Страница 8 из 14
Обедали ревизоры в ресторане, расположенном через дорогу, наискосок, за пятьдесят метров от райфо. Ресторан находился на втором этаже магазина Мосаинова. Ходили ревизоры туда втроём. Соня брала поесть с собой или иногда обедала дома. На дорогу до дома она тратила пятнадцать минут, поэтому домой обедать ходила редко, только, когда болели дети.
* * *
Неожиданно для Сони, в один из дней, Вячеслав Никифорович пригласил её в ресторан на обед. Она вежливо отказалась, сославшись на плохое самочувствие. С этого момента он стал проявлять к ней интерес, каждый день сидел возле неё и пересчитывал документы в её папках. Соня была уже не рада его вниманию, потому что он нашёл в её документах ошибки.
– Я закрою глаза на ваши ошибки, если вы сходите со мной пообедать, – настойчиво предложил он.
Соня боялась потерять работу, поэтому согласилась. «Что тут особенного, – думала она, – пообедать с кем-то, это не измена мужу». Она больше боялась свекрови, чем мужа. Если кто-то увидит её с ревизором и доложит свекрови, то будут неприятные нравоучения, а Серёжа всё простит. И Соня решила сегодня же вечером самой посоветоваться с Евпраксией Павловной, как ей быть в данной ситуации.
Вячеслав Никифорович обрадовался, что Соня согласилась с ним пообедать, и в приподнятом настроении стал собираться на обед, не дожидаясь, когда часы укажут обеденное время.
– Софья Семёновна, пойдёмте пораньше, иначе нас опередят другие, – сказал он, надевая пальто. – Одевайтесь, а я буду ждать вас внизу.
У Сони денег с собой было мало, всего рубль, чтобы по дороге домой купить хлеба, и она надеялась, что кавалер сам заплатит за неё. Ведь он был такой вежливый и обходительный. На улице снег продолжал таять, но его за зиму нанесло столько, что казалось, огромные сугробы, по краям дороги, никогда не растают. Соня и Вячеслав Никифорович быстро дошли до ресторана, поднялись на второй этаж, и гардеробщик принял у них пальто. Помещение в ресторане было не большое, здесь размещались десять столиков, за которыми могли сесть по четыре человека. Соне приходилось бывать здесь один раз с отцом и сёстрами, ещё в детстве, когда ей было двенадцать лет. Они тогда ездили из деревни в Данилов за покупками. Ей запомнилось вкусное мороженое, которое делали в ресторане.
– Здесь всё, наверное, стоит дорого, – смущённо говорила она, поправляя причёску возле большого зеркала.
– Отнюдь нет, – успокоил её Вячеслав Никифорович. – Я каждый раз трачу не более пяти рублей и всё очень вкусно и сытно. Присаживайтесь за этот столик, – предложил он, – И не переживайте, я за вас расплачусь. У меня всё же зарплата побольше, чем у вас. У Сони зарплата составляла двести рублей в месяц, а сколько у него, она только предполагала, но спрашивать об этом ей было неудобно. В ресторане в этот момент занято было только половина мест. В большинстве здесь обедали люди в рабочей одежде, пришедшие выпить пива и перекусить. Кроме ресторана, пива в Данилове больше нигде не продавали.
– Что будете заказывать? – спросил Вячеслав Никифорович.
– Мне бы хотелось заказать сливочное мороженое, и больше ничего, – смущённо ответила Соня. – Раньше здесь я пробовала мороженое,
– Теперь вряд ли его здесь делают. Я знаю меню наизусть, оно висит возле зеркала на стене. Предлагаю заказать нам по рассольнику на первое и на второе мясо кролика под белым соусом, чай и по пирожку.
Софья Семёновна Сержпинская.
Фотографировалась примерно в 1935 году.
