Страница 3 из 30
– Скажите, пожалуйста… А трудно учить роль… наизусть?
Вместо ответа долго молчу и вдруг обращаюсь к ним с совершенно непедагогическими словами:
– Из вас никто не курит?.. Не найдется ли папиросочки?
Ребята молча достают каждый по пачке:
– Берите… Берите еще!
– Спасибо, у меня дома есть… – зачем-то говорю я, прощаюсь и иду дальше. Жадно курю…
Помню, в школе был у нас педагог по истории. Было это в эвакуации. И звали мы его Бармалеем. Это был очень хороший человек. Больной и бледный, очень худой и высокий, он пользовался большим уважением в школе и получил такое прозвище только потому, что направо и налево ставил двойки. Однажды за очень хороший с точки зрения всего класса ответ поставил нашему завзятому отличнику четыре, все возмутились. Он ответил тихо и спокойно: «На пять знаю я – вы знаете на четыре»…
Совсем уже поздно. Вскакиваю в троллейбус, через несколько минут дома. Есть не хочется. Снова хочется курить. Черт бы побрал этого Бармалея.
Режиссер ведь у нас новатор, изящная выдумка, ничего не скажешь, – маленький Бармалей. Не знаю, за кого нашим юным зрителям будет страшнее: за здоровенную собаку Авву, которую исполняет мой атлетического сложения товарищ, или за маленького несчастного заморенного Бармалея.
И вдруг в темной комнате чувствую, как у меня краснеют уши, – вспомнил сегодняшнюю репетицию: какой стыд! Я выл, завывал, пыжился… Мне в перерыв наша вахтерша сказала слова, полные соболезнования: «И чего ты, милок, так завываешь? Дети-то, небось, поиспужаются!»
Сил нет, хочется курить! Вышел на ночную улицу – никого. Милиционер мирно спит в «стакане» – на светофоре спит желтый свет. Чертыхается в машине шофер с огромными усами. Кричу:
– У вас нет закурить?
– Держи!.. Заснул он там, что ли? – грозно спрашивает меня шофер.
– Наверно… А вы погудите.
– Ну уж нет… тогда и вовсе продержит…
С удовольствием затягиваюсь дымом…
– Видел тебя в кино, – добродушно говорит шофер… и спрашивает: – А скажи трудно учить роль наизусть?..
Пожимаю плечами:
– Нет, – говорю.
Шофер вздыхает с откровенной завистью.
– Я ведь пробовал играть у нас в клубе. Ничего. Так – всё получалось, но вот роль выучить – просто нож острый. Плюнул и ушел. И теперь детям не велю. Чего зря время тратить!
Не забыть бы завтра купить папирос…
Утро вечера мудренее. Утром всё кажется проще и яснее. Отличная все-таки роль этого Бармалея. И великолепно придумано режиссером – маленький Бармалей. Неожиданно. В самой неожиданности уже большая сила. Дело не в оригинальничании – тут простой расчет на неожиданность, явный выигрыш в «сражении» с фантазией зрителя, тем более юного зрителя. И автор человек с большим юмором – очень хорош всегда у него текст…
В холодильнике оказалось полно еды: колбаса, яйца… вскипятим чай и будем царски завтракать…
Мы еще потягаемся с тобой, грозный Бармалей… Надо только не забыть купить сигареты. Приходит в голову, что, наверно, основная ошибка идет из-за того, что я всё время хочу превратиться в кого-то другого, в большого, огромного Бармалея, именно в того, каким я не смогу быть… Не надо пыжиться; допустим, Бармалей был именно таким – что же за характер у него? Тогда он вдвое, втрое, вчетверо – разбойник! Это же ясно! Хотя всё это теории. Посмотрим на репетиции!
Чайник выкипел, позавтракать не успеваю, сигареты снова не куплены, но настроение боевое!
И так день за днем. От отчаянья стал на одной из репетиций на ходули – получился громадным. Убегал, взяв ходули в руки. Все смеялись. Вот он Бармалей, он только кажется страшным, на самом деле он не таков!.. Потом снова и снова ничего не выходит, снова брожу по улицам без курева, и снова ничего не выходит.
– Не пыжтесь! Сжимайтесь, сжимайтесь, наоборот, – кричит из зала режиссер.
Почему сжиматься? Внутренне посылаю режиссера к черту, внешне благодарю его, и вдруг приходит на ум фраза Шолохова: «Иная в три узла завяжется, а своего достигнет. Ужасно ушлое это животное женщина»! Вспоминаю и смеюсь. Режиссер сердится!
