Черная кровь

Отсидев в лавке до ее закрытия и продав ещё пару травок, Энри собралась сразу идти в лес, не заходя домой. Ее настрой не сбивало даже то, что за окном начинало темнеть: как-никак, она оставалась вампиром, а, значит, могла хорошо видеть в темноте. Тем более, если она сегодня не сходит за травами, то завтра ей будет нечего продавать!

Дорога до Вечно Зеленого леса совершалась будто на автомате, и Энри совершенно не следила за ней, думая от чем-то ином: они часто ходили по ней с Кирмой, потом Энринна ходила по ней одна. Путь не вызывал никаких затруднений, и, совершая его, Энри любила поразмыслить. Она думала о том, что ее окружает, что окружало и будет окружать — или все-таки не будет, это зависит от судьбы. Энринна вообще часто погружалась в раздумья, находя в них понятное только для нее утешение.

Сейчас мысли виры занимал Лэр, немного Венитор, а ещё то, что случилось с ней вчера, когда она стояла возле таверны и смотрела на девушку с длинными черными волосами, собранными в высокий хвост. Что это было вообще такое?

Энри стала перебирать в голове все причины, которые могли послужить для ее плохого самочувствия. Может, она просто устала на работе, ну или приболела, и все это так удачно совпала с тем, что та девушка привлекла ее взгляд? Или, скажем, это какое-то магического воздействие…

Правильная мысль возникла в мыслях подобно мешку, падающему на голову — резко и бесповоротно.

Зов.

Энринна едва устояла на ногах, споткнувшись о камень, который неожиданно возник на ее пути.

Нет, не может этого быть! Они же говорили, что увезли ее далеко, что она никогда ее не увидит, что так надо, что…

Энри резко остановилась, вспомнив, что вчера был тот день, когда ее дочери исполнилось семнадцать лет. Тогда все сходилось: и таверна, и длинные черные волосы, и пульсирующая боль в голове…

Потеряв Венитора, вернее, веру в него, она обрела дочь.

Или все это ей лишь кажется?

Почему она сразу не вспомнила про зов?! Тогда она смогла бы точнее все проверить… Просто, наверное, она никогда не думала, что так может получиться. А о зове — связью между матерью и дочерью, которая возникает в момент семнадцатилетия и заканчивается тогда, когда мать всему обучит свою дочь, — знала только понаслышке.

Как удачно все совпало! Злая насмешка судьбы, не иначе.

Осталось только решить, что делать дальше.

Ах, точно, сходить за травами.

Ну а потом?..

Мир начинал сгущаться, готовый в любой момент перевернуться с ног на голову. Вновь. В который уже раз?

Энринна пошла по лесной тропинке, тяжело дыша, не совсем понимая, чего ожидать дальше. И как действовать.

Кажется, за эти семнадцать лет она совсем не повзрослела.

***

Энринна, хотя и была холодной, словно зима, любила осень. Эта ее любовь была болезненной, но крепкой. Ведь именно осенью ее жизнь заменялась новой.

Деревья окрасились в оранжевый и красный — искусственно яркие, будто маги побеспокоились о том, чтобы создать в Ринее осеннее настроение. Листья кружились, этим напоминая танцовщиц, опускались на землю, и Энринна, черно-белое пятно, так выбивающееся из осенней картины, наблюдала за ними с некоторой безнадежностью.

Зов.

Тогда произошел зов.

Венитор, Лэр, травы, дефилия резко отошли на последний план. Сейчас мысли Энри занимало только появление человека, вернее, не совсем человека, которое должно было никогда не случиться. Появление той, с которой Энри уже распрощалась, как прощаются с уходящим годом.

Она была, но ушла. И не вернется, как бы ты этого не хотел… Об этом думала Энринна, пока не заметила дочь через большие окна таверны, в которой произошел роковой разговор с Ардианом, оставшийся где-то там, в далеком прошлом.

Сейчас Энринне нужно было решить, что делать дальше.

Но единственное, что она могла — наблюдать за танцем падающих листьев, лицами прохожих, волосами, пряди которых из-за ветра закрывали лицо…Энри решила устроить себе обед — впервые за такой долгий промежуток времени в несколько лет — и сейчас бесцельно бродила по городу.

Она надеялась — втайне от себя, но со всей той искренностью, которая вообще осталась в ее душе — что увидит ту девушку. Вернее, увидит собственную дочь, как бы дико это не звучало.