Он подозвал официантку и сделал заказ. Официантка быстро принесла на подносе тарелки, и всё необходимое, и сразу взяла деньги с клиента. Всего Вячеслав
Никифорович заплатил семь рублей пятьдесят копеек. Пока Соня ела суп, внимательно осмотрела оформление зала. Как и раньше на окнах висели шикарные шторы, наверное, те же, что и при хозяине. С потолка свисала красивая люстра под свечи, а на стенах были электрические бра, под которыми висели небольшие картины в багетных рамах. Вся обстановка была прежней, как и тогда, и эти картины ей тоже запомнились. Вячеслав Никифорович ел молча и не спеша, периодически он вытирал
салфеткой свои усы и внимательно, с любовью наблюдал за своей спутницей, сидящей, напротив. Закончив есть суп, он сказал:
– Софья Семёновна, если вам очень хочется мороженого, то приезжайте ко мне в Ярославль, я вам приготовлю домашнее мороженое. У меня есть специальная машинка для его изготовления.
– У нас тоже была такая мороженица, – сообщила Соня, – но я дала её попользоваться одной знакомой, и она мне её не вернула. Оправдалась, что её украли.
– Да, есть такие люди, им ничего нельзя доверять и давать, – с возмущением произнёс он. А затем в его глазах мелькнула искорка и он спросил:
– Вы хорошо живёте с мужем? Я имею в виду материальную сторону.
– Неплохо. Но мы с самого начала нашей совместной жизни договорились со свекровью, что всю зарплату мы с Серёжей будем отдавать ей. Она планирует, расходы нашего семейного бюджета и выдаёт нам деньги на покупки.
Разговор прервался, когда в ресторан пришли две другие женщины – ревизоры и сели к ним за столик. Женщины не придали значения, что Вячеслав Никифорович и Соня вместе обедают. Во всяком случае, по их равнодушному виду это Соня поняла. Завершив свой обед, Соня и её благодетель вернулись в финансовый отдел. Там, она при удобном случае, попросила Любу Романову никому не говорить, что она обедала с ревизором.
– Хорошо, – обещала Люба, – буду молчать, как рыба.
По её загадочному выражению на лице, было понятно, что она что-то подозревает в отношениях Сони с ревизором. У неё и у самой были не понятные дела с заведующим райфо Мишиным.
* * *
Домой Соня пришла, как всегда, полседьмого, выложила в кухне на стол хлеб и макароны, купленные после работы в магазине, а затем, вернулась в прихожую, чтобы раздеться. Свекровь, была дома и заметила, что Соня прошла в комнату в сапогах.
– Сколько раз вам с Серёжей говорить, что не надо в грязной обуви с улицы проходить в дом, – строгим голосом сделала она замечание.
Серёжа тоже был дома и, выйдя в прихожую, обнял и поцеловал жену, как бы успокаивая её. Вслед за ним выбежали Саша, Вова и Коля. Они радовались, что мама пришла с работы домой. Им не хватало материнской ласки, так как редко виделись с мамой. Она уходила на работу, когда малыши спали, а Колю Серёжа уводил в школу. Единственный день, когда Соня могла уделить немного внимания детям – это воскресение. И то она весь день стирала, накопившееся за неделю, бельё.
Вечером свекровь сидела в большой комнате за письменным столом и проверяла тетради своих учеников. Кроме электрической лампочки, висевшей под потолком, стол освещала керосиновая лампа, так как электрическая лампочка горела тускло и плохо освещала комнату. Соня, тем временем гладила бельё, старым утюгом, разогреваемым углями. То и дело, приходилось добавлять в утюг угли, добытые из печки. Она ждала удобного момента, чтобы поговорить со свекровью. И вот, Серёжа взял свои шахматы в руки и сказал:
– Сонечка, я пойду к Костыгову поиграть в шахматы. Воду я принёс, помои вынес.
– Ладно, иди, – ответила Соня и, когда он ушёл, спросила свекровь:
– Мама, я бы хотела с вами посоветоваться.
Евпраксия Павловна оторвала свой взгляд от тетрадей и повернулась к Соне.
– Слушаю тебя, дорогая, о чём ты хотела посоветоваться?
У свекрови был усталый вид, под глазами были мешки, а лицо пересекали морщинки. Она плохо себя чувствовала и ждала ухода на пенсию, до которой оставался один год.
– Дело в том, – начала говорить Соня робким голосом, – что ко мне не равнодушен наш ревизор Вячеслав Никифорович. Он нашёл в моих документах несколько ошибок и пригласил меня на обед в ресторан, заверив, что закроет глаза на мои ошибки, если я с ним пообедаю.
– Ну, и в чём тут проблема? – спросила Евпраксия Павловна.