Страница 11 из 13
– А люди как?
– Люди? Издали все люди неплохие.
В этом году Пасха была тёплая, пришлась на четвёртое мая. Предложил маме прийти к нам готовить куличи, яйца красить. Отказалась.
– Не обижайся, сынок, – сказала она, – если я не сама готовлю, то чувствую себя неловко. Да к тому же для меня эти хлопоты приятны и навевают воспоминания о чем-то очень далёком и очень хорошем.
На кладбище. У брата пополнение
Девятнадцатого мая получаем телеграмму с Украины, от Нины, сестры Маши: «Срочно приезжай отец при смерти. Нина». Вот это горе. Отец – такой трудяга, такой оптимист, с огромным чувством юмора – и вот.… Успокаиваю Машеньку, как могу. Но надо думать, как ей быстрее добраться. Поездом – это почти двое суток, может и не успеть. Решили, что надо лететь самолётом до Симферополя, а там автобусом. Автобусов ходит много: Симферополь – Херсон, Одесса, Николаев. На любом можно уехать до Софиевки, почти к дому Нины, где живут и родители.
Проводил свою любимую, и так стало на душе паршиво, как будто навсегда. И недели не прошло, вернулась моя жёнушка. Застала отца живым, а через сутки, двадцать первого мая, он умер.
Вот и первое лето после моего возвращения в родную станицу. Вышел на гору, побродил по Азарчеву яру, где когда-то влюбился в Аню Петрищеву. Всё цветёт, вроде всё, как и тогда, но нет той радости, нет того душевного, высокого полёта. Да и станица с высоты не кажется уже такой завораживающей, как раньше. Присел я на камень и стал разбираться, что же происходит во мне, почему нет того, что я так берёг внутри себя. Я ждал весны, ждал этой встречи со степью-матушкой, степью-кормилицей, и что же?
– Эй, мечтатель!
Это Маша. Как она нашла меня, непонятно.
– Ты, я вижу, удивлён. Вчера мы говорили с тобой, что надо сходить на гору за лахмачами. Сейчас корову подоила на пруду, иду, смотрю – ты почти до фермы доходишь, я молоко поставила и через Гридасов проулок поднялась на гору.
Моя любимая, она уже знает улочки-переулочки.
– Садись, мать, размышлять будем.
– О чём?
– Понимаешь, вот это – то самое место, которое меня всегда при воспоминании о станице приводило в душевный трепет. И вот настало нужное время, весна – лето, пришёл, а здесь, внутри меня, даже ничего не шевельнулось. Не подскажешь почему? Помню, ты говорила, что знаешь меня до последней мысли.
– Ну, коль веришь, да ещё и просишь, давай поразмышляем. Ты всё время усиленно ищешь денежные средства. Ищешь, где заработать, на чём можно сделать деньги. Так?
– Так.
– Вот тебе и отгадка твоего настроения. Детям вместо обещанных 50 рублей стали высылать по 30. Лена не жалуется, потому что она ещё работает лаборанткой, ей что-то доплачивают, а вот Серёжа…
– Ты наступила прямо на больную мозоль!
– Она есть не только у тебя. Так что давай сменим тему. Давай просто посидим, полюбуемся, ты стихи мне сочинишь…
– Нет, девочка моя, коль мысли мной овладели, дай мне разобраться в них. Пойди пособирай лохмачи, а я тут порешаю свои ребусы.
Маша ушла, а я вернулся к своим «баранам». С чего начать и чем закончить? Возле дома примерно 50-60 соток целины, если её распахать да засеять вениками, то есть просом, то на осень и корм птице будет, и повязать можно веники на продажу. Какие-никакие, но деньги. Можно было бы в совхозе взять поросят или телят на доращивание, но нет помещений. Нужно договариваться с кем-то из трактористов, чтобы вспахать целину. Надо попробовать поговорить с кем-то из чабанов – может, где-то пристрою телят или ягнят. Тогда можно брать, а дома держать нет возможности.
На сегодня можно считать, что я определился. Теперь где это моё солнышко, где эта жизнь моя? Идёт ко мне Машенька с целой охапкой лохмачей. Смеётся.
Поляна лохмачей (горицвет)
– Катков, сфотографируй меня или нарисуй. Так хочется запечатлеть эту красоту.
– Нравится?
– Очень! Вообще я считаю, весна – это когда вот так смотришь, и кажется, что весь мир в цветах. Чудо, данное нам Богом – почувствовать и увидеть рай ещё при жизни. Если послать моим на херсонщину, не поверят. У нас не такая богатая цветами степь. Зато на урожай наша степь щедрее. У нас зерновые дают от 40 до 70 центнеров с гектара, а ваша красавица – только 20-30.
– Пойдём, Машенька, домой, у меня план созрел, надо замерять огород.
– А стихи мне написал?
– Машенька, девочка моя, не до стихов мне сегодня. Видишь, проза жизни задавила.
– На твою прозу жизни есть прекрасные строчки:
– Умничка, моя девочка! А любовь давно уж меня нашла – в твоём лице. Пойдём.
– Нет, дорогой, никуда мы не пойдём, пока настроение у тебя не улучшится. Вот теперь ты расскажи мне, почему степь радует мои глаза, а вот тут, – указывает на голову и грудь, – ничего нет?
– Я думаю, что душа и память хранят ту скромную красоту степи, в которой ты выросла, и не пускают глубоко вот эту красоту. Поживём годика два-три, привыкнешь к нашей степи и так же будешь радоваться.
Маша положила цветы, легла на цветастый ковёр степи, раскинула руки, вроде желая обнять синее весеннее небо, волосы разметались по траве. Я сорвал травинку и пощекотал ею кончик Машиного носа, она быстро села и стала усиленно тереть носик кулачками. Так смешно, как маленькие дети делают.
– Ну, Катков, берегись.
Мы стали дурачиться. Говорили друг другу комплименты и сами же над ними смеялись. Вспомнили Крым, Верхний Кока-сан, где мы вот так же лежали на поляне ромашек, так же шутили, смеялись и целовались. А она прятала от меня то щёчку, то губы в траву и не давала себя целовать. Мы дружно смеялись, когда я успевал поймать и поцеловать её. Я очень люблю целовать жёнушку. У неё такой запах дыхания, тела, что меня притягивает, радует, возбуждает.
– Ну что, будешь сочинять стихи?
– Машенька, сегодня не получится, можно, я прочту чужие?
– Если красивые, да про нас с тобой… нет, лучше про меня. Тогда рассказывай.
– Конечно, про тебя, любимая, про тебя!