Рождественские зори

– Можно было бы стихами и ограничиться, но вряд ли ты поймёшь. Говоришь, Сергея нет, друзей нет, хата не такая. У тебя много чего нет. Можно продолжить этот список: тяжёлой болезни нет, долгов нет. Ответственности за больного родственника нет. Горба нет. Инвалидности нет. Так что много чего нет – и не надо. А всё остальное можно заработать, улучшить или просто обойтись временно. Ничего страшного. Главное – быть живым и здоровым и чтобы близкие были живы и здоровы. И плохого не было. И это уже хорошо.

Дальше перечислять, или ты уже понял? Ты находишься в таком возрасте, что тебе надо только радоваться. Проснулся утром, солнце светит, в хате тепло, завтрак есть, одеть, обуть есть что. Что ещё нужно? Я в твои годы в ночную пас быков, а с осени, когда заканчивались полевые работы, пас табун жеребят. А это ночь в степи. Полураздетый, полуголодный или вообще голодный.

– И что ты предлагаешь?

– Жить! Вот когда ты встанешь самостоятельно у руля своей жизни, вот тогда будешь решать, где и с кем тебе жить, в каком доме или квартире. А пока ты ешь родительский хлеб, будь добр, разделяй с семьёй всё, что выпало на её долю. Я тебя понимаю, но и ты пойми меня. Из Крыма уехали ты знаешь почему, с Урала пришлось уехать, потому что там не получилось то, из-за чего мы туда приехали – восстановиться мне в кадрах МВД, а просто так зарабатывать там туберкулёз ни к чему, да и пространство там не наше. Холодно, а летом комары, оторванность от цивилизации, от райцентра, я уж не говорю о Свердловске. Короче, медвежий угол, поэтому и уехали сюда.

Здесь по тридцать километров что до района, что до Ставрополя, везде асфальтированные дороги, ходят автобусы. Зимы мягкие, лето жаркое и нет комаров. Места для отдыха тоже есть: плотина, лес, речка – всё для тебя, пожалуйста, пользуйся. Привыкнешь, Юра, здесь тоже люди живут, и друзей наживёшь, а что остался один, так это неизбежно. Рано или поздно вы должны расстаться: кто учиться идёт, кто в армию. Так устроена жизнь, сынок. Давай дружить с тобой, у нас с тобой не закончены курсы шоферов, да мало ли, нам просто никуда не деться друг от друга. Нам с матерью сложнее, надо искать работу, а работа незнакомая, надо всему учиться, а у тебя что там школа, что здесь, так что не переживай.

После этого разговора потеплел Юрчик, стал чаще улыбаться. Ну, слава Богу.

На работе у меня сплошные раздоры, ну никого сладу с главным бухгалтером Раисой Ивановной. Прошу документы – зачем они вам нужны? Прошу рассказать на словах – ей некогда. А как мне работать? Пошёл к директору, говорю, что не даёт Раиса Ивановна выполнять свои обязанности, объяснил, в чём дело. Пообещал разобраться. Через час явилась Раиса Ивановна, вся в слезах и с папками документов, бросила их мне на стол со словами: «Нате, изучайте!» – и ушла. Что я буду изучать? Боже, я же просил её вместе посидеть, разобраться, даже не разобраться, а растолковать мне, что к чему. Ничего не понимаю. И так к кому ни пойду – все волком смотрят. Закралась у меня нехорошая мысль: а не скрывают ли они что-то от меня, как от чужака. Ладно, решил я, буду постепенно входить в курс дел.

Руководящие и направляющие руки станицы Рождественской

Решил я начать с отделений. Встречаю в коридоре управляющего вторым отделением Алексея Алексеевича, спрашиваю:

– Где контора отделения?

– Да твою…,ты совсем станицу забыл. Дорогу на кладбище знаешь? Вот, последний домик по левой стороне улицы Ленина. Там ещё табличка красивая висит: «Второе отделение совхоза «Овцевод».

– А ниже: «И матерщинник управляющий Лазырин».

