Страница 10 из 14
Таким образом, мы видим, что предельно абстрактный характер субъектов права как сторон договора порождает такую абстракцию самого предмета договора – правового правила поведения, – которая имеет определенное социальное содержание.
Далее встает вопрос: о каком равенстве возможностей идет речь? Ведь такое равенство всегда будет неполным, ограниченным. Конечно, равенство возможностей как формальное, а не фактическое равенство в потреблении всегда ограничено, но в каждый исторический момент времени оно ограничено по-разному. Речь идет о максимально возможном равенстве возможностей (т. е. о максимально возможной свободе каждого) на данный исторический момент времени. Противники такого подхода задают следующий (риторический, как они, по-видимому, считают) вопрос: «А кто определяет, какое равенство возможно на данный момент времени?». На практике, считают они, решение этого вопроса «сводится к личному или институционально оформленному произволу, поскольку справедливым является то, что полагает таковым конкретное лицо или надлежащая властная инстанция»[78]. По этому поводу можно сказать следующее. Правовую меру равенства возможностей определяет не конкретное лицо, которое всегда будет действовать субъективно (т. е. произвольно), а надлежащая государственная инстанция. И если с точки зрения права эта инстанция действительно надлежащая, то ее решение не будет произвольным. С позиций либертарного правопонимания, основанного на концептуальном единстве права и государства, право – это норма свободы в правовом государстве, где есть соответствующий природе этого государства механизм выработки, легитимации и реализации правового закона. На разных этапах развития человечества мера правовой развитости государства корреспондировала развитию права. В современном правовом государстве решение о том, что есть мера свободы, принимает парламент как орган, выражающий общую волю (а если он ошибается, то его волю может откорректировать суд или сам народ как суверен на референдуме или в рамках избирательных процедур). Очевидно, что такое решение государства как институциональной формы свободы, в конечном итоге, не будет произвольным.
Резюмируя, можно сказать, что в рамках либертарного правопонимания В. С. Нерсесянца равная мера как составная часть принципа формально-правового равенства – это мера соответствия между личными волевыми усилиями людей (как абстрактных носителей свободной воли) и реально доступным для них на данный исторический момент времени набором прав на получение социальных благ. Таким образом, формальное равенство – это не заданное раз и навсегда абстрактное равенство между деянием и воздаянием, а гораздо более сложная, исторически изменчивая модель равноправия, содержание которой уточняется по мере развития человечества. Идея о том, что «формальное равенство предполагает преодоление исходного фактического неравенства путем создания равенства стартовых возможностей в использовании прав и свобод, – подчеркивает В.Д. Зорькин, – … все более находит понимание в условиях современных глобальных процессов, когда стало ясно, что традиционные – либеральные – права человека недостаточны для реализации его способностей как разумного существа, обладающего свободой воли»[79].
С этих позиций исторический прогресс в области развития социального права и социального государства – это не нравственный, а правовой прогресс, обусловленный, в конечном итоге, процессами демократизации общественно-политической жизни, вовлекающими в условный общественный договор о праве все новых и новых субъектов, настаивающих на более дифференцированной шкале компенсаций. Таким образом, современное право, возникшее в Новое время путем «договора» между сильными и активными субъектами социального взаимодействия эпохи зарождения капитализма,[80] постепенно втягивает в свою орбиту все большее число членов общества, бывших ранее аутсайдерами политико-правового процесса. В этом смысле история правового развития человечества предстает как история выравнивания стартовых возможностей различных индивидов в сфере реальной реализации ими своей абстрактной правоспособности. И задача демократического законодателя состоит в том, чтобы в каждом конкретном случае обеспечить максимально возможное формально-правовое равенство индивидов как носителей свободной воли. Если законодатель не справляется с этой задачей, то орган конституционного контроля может и должен его подкорректировать, наполняя правовой принцип формального равенства адекватным данному историческому контексту социальным содержанием. Ведь каждое решение этого органа является в итоге «приложением» (в качестве масштаба, меры, критерия оценки и т. д.) правового принципа формального равенства к конкретной ситуации и, соответственно, интерпретацией этого принципа, наполнением его новым правовым смыслом применительно к конкретно-историческим особенностям текущего момента.
