Пятна на солнце

Сорокин перелез через забор и внезапно почувствовал сильную боль в ноге. Он остановился и, схватив горсть снега, вытер им лицо. По спине потек тонкий ручеек пота. Он попытался сделать шаг, но боль по-прежнему держала его в своих объятиях.

«Надо идти, – дал он себе установку. – Нужно брать Старика, пока он не уложил еще кого-нибудь из моих людей».

Пересилив боль, он сделал несколько шагов и остановился у угла дома. С улицы раздалось несколько выстрелов. Сорокин, прижимаясь к стене, стал потихоньку продвигаться к входной двери. Огромная, свирепая собака, сторожившая дом, испугавшись выстрелов, спряталась в будке и замерла и не подавала признаков жизни. Дверь в дом оказалась незапертой. Александр приоткрыл ее стволом пистолета и заглянул в сени. Они были пусты. В комнате раздался выстрел. Он резко распахнул дверь и увидел стоявшего к нему спиной мужчину.

– Брось оружие и подними руки! – произнес он. – Бросай, иначе убью!

Мужчина обернулся на голос. Увидев в руке Сорокина пистолет, он бросил свой на пол и поднял руки.

– Я тогда еще понял, кто ты и зачем пришел, – произнес мужчина, внимательно рассматривая капитана. – Надо было тебя чикнуть, и проблем бы не было.

– Если понял, то почему не чикнул?

Мужчина не ответил. В комнату вошел Говоров. Не говоря ни слова, он ударил мужчину в лицо кулаком.

– Тварь! Была бы моя воля, я бы тебя… прямо здесь без суда и следствия.

Мужчина ладонью вытер кровь из разбитого носа и сплюнул на пол. Вслед за сотрудником милиции в комнату вошел Храпов.

– Это он убил Витьку Никитина, – произнес он. – Может, его к стене?

– Не торопись, от стены он не убежит. А пока уведите его и приступайте к обыску. Посмотрите внимательно в сарае, там должны находиться осветительные ракеты.

Сорокин вышел из дома и, попрощавшись с Говоровым, направился к машине. Через час он уже был на рабочем месте.

Сев за стол, он позвонил дежурному и приказал привести к нему раненого Рашпиля.

– Присаживайся – предложил ему капитан.

Рашпиль, хромая на левую ногу, прошел в кабинет и сел на табурет. Он с вызовом посмотрел на капитана и сплюнул на пол. Сорокин молча вышел из-за стола и, сняв с арестованного шапку, бросил ее на плевок и ногой растер плевок. Подняв шапку, он надел ее на диверсанта.

– В следующий раз вытрешь плевок своим лицом. А сейчас: фамилия, имя, отчество? – Он взял со стола ручку, приготовился писать.

– Не помню, – с ухмылкой ответил Рашпиль. – Раньше помнил, а теперь нет.

– Тогда начнем с того, что я тебе скажу, где ты находишься. Это специальный отдел НКВД. Понял? Ты оказал вооруженное сопротивление сотрудникам и только это потянет лет на двадцать пять как минимум, но могут приговорить и к «вышке». Это первое. Второе, ты наводил немецкие самолеты на цели, а за это – расстрел. Однако при оказании помощи следствию, можно избежать казни. Так что твоя жизнь зависит только от тебя.

Лицо Рашпиля исказила кривая ухмылка. Похоже, слова капитана НКВД не произвели на него никакого впечатления. Наверняка он хорошо понимал, что его, оказавшего вооруженное сопротивление сотрудникам НКВД, расстреляют, и никакое сотрудничество со следствием не спасет его от высшей меры.

– Не нужно мне ездить по ушам, начальник. Оставьте ваши «ля-ля-тополя» для других. Я отлично понимаю, что меня ждет впереди. У меня за спиной пять ходок, и я жизнь знаю не по учебникам.

– Неужели ты думаешь, что я не заставлю тебя рассказать все, что ты знаешь о диверсантах? В этих стенах начинают говаривать даже кирпичи, если к ним обращаются с вопросами. Поэтому я предлагаю тебе самому все рассказать, чтобы не испытывать неприятные моменты.

– Мне не нужны ваши советы, гражданин начальник. Оставьте их для своих подчиненных.

На столе Сорокина зазвонил телефон. Он снял трубку и услышал голос майора. Выслушав его, он посмотрел на сидевшего перед ним арестованного, который прислушивался к их разговору.

