Страница 6 из 13
Жена Владимира, Валентина, которая молча наблюдала за нами из-за прилавка, громко позвала:
– Володя, не мешай людям чай пить.
Владимир не обратил внимание на предупреждения жены и продолжал:
– Я вам стихи расскажу про это «богатство».
– А ты говоришь – богатство.
– Красиво ты меня. Но мы живём будущим. А ты почему не на работе?
– Я же работаю в газе…
Валентина, жена Владимира, быстро отреагировала:
– Да, да, в газе! – и смешно щёлкнула себя пальцем по горлу.
Владимир рассмеялся и произнес, обращаясь к жене:
– Валя, я тебя обожаю. Ты так неумело пользуешься этими жестами.
– Потому что работаю не в газе.
Лена состроила забавную гримасу, что у всех вызвало улыбку.
– Не столовая, а литературный кружок. Но самое интересное: сколько людей, столько и мнений-суждений.
Мы вспомнили про остывший чай, но тут нас окликнули:
– Катковы, мы закрываемся. Просим вас на выход.
Двадцать второго августа 1985 года мы проводили в жизнь сразу двух своих деточек. На вокзале я им сказал:
– Будем ждать вас на этом перроне с дипломами.
– Ой, нескоро это будет.
– В народе говорят: «Самый длинный путь начинается с первого шага». Всегда идите по жизни с высоко поднятой головой. Уверенность привлекательна.
Честно признаюсь, радости или хотя бы чувства удовлетворённости я не испытывал. Нежность и жалость – вот что рвало мою грудь. Прощаясь у вагона, я дал Серёже листок бумаги, а Маша обняла Лену и что-то нашептывала ей на ушко.
Проводили, едем домой, Маша спрашивает:
– А что за листок ты дал Серёже?
– Да выписал молитву о сыне из того нижнетагильского молитвослова и передал ему.
– А я выучила молитву о дочери и прочла её Лене.
– Прямо-таки на память?
– Не веришь? Слушай.
– Да, душевная молитва.
– Вот и пусть с Богом отправляются во взрослую жизнь. За ужином Маша вновь заговорила о детях.
– Знаешь, что меня мучает? Чувство неуверенности в том, что мы сможем содержать их. Ты представляешь, сколько им надо денег? Минимум по СТО рублей КАЖДОМУ и КАЖДЫЙ месяц, а у нас нет таких денег.
– Да, ты права, у нас осталось что-то около семисот рублей, но нам надо искать жильё. Сколько оно будет стоить? Юрика одевать в школу надо.
– Э-хе-хе. С деньгами не так хорошо, как без них плохо. Мне надо искать работу. Поговори в отделении, может, я дояркой пойду или на откормочный.
– Нет, Машенька, ты уже работала дояркой. Вот купим себе хату, и будешь домашним хозяйством заниматься. Там и доярка, и копалка, и прополка, и готовка, так что полный набор удовольствий тебе будет обеспечен.
На работе я всё время спрашивал, где какая хата продаётся. Подсказали мне, что в Кучугурах продают дом Чибирковы. Поехал посмотреть. Батюшки, они просят за него пять тысяч. И за что? Дом большой, но неблагоустроенный, удобства на улице, отопление печное. С осени до лета не подъехать – мочаки.
Потом сказали, что там же, в Кучугурах, рядом с Ленкой Лычёвой продаётся хата. Поехал, посмотрел. Это не хата, а шалаш. Маленький коридорчик на две пары обуви и одна небольшая комната с русской печкой без плиты. Тётка Ленка дала адрес хозяйки хаты, разыскал я её в Рыздвяном на улице Степной, а она за неё цены не сложит. Батюшки, за что там тысячу платить? Снизила до семисот – и ни рубля больше. Уехал я. Пусть остынет от торгов, может, через недельку ещё скинет, а я пока дальше поищу.
На следующий день эта женщина пришла ко мне на работу и предложила цену в пятьсот рублей. Такие деньги у меня были. Спустились мы на первый этаж в сельский Совет, где она написала расписку в получении денег и расписалась в по-хозяйственной книге. Вот так в наше время происходила купля – продажа жилья. Никаких юридических контор, никаких пакетов документов, регистраций собственности. Написал расписку, что деньги за хату получил, в похозяйственную книгу сельсовета вписали нового владельца – и дело с концом.
Так к концу октября мы перебрались в собственное жильё. К тому времени мебель, которая стояла у мамы во дворе под брезентом, успешно развалилась. Наверное, поняв, что для неё нет места, она самоликвидировалась.
Топить приходилось дровами и углём. Дров надо было много, и с ножовкой их не запасёшь. Купил в Изобильном бензопилу и в верху своего огорода стал заготавливать дрова. Такой техники в округе у людей не было, и стали идти ко мне с просьбой напилить дров. Конечно, я отказывал, времени не было, да и цепи точили только в Ставрополе.
Молва дошла и до моего дяди Николая Зимовцова. Приехали они с сыном Василием и с подругой по имени «Водка русская», пообщались на уровне одной бутылки и уговорили меня попилить дрова у дяди Коли. В выходной занялись мы этой работой. В обед тётя Аня, жена дяди Коли, рассказала мне под «большим секретом», что дядя дрова из дома ворует и возит полюбовницам. Потом я убедился, что это её хобби – уличать дядю в измене. Дядя говорил, что это болезнь у неё такая.
На улице Пролетарской у одной женщины купил тонну угля: она топила газом, а уголь остался. Цену завысила, но пришлось брать, из района вести дороже. Это была моя последняя покупка в станице. Сколько нервов она мне вымотала.
– Я ему уголь продала, а он отказывает мне в юридической помощи.
– Так продала, а не подарила. За деньги и я поеду в Московское защищать твою дочь.
У тётки Ленки взяли на выплату коровёнку, и жизнь стала налаживаться.
А вот у Юрика дела шли как-то не очень. Он стал замкнутым, взгляд отрешённый. На откровенный разговор не идёт, какое задание дашь – идёт молча и делает, а ведь раньше, бывало, столько от него наслушаешься, пока он что-то сделает.
И всё же мне удалось поймать его в хорошем настроении и вызвать на откровенный разговор.
– Да надоели мне эти бесконечные переезды. Зачем уехали с Урала? Я уж не говорю о Белогорске. Мы только с Сергеем обзавелись друзьями, теперь сюда, Сергея нет, друзей нет, а мне одному, думаешь, просто? Да и хата эта, что её, можно сравнить с нашим домом в Белогорске?