Она перебирала несколько энге, лежавших в кармане плаща. Можно было сходить на рынок — скажем, приобрести что-то к ужину или из одежды. Но прошлый такой поход Энри закончился головной болью и девушкой с черным хвостом.

Но не будет же она прятаться?

Энринна решительно направилась в сторону рынка.

Сегодняшним днем город выглядел как никогда гармонично: яркие листья отлично подходили к коричневым домикам с черепичными крышами, деревянные лавочки сочетались с горожанами и мимо подходящими кошками. Может быть, такая гармония — ленивая, но безупречная — всегда наступала в обед? Энринна все обеды проводила в лавке с травами, поэтому сравнить сегодняшнюю гармонию с другими ей не удавалось.

Рынок замаячил перед глазами ярким пятном и несмолкаемыми голосами.

Энринна улыбнулась, вспомнив длинные черные волосы, и пошла в его сторону. Коричневые сапоги отстукивали свой, особенный, ритм по гранитной дорожке, и Энри подумала вдруг, что к таким сапожкам ей обязательно нужен другой плащ — не этот, мрачный и черный, а ярко-красный. Алый.

Как дефилия.

Как плащ у Венитора. Или Лера. Или Миры.

Нет! Энринна резко качнула головой с короткими волосами, которые тут же подпрыгнули, заряжаясь настроем виры. Никаких магов! Она — вполне самостоятельная, чтобы не сравнивать себя с кем-то. Или даже с прошлой собой.

На рынке, как всегда, было шумно. Слева от Энринны продавали зеленые платья, справа — синие ботинки. Красных плащей в начале рынка, увы, не наблюдалось, поэтому Энринна прошла вглубь, туда, где начинается настоящая рыночная жизнь, где витает атмосфера, ни в каком другом месте не встречаемая. Тут, чуть дальше от главного входа, пахло выгодой, немного выбором и деньгами. Энринна явно ощущала этот запах. В лавке с травами пахло иначе, хотя она тоже занималась продажами.

Красный плащ.

Энринне нужен был красный плащ.

Она остановилась у одного из лотков, за которым стояла пожилая низкая женщина с милой улыбкой. Там, на прилавке, были разложены различные платья, кофты, брюки, юбки. А верхняя одежда висела у женщины за спиной.

— Мне нужен плащ, — произнесла Энринна, когда женщина посмотрела на нее.

— Плащи у меня имеются, — торговка кивнула. — Даже на тебя.

— А красные?

Женщина хитро сощурилась, потом, повернувшись спиной, стала рыться в ящиках — там, небрежно укрытая тряпками, лежала одежда, что не влезла на прилавок.

Торговка положила перед Энринной, прямо на темно-синее платье, два свертка — один алый, точно цветки дефилии, а другой чуть темнее, глубокого красного цвета.

— Примерь, — посоветовала женщина. — Оба должны подойти. Ты — девка красивая, на вас все сидит хорошо, — она качнула головой. — А как там дальше — сама решишь.

Энри скинула плащ, который был на ней, оставшись в серой рубашке и брюках. Рука сама собой потянулась к плащу, цвет имеющему чуть более темный, чуть более насыщенный, чуть более таящий в себе секреты... Пусть она мечтала немного не о таком, но…

— Зеркало нужно? — спросила торговка, с интересом разглядывая Энри.

— Нужно, — согласилась та. Но плащ и без того сидел на ней, как влитой, приятно соприкасался с телом, поэтому в своем выборе Энринна не сомневалась. А ещё от него пахло чем-то сладким — но не приторно, а легко, как пахнут спелые красные яблоки.

Зеркало в несколько потрепанной деревянной раме отражало Энринну почти полностью: и ее черные волосы, и стройные ноги, обтянутые темными брюками, и коричневые сапоги, и взгляд голубых глаз… Но все внимание Энри сосредоточилось на плаще глубоко красного цвета, надетом поверх одежды.

Плащ, ткань которого чем-то напоминала бархат, доходил до середины бедра, подчеркивал талию виры и содержал ворот, который переходил в капюшон; рукава чуть расширялись, начиная с предплечья, словно у какого-то бального платья, которых в свое время у Энринны было предостаточно. В нем Энри казалась себе одновременно и хрупкой, и сильной. А ещё — молодой. И даже красивой.