– Да, я сейчас приеду, – произнес Сорокин и положил трубку.

– А здорово он вас, начальник, – восхищенно произнес Рашпиль. – Я бы даже сказал – классически.

Капитан вызвал конвой и приказал отвести арестованного в камеру.

Александр шел по коридору наркомата внутренних дел, то и дело, козыряя офицерам, проходящим мимо него. Всю дорогу, пока он ехал, его не покидала мысль, что вызов его на «ковер» к начальнику отдела дело рук майора. Он остановился перед дверью и посмотрел на блестевшую в свете электрических ламп медную пластину, на которой красивыми буквами были выгравированы должность и фамилия начальника. Глубоко вздохнув, он открыл массивную дверь и оказался в небольшой приемной.

– Сорокин? – спросила его девушка, одетая в гимнастерку.

– Так точно, капитан Сорокин.

– Подождите минутку, у Ивана Тимофеевича небольшое совещание.

Александр сел на стул и, достав из кармана носовой платок, вытер им внезапно вспотевший лоб.

– По-какому вопросу меня вызвали? – поинтересовался он у секретаря.

Девушка молча пожала плечами. Прошло минут пятнадцать, когда из-за двери показался комиссар НКВД первого ранга. Сорокин вскочил на ноги и вытянулся по стойке смирно. Комиссар прошел мимо, даже не взглянув на него. Секретарь вошла в кабинет начальника, чтобы доложить о прибытии Сорокина.

– Заходите, – произнесла секретарь, выходя оттуда. – Иван Тимофеевич ждет вас.

– Здравия желаю, Иван Тимофеевич. Разрешите?

Иван Тимофеевич Сидоров был старым чекистом. Ходили слухи, что в ЧК он пришел вместе с Дзержинским. Сорокин хорошо знал, что он не любил, когда к нему обращались по званию, так как считал, что работа в наркомате внутренних дел накладывает на отдельных людей негатив, который сводится к погоне за званиями, перечеркивая человеческие качества чекиста.

– Проходите, Сорокин, – произнес о хрипловатым от простуды голосом. – Мне доложили, что при ликвидации немецких диверсантов, группа понесла потери. Это правда?

– Так точно. Погиб младший лейтенант Виктор Никитин.

– Как же так? Мне говорили, что вы опытный сотрудник, и вдруг потери? Неужели нельзя было обойтись без них….?

Он не договорил, давая возможность Сорокину доложить, как это произошло. Александр подробно рассказал ему, как был убит его сотрудник. Выслушав доклад, Сидоров неожиданно поинтересовался его взаимоотношениями с майором.

– Какие могут быть отношения между начальником и подчиненным? Скажу честно, что операцию по захвату немецких диверсантов мы начали по его команде. Я предлагал перенести ее, так как мы столкнулись лишь с исполнителями и еще не вышли на радиста и резидента. Однако он сослался на ваше решение, и мы вынуждены были начать операцию без соответствующей подготовки.

– Выходит, во всем виноват я? Так получается? Почему вы не обратились лично ко мне?

– Мне не разрешили, Иван Тимофеевич.

– Кто не разрешил? – он спрашивал, чеканя каждое слово.

Сорокин промолчал. Начальник отдела достал из портсигара папиросу и закурил.

– Что так смотришь на меня, капитан. Думаешь, вот сидит этот старик за столом и учит меня жить. Я всегда раньше, почему-то считал, что старость наступает лишь тогда, когда человек не воспринимает необычное. Но сейчас я поменял свою точку зрения. Почему, пока не знаю.

Он докурил папиросу.

– Что у нас с майором Бекметовым? – неожиданно спросил он. – Нашли?

– Ищем, Иван Тимофеевич. Не исключено, что он временно «залег на дно». У нас есть тонкая ниточка, но ваш заместитель заставил переориентировать работу группы на ликвидацию ракетчиков и тем самым лишил меня возможности проверить ее.

Начальник стряхнул пепел с папиросы в пепельницу и посмотрел на Сорокина. Ему нравился этот моложавый капитан с медалью на груди. Он чем-то напоминал его в молодости: такой же цепкий, честный и прямой.

– Все, что связано с группой ракетчиков, передайте Любимову, а сами займитесь розыском майора Бекметова. Задача ясна? И еще. Постарайтесь найти этого человека как можно быстрее. Нами перехвачена немецкая радиограмма, которая требует активизации операции «Туннель». Что это, мы пока не знаем.