогда побоялся ссориться с Руджеро. Нашего с Франческо возраста, с вечным вопросом в глазах. Я смотрел на него и каждый раз удивлялся, какая нелёгкая занесла его в море. Он старался, но всё равно путался, не успевал, и тумаки боцмана мало помогали. К тому же его невозможно укачивало, даже при лёгкой качке он ходил серо-зелёный, чем возбуждал всеобщее сочувствие. Филиппо давал ему корень имбиря, Руджеро советовал выпить рому с морской водой, а один голландский матрос говорил, что лучше пить чистую морскую воду. Гвидо делал всё, что предлагали, но отчего-то не мог, да и, видимо, не хотел приспосабливаться к судовой жизни. Как говорили у нас на родине, кто не учится, не сможет научиться. Хотя сам Гвидо уверял, что уходить с пинаса не собирается, ещё немного – и совсем привыкнет. Но потом опять начинал жаловаться. Филиппо повторял:

– Морская болезнь у тебя тут, – и показывал пальцем на голову Гвидо. – Не думай о ней, и она сама пройдёт!

– Я стараюсь не думать – не помогает, – обречённо отзывался Гвидо и с отвращением смотрел на сине-зелёные волны.

Нас с Франческо качка пока не особо донимала – разве что порой мешала спать. Правда, старые матросы говорили, что и качки-то ещё никакой нет.

Мы остановились в Малаге, погрузили на пинас полтораста бочонков испанского вина и разные сладости и взяли человек десять пассажиров. Малага – красивый город, но с Генуей не сравнится. Потом прошли через Гибралтар и после остановок на Мадейре и на Канарских островах повернули на зюйд, к островам Зелёного Мыса. Когда наш «Святой Христофор» вышел на океанский простор, я ахнул – представил, какой океан огромный, аж дух захватило.

Когда мы пересекли тропик Рака[15], на судне устроили праздник Нептуна и заодно морское крещение для новичков. Ребята рассказывали, что новеньких обычно заставляют прыгать в море с рея три раза подряд, но в этот раз так делать не стали, потому что утром видели возле пинаса акулу. Так что нас просто окатили водой при общем смехе.

До сих пор наше плавание шло благополучно. А потом в один вроде бы погожий день бывалые матросы стали с тревогой поглядывать на небо и слушать ветер. Сперва я удивился, а потом понял, что их беспокоит: большие лёгкие облака, веерообразно расходившиеся из-за горизонта. Через некоторое время ветер усилился, засвистел, задул порывами, волны стали больше и выше. Небо закрыли низкие быстрые тучи с рваными краями, сделалось сумрачно. Начинался шторм, который нам предстояло выдержать в открытом океане. Хмурое небо вдали неприятно отсвечивало грязно-розовым.

Шкипер Хоорн беспокойно мерял шагами палубу и посматривал на «Святой Бенедикт» вдали. На нём убавили парусов, и мы сделали то же самое. Я глядел на Франческо и тоже старался делать вид, что ничего не боюсь, хотя у меня душа уходила в пятки. А ещё страшнее стало, когда я ощутил какое-то странное давление в ушах и непонятную, вроде бы беспричинную тоску. Сперва я принял её за дурное предчувствие и даже заволновался об исходе шторма. Врать не буду – в ту минуту мне очень захотелось всё бросить и оказаться дома. Но куда денешься с судна в океане? А вскоре моя тоска превратилась в отвратительную сосущую тошноту. Я понял, что это начало морской болезни, и вспомнил рассказы Таддео про шторма, длившиеся по целой неделе. Мне уже сейчас казалось, что непогода тянется очень долго… Боцман пошёл проверить, хорошо ли закреплены пушки, а нас отправил в трюм к помпам, откачивать воду, которая из-за сильного волнения быстрее натекала в щели обшивки. Я качал до боли в руках, старался отвлечься от дурноты, но ничего не помогало.

Наконец нас сменили, и мы вышли наверх. Признаюсь, эту первую в моей жизни бурю я плохо помню, потому что большую её часть провалялся в беспамятстве. Но её начало мне никогда не забыть. Когда заревел шторм, я невольно посмотрел на небо и перекрестился. Вдруг осознал, что ближайшая твёрдая земля – в нескольких милях под килем судна, и похолодел. Над пинасом со всех сторон вздымались огромные чёрно-зелёные валы, ветер то свистел, то стонал, то ревел в снастях. Казалось, будто над снастями носились и выли какие-то дикие призраки. Наш «Святой Христофор» надрывно скрипел, перекатываясь с одной водяной горы на другую, словно тащил непосильную ношу. «Святой Бенедикт» мы потеряли из виду.