– О-о-о, поработай с моё в совхозе – я посмотрю, каким ты станешь. В сельском хозяйстве блаженные не приживаются. Здесь нужны люди с крепкими руками, нервами и крепким словцом, тогда будет порядок.

В оговоренное время я пришёл в контору отделения. Пока управляющий решал служебные вопросы с зоотехником, у меня была возможность поближе рассмотреть его. Крупного телосложения, о таких говорят: «Крупной кости человек», кулак – больше моих двух. Всё это говорило о недюжинной физической силе. Что меня удивило в нём, так это выражение его лица, а точнее – глаз. При разговоре он выражал совершенное удивление, как будто спрашивал: «Я ещё должен объяснять?». А его твердый голос и спокойная жестикуляция говорили о его внутренней силе, об уверенности в том, что он говорит или делает. Такие люди мне всегда внушали уважение.

А. А. Лазырин

Когда остались вдвоём, я рассказал ему о своих проблемах.

– Тьфу, твою … да разве это проблемы? Плюнь на всё и сиди себе в кабинете. Работу тебе принесут, можешь не беспокоиться. А на Раису Ивановну не обижайся, ну вот такая она эмоциональная. Она терпеть не может, когда кто-то лезет в её бухгалтерию. Да ничего там противозаконного нет, просто она ревностно охраняет результаты своего труда. Ну, такой человек, а так она весёлая, общительная, поработаешь – поймёшь. Мой тебе совет: ни к кому не ходи, ничего не проси. Сами придут.

Звоню в первое отделение, договариваюсь с Борисом Гавриловичем Литвишко о встрече. При встрече не могу поверить глазам своим: этого человека я помню с детства, а он не меняется. Все такой же худощавый и очень подвижный, с живым умом.

Б.Г. Литвишко

– Ну что, Толик, оставляй своего железного коня здесь, давай вспомним молодые годы, прокачу я тебя на настоящем коне – на бидарке. На ней и шуму меньше, и время больше для разговора.

– А куда поедем?

– А ты что хотел посмотреть? У меня один мехотряд, два агрокомплекса – зерновой и кормодобывающий, более десяти кошар с поголовьем в пятнадцать тысяч овец, одна молочно-товарная ферма и один телятник. Выбирай.

– Как же вы справляетесь с таким хозяйством?

– Я не один, партактив помогает.

Партактив

– Борис Гаврилыч, извините, но я приехал не с инспекторской проверкой. Я приехал, если позволите, просто поговорить.

– Я тебя, Толик пойму, потому что ты от роду наш, только давай с тобой договоримся: вот эти штучки, которые якобы присущи только людям образованным, типа «извините, позволите» – это ты оставь для центральной конторы. Там все после институтов, им это уж дюже нравится. А мы тут, как говорили раньше, так и говорим, мы университетов не кончали. Поэтому давай напрямую: что тебе интересно?

– Мне не так интересно, как непонятно. Начальники отделов не дают данных…

– Каких?

– Ну, допустим, в отделе зоотехника не дают сравнительный анализ падежа скота, хотя бы за квартал. В агрономическом отделе не дают данных об урожайности зерновых, о количестве земель во временном отчуждении, бухгалтерия – вообще в слёзы. Ведут себя так, будто я пришёл в их владения и пытаюсь нарушить устоявшийся порядок вещей.

Борис Гаврилович внимательно, с прищуром, смотрел на меня. Его глаза светились добротой и лаской.

– А знаешь, ты прав. Честное слово, здорово подметил – «владения». А как иначе сказать? Я как с фронта пришёл после ранения, как поставили бригадиром, так по сегодняшний день и бригадирствую. Представь, что я более сорока лет работаю, не имея ни отпуска, ни выходного. Ну, если каких два-три часа днём уделю дому – вот и всё. Утренняя дойка начинается в пять утра, и мне надо быть там, а вечерняя заканчивается в девять вечера – и мне также надо быть. Днём полевые работы надо объехать, заехать в мехотряд, выяснить, почему какой-то трактор не вышел… Да разве только это?