2. Главной исторической особенностью постсоциалистического этапа развития России, во многом определившей характер осуществляемой в стране трансформации всей системы общественных отношений, является десоциализация общенародной социалистической собственности, которая осуществлялась с очевидным для всех нарушением правового принципа формального равенства. Речь идет не о том, что в ходе приватизации было нарушено действовавшее на тот момент законодательство (хотя и это обстоятельство нельзя сбрасывать со счетов), а о том, что доступ к приобретению бывшей социалистической собственности носил привилегированный характер, и ее наиболее привлекательные куски достались не тем, кто продемонстрировал готовность и умение лучше других управлять этой собственностью (в интересах, в конечном счете, всего общества), а тем, кто в момент ее передела был близок либо к старой партийной номенклатуре, успевшей конвертировать власть в собственность, либо к новому постсоветскому чиновничеству. Между тем «всеобщий принцип равенства должен быть последовательно применен прежде всего в отношении социалистической собственности…», и суть этого принципа в данном случае, как отмечает В.С. Нерсесянц, состоит в том, что «все граждане – наследники социалистической собственности в равной мере и с равным правом. И за каждым гражданином должно быть признано право на равную для всех граждан долю во всей десоциализируемой собственности»[81].
Развивая идею об исторически изменяющемся социальном содержании правового принципа формального равенства под углом зрения ключевой для всего постсоциалистического развития проблемы преобразования отношений собственности, В.С. Нерсесянц разработал концепцию цивилизма как постсоциалистического общественного строя, в котором формальное правовое равенство дополняется новым (экономическим) содержанием, включающим в себя формальное равенство в сфере отношений собственности[82]. В основу данной концепции положен правовой принцип десоциализации социалистической собственности, при котором за каждым гражданином как правомерным наследником некогда общей (общенародной) собственности признается равное право на одинаковую долю от всей десоциализируемой собственности. С юридической точки зрения эта цивилитарная (гражданская) собственность представляет собой идеальную, т. е. не изымаемую в реальности из общего фонда гражданской собственности, долю каждого в общей собственности всех граждан. Каждый гражданин как собственник в течение всей своей жизни получает соответствующую его идеальной доле часть денежных доходов от всех форм товарно-денежного использования общей собственности, приобретая таким образом пожизненное личное субъективное право на свою долю собственности. Сверх этого минимума гражданской собственности допускаются и все другие виды собственности, функционирующие в правовом режиме частной собственности. Объективная возможность такого правового способа преобразования социалистической собственности обусловлена реальными итогами всего предшествующего социализма, а сама концепция постсоциалистического цивилизма выражает исторически более высокую ступень правового равенства, свободы и справедливости в социальной жизни. При этом цивилитарное право предстает как «новое, послебуржуазное и постсоциалистическое правообразование. Оно сохраняет принцип… формального равенства и вместе с тем содержательно дополняет и обогащает его качественно новым моментом – уже приобретенным равным правом каждого на одинаковый для всех минимум собственности»[83].
78
Варламова Н.В. Принцип формального равенства как основание диалектического снятия противоположности метафизических и позитивистских интерпретаций права. С. 31.
79
Зорькин В.Д. Право для человека // Российская газета 2008. 25 нояб.
80
Характерное для этого времени понимание сути права остроумно выразил Б. Франклин: говоря о демократии (а по сути дела о праве) он сказал: «Демократия – это договор между хорошо вооруженными джентльменами» (См.: Аузан А. Национальные ценности и конституционный строй // Новая газета. 2008. 14–16 янв. С. 8).
81
Нерсесянц В.С. Философия свободы. С. 416. Нерсесянц В.С. Наш путь к праву: от социализма к цивилизму. М., 1992.; он же. Постсоциалистическая Россия. Цивилизм как национальная идея// Независимая газета. 1995. 1 дек.; он же. Национальная идея России во всемирно-историческом прогрессе равенства, свободы и справедливости. Манифест о цивилизме. М., 2000.
82
Сам.: Там же.
83
Нерсесянц В. С. Философия права. С. 424.