Ветер смешался с водяной пылью и при каждом порыве щедро обдавал нас брызгами. Всё было мокрым, казалось, весь пинас промок и продрог насквозь. Высокие штормовые паруса надувались, и пинас с трудом подвигался вперёд, вздрагивая от ударов волн в борта, с жалобным скрипом забирался на очередную водяную громаду, а потом тяжело скатывался с неё носом вниз. В такие моменты казалось, что он падает, вот сейчас прямиком уйдёт в пучину, и волны сомкнутся над ним. Но он ненадолго зарывался носом в воду и, скрипя, взбирался на очередную волну. Вдали океан выглядел серым, словно кипел, и только вблизи открывалась его чёрная глубина. Когда огромные волны поднимались над нами, я смотрел на их тёмные склоны и шептал молитвы. Океан казался огромным чудовищем, которого разбудили по неосторожности; его гневный рёв смешивался с воем ветра и отчаянным скрипом судна, и от этих звуков кровь стыла в жилах.

Мой взгляд упал на Гвидо, который глядел на бушующий океан зачарованно, как кролик на удава. Его лицо было белее мела. Потом он выкрикнул что-то странным высоким голосом и кинулся к борту.

– No! Ты что, свихнулся?! Вернись!!! – заорал Франческо.

Но Гвидо не слышал – он прыгнул за борт, взмахнув руками, и огромная волна накрыла его. Больше он не показывался над водой.

– Diavolo! Как он мог… это же смертный грех! – выговорил Франческо и перекрестился. Его лицо было мокрым от воды, но я увидел, что из глаз потекли слёзы.

– Ему теперь перед Богом отвечать, – ответил Филиппо и хлопнул Франческо по плечу.

Я почувствовал, что меня сейчас вывернет наизнанку, и кинулся к подветренному борту. Перегнулся, ощущая, как без толку сводит внутренности. Потом тряхнул головой, чтобы прийти в себя. Тело плохо слушалось, руки дрожали. Пинас дёргался во все стороны. Ребята вытягивали какую-то снасть, и я, ругаясь сквозь зубы, пошёл к ним и ухватился за ходовой конец, надеясь отвлечься за работой. Но меня ненадолго хватило, опять пришлось всё бросить и тащиться к подветренному борту. Я старался ни о чём не думать и ни на что не обращать внимания, чтобы не поддаться панике. Но после очередного приступа морской болезни, не помню, какого по счёту, накатила отвратительная липкая слабость, я уже не смог идти и сполз на палубу. Ещё никогда я не видел смерть так близко и не ощущал её близость так остро – эти водяные горы, этот беспощадный ветер, трепавший наш пинас. Перед глазами всё ещё стояло белое лицо Гвидо. Я представил, как его тело опускается на дно, в темноту, опускается без конца… До дна, должно быть, несколько миль… Мне мучительно захотелось, чтобы судно перестало качаться хоть на минуту. В глазах то и дело темнело, я старался остановить на чём-нибудь взгляд, но всё уплывало, как во сне. Я испугался, что потеряю сознание и меня смоет за борт. Вдруг пинас кинуло вбок, и палуба ушла у меня из-под ног. Я поскользнулся, упал ничком, ударился щекой о мокрые просмолённые доски и провалился в зелёную тьму.

Меня привела в чувство холодная волна, окатившая меня с головы до ног. Я ощутил во рту горько-солёный вкус океанской воды и открыл глаза. Стояли сумерки, а может, так только казалось из-за тёмных туч. Шторм не ослабевал. Я с трудом приподнялся. Мутило так, что хотелось вывернуть всё нутро наизнанку, голова кружилась, пальцы не слушались, как верёвочные. А пинас раскачивался и надсадно скрипел. Я гнал от себя мысли о смерти, но в ту минуту она казалась скорой и неизбежной. Я опять начал повторять молитвы, почти бездумно, только чтобы хоть как-то овладеть собой и отогнать ужас. Приподнялся, посмотрел за борт – и вдали, во мгле, увидел большой корабль, который показался мне очень странным. Я сразу даже не понял почему, а потом до меня дошло: он шёл круто к ветру, почти против ветра, и шёл спокойно и уверенно. Это был не «Святой Бенедикт». У меня сразу мелькнула мысль о «Летучем голландце», но мне почему-то показалось, что это не он. На миг даже захотелось оказаться на том корабле – его как будто почти не качало. «А впрочем, если это и „Летучий голландец“, неудивительно. В недобрую переделку мы попали… Какой же я дурак, что пошёл в море!» – подумал я с досадой и опять сполз на палубу.

15

Тропик Рака – параллель, расположенная на 23° 26′ 16″ к северу от экватора.