– В чем дело?
– Извините, нельзя ли сцену сначала.
– Нельзя!
– Мне кажется, я что-то понял, мне надо попробовать.
– Пожалуйста!
Пробую. Пробую и чувствую, что мне не мешают ни руки, ни ноги, от нахлынувшей горячей отчаянной злости не могу говорить. Задыхаюсь, как задыхаются от злости маленькие собачки, и при этом пытаюсь завязаться в три узла. Буквально переплетая руки и ноги…
В зале смех, в перерыве режиссер говорит: «Наконец-то вы начинаете нащупывать действенную линию». Завлит довольна, в образе начинает появляться сказочность. Товарищи снова толкуют разное: видишь, я говорил пострашней, другой говорит – видишь, я говорил посмешней. А третьи заявляли: «Отказался бы от роли, был бы дураком».
Но еще не всё, снова и снова ничего не выходит. Не выходит и не выходит. И в этом, поверьте, нет ничего романтического – это обидно и больно. Это выматывает, мучает. И приходит в голову, что профессия актера с какой-то стороны состоит именно в том, что у тебя ничего не выходит! Не выходит то главное, то второстепенное, и так до самого последнего момента: и до премьеры, и после нее.
«О чем рассказали волшебники» – пьеса замечательного драматурга Вадима Коростылёва, пишущего для юных. Пьесу начинал репетировать главный режиссер Театра юного зрителя Борис Голубовский, но выпускал ее Ролан Быков с коллегами Гореловым и Васильевым. Быков играл Бармалея. Спектакль нашумел, стал событием театральной Москвы и лауреатом фестиваля. Заговорили о Быкове. Тогда-то и пришли к нему в театр студенты МГУ с предложением возглавить их театральный коллектив. Он поставил с ними «Такую любовь» Павла Когоута. За билетами становились с ночи. Троллейбусную остановку кондуктор объявлял «Студенческий театр МГУ», а Быков вскоре получил предложение возглавить театр Ленинского комсомола в Ленинграде[1].
Айболит-66
Мосфильм, 1966
Авторы сценария Вадим Коростылёв, Ролан Быков
Режиссер Ролан Быков
Репортаж о личном
Я решил писать репортаж о себе самом – о своих личных переживаниях, повседневных заботах, сомнениях, радостях и даже состоянии здоровья… У меня усталый вид – говорят знакомые, я стал что-то плохо выглядеть – твердят друзья, уж не заболел ли я какой-то страшной болезнью – беспокоятся родственники. Ничего подобного – просто я снова, уже в третий раз, взялся за кинокомедию…
1. Первый этап большого кинематографического марафона
Я ощущаю в себе сейчас особый прилив энергии, я охвачен тем лихорадочным чувством, с которым влюбленные спешат на первое свидание, я волнуюсь, как выпускник перед экзаменом по любимому предмету, как спортсмен перед решающими соревнованиями, как обжора перед банкетом, – одним словом, я переживаю те самые захватывающие минуты, которые мы в быту так легкомысленно называем счастьем! У меня на руках бумага! Официальная бумага на официальном бланке, а на ней подписи, подписи, подписи, очаровательные закорючки, которые так прекрасно называются – визы!
Девушки, вам дарят розы! Я понимаю вас, приятно получать в подарок цветы, тем более названия их неплохо звучит – розы… Но визы!.. Визы – это поэзия, это музыка, это ни с чем не сравнимый аромат чернил, это нечто, рождающее вдохновение, – я бы лично дарил девушкам только визы!
Простой росчерк пера в одну-две буквы, а сколько в нем всяческого смысла и значения, хочется читать и читать их без конца, повторять их, как молитву, на ночь и проснувшись утром.
Около четырех месяцев я бродил по коридорам и лестницам, ожидая у дверей, где эти заветные фамилии были написаны строгими буквами на строгих табличках. А теперь на моем приказе они выглядят как-то запросто, по-свойски, даже интимно. И мне сейчас грустно. За четыре месяца я как-то привык день за днем бродить по длинным мосфильмовским коридорам, подниматься по широким лестницам и ожидать у строгих дверей со строгими табличками. Если вытянуть все эти коридоры в один большой, если из всех лестниц сделать одну, если к ним прибавить коридоры и лестницы главного управления по производству фильмов, если всё это помножить на дни и месяцы – какой получился бы прекрасный коридор, тысячи километров, лестница в заоблачные выси – большой мосфильмовский марафон!
1
Здесь и далее комментарии Елены Санаевой выделены курсивом.