Страница 103 из 108
Гостиница Бристоль в Ярославле.
Охрану гостиницы они застали врасплох и быстро разоружили. Затем они арестовали всё губернское начальство и несколько часов ругались с ними. Председатель губисполкома Нахимсон стал угрожать бунтовщикам, что всех расстреляет и даже повесит. Не надо было ему так говорить, согласился бы на уступки и всё бы обошлось. Но он стал солдат запугивать. Тогда они сами застрелили его и ещё несколько руководителей застрелили прямо в гостинице. Остальных большевиков посадили под арест в номерах гостиницы, а затем, через несколько дней, в трюме баржи, устроили плавучую тюрьму, куда сажали всех остальных большевиков. В тот период в Ярославле находился один из руководителей левых эсэров Борис Савенков. Он жил в этой же гостинице и решил, что надо поддержать бунтовщиков.
Услышав про него, Евпраксия сообщила, что лично знакома с ним.
- Как он рискует, - покачала она головой. - Его могут убить.
- Да нет, они с Перхуровым потом сбежали ночью на пароходе, - сказал Дмитрий и продолжил рассказывать: [1]
- Утром, шестого июля, Савенков созвал своих однопартийцев на собрание. Затем левые эсеры направили агитаторов во все воинские части Ярославля, они рассказывали о бесчинствах в деревнях отрядов продразвёрстки, и многие солдаты поддержали восставших. В нашем полку солдаты выбрали нового командира полка, так как прежний командир отказался идти с восставшими и его застрелили. Я тоже не хотел ввязываться в драку, в душе я сочувствовал большевикам. Ещё на фронте я заинтересовался идеей коммунизма. В окопах и блиндажах мы тогда часто дискутировали с товарищами на эту тему. Однако в Ярославле, меня под угрозой расстрела вынудили принять участие в восстании. В первые дни восстания, когда была неразбериха, многие солдаты из нашего полка вернулись в воинскую часть и выступили на стороне большевиков. Пока восставшие митинговали в центре Ярославля, на площади «Богоявления», пока выбирали новое руководство города и губернии, солдаты верные большевикам перекрыли мост через Которосль и обстреляли мятежников. Так начались боевые действия шестого июля. Я понял, что дело плохо и отправил жену в Данилов. Сам я не мог оторваться от слежки моих подчинённых, и мне не удалось уехать с женой. Таня это подтвердит. Меня опять выбрали командиром роты пулемётчиков. У солдат, которые выступили на стороне большевиков, пулемётчиков почти не было, потому что вся моя рота перешла на сторону восставших. В Ярославле жили отставные офицеры царской армии, которые были безработные и выживали, кто как мог. Они с радостью влились в ряды восставших, одели свою форму с орденами. Ещё заранее прибыли из других городов офицеры. Избранный на митинге комитет, возложил военное руководство восстанием на полковника царской армии Перхурова. Тот приказал одеть всем прежние погоны и соблюдать старый устав. Многим солдатам это не понравилось, но, расстреляв несколько недовольных, Перхуров установил железную дисциплину. Вся власть была в руках Перхурова, а Савенков был возле него, как советник. Я тоже находился при штабе, так как меня Перхуров назначил командиром охраны штаба и резервного отряда. Пулемёты он распределил по фронту. Я всё время думал, как бы сбежать, но такой возможности не было. Быстро образовался фронт, по линии блокады Ярославля. В руках большевиков были окраины Ярославля, железнодорожный вокзал, и фронт проходил так же по реке Которосль. Поскольку я находился при штабе, то часто слышал разговоры руководителей восстания. Они надеялись на помощь Англии, на их войска в Архангельске. Они упустили время и не попытались прорвать блокаду. А к ним приходили посланники от крестьян из ближайших волостей, которые просили оружие, и хотели поддержать восставших. Но Перхуров не верил в успех крестьянской партизанской войны и не хотел распылять свои силы. Кроме того, он был ярый монархист, мечтал восстановить царскую власть и восстановить привилегии помещиков. Поэтому видел в крестьянах будущих врагов. Он не хотел их вооружать.
Сергей Сержпинский, внимательно слушавший Дмитрия, спросил:
- Как местное население относилось к восставшим?
- Первые дни восстания Ярославцы обрадовались, что большевиков свергли. Им надоело беззаконие и разгул преступности. Все соскучились о прежней спокойной жизни.
Особенно активно поддержали восстание студенты. С первых дней они организовали два батальона и держали фронт против отряда рабочих с мануфактуры. Но потом из-за блокады в Ярославле начался сильный голод, и Ярославцы пытались сбежать из города, но Перхуров издал приказ не выпускать из города никого и стрелять по беглецам.
- Почему же победили большевики? – спросил Геннадий Иванович.
- Причин много, - продолжал говорить Дмитрий. – У большевиков было больше артиллерии.
Полковник Перхуров после мятежа перед расстрелом. Фото из книги «История Ярославского края».
С девятнадцатого июля большевики начали сильный артиллерийский обстрел города и в короткий срок превратили его в руины. Деревянные дома горели. Перхуров и Савенков уже сбежали, и командование обороной принял на себя другой полковник. Он послал меня с моими солдатами из резерва усилить оборону железнодорожного моста. По пути туда я попал под артиллерийский обстрел и был контужен, лежал посреди улицы без сознания. По улице шли матросы с красными повязками, с винтовками наперевес. Я, очнувшись, видел, как матросы закололи штыками, сдавшегося им солдата из числа восставших. Ещё живого они бросили его в огонь горевшего дома. Я лежал, не шевелясь, и матросы прошли мимо. Затем я снял погоны, чтобы меня не застрелили, хотел спрятаться в доме, который не горел, но снова потерял сознание. Очнулся я в госпитале, где лежали несколько знакомых солдат. Они делали вид, что друг друга не знают. Все выдавали себя сторонниками большевиков. Через несколько дней, в госпиталь пришли матросы и стали допрашивать раненых, пытаясь выявить «контру». Таким способом им ничего не удалось добиться, и они пошли на хитрость. Объявили, что пулемётчикам выдадут денежную премию и отпустят домой в отпуск. Трое пулемётчиков из моей роты поддались на эту провокацию. Двоих сразу во дворе госпиталя расстреляли, а третьего долго допрашивали и били. Он мог меня выдать. Тогда я ночью переплыл Волгу, хотя плохо себя чувствовал и рисковал утонуть, но другого варианта у меня не было. На берегу, в Тверицах, я наткнулся на убитого солдата и взял у него удостоверение.