Страница 6 из 7
Как отмечает К. С. Гаджиев, «…национальная идентичность формируется на основе национально-исторической, социально-психологической, социокультурной, политико-культурной и других сфер. В её содержание входят установившиеся особенности национальной культуры, этнические характеристики, обычаи, верования, мифы, нравственные императивы и т. д. Она теснейшим образом связана с понятием «национальный характер», т. е. с представлениями людей о себе, о своем месте в мире. Национальная идентичность интегрирует в себя внутренние и внешние составляющие. Для неё особенно важно соответствие внешнего и внутреннего, формы и содержания, проявления и сущности. Внутреннее ощущение идентичности подразумевает сущностную тождественность, родственность, общую основу, единое начало». В её структуру входят историческая память, национальные традиции, нравственные императивы, стереотипы поведения и обычаи, верования, символы и мифы35.
Мифы составляют семиотическое поле национальной культуры. Через основные мифологические константы (сакральное происхождение общности, культурные герои, искупительная жертва, новое «начало», построенное на более совершенных основаниях) осуществляется приобщение индивида к особенностям языка, территории, представлениям о прошлом и будущем, основным национальным ценностным ориентирам.
Мифы, как писал Р. Мэй, это истории, объединяющие общество, они развивают и укрепляют чувство идентичности; порождают чувство общности; укрепляют моральные ценности; объясняют в строении мира то, что наука пока объяснить не в состоянии: «мифы – как балки перекрытий в конструкции дома, они невидимы снаружи, но образуют структуру которая держит дом, и благодаря им люди могут жить в этом доме». Мифы «…существенны для поддержания жизни нашей души, они привносят новый смысл в наш сложный и часто бессмысленный мир», и тем самым реализуют экзистенциальную потребность в интеграции единичного человеческого бытия как части в бытие человеческого сообщества как целого36.
Современное киберпространство глобальной информационной сети также оказывается в тесном соприкосновении с темой мифологизации и построения новых форм идентичности.
Выступая в качестве единого пространства свободной горизонтальной коммуникации, киберпространство открывает возможность для каждого пользователя найти его собственное место в Cети, а если не получается, то создать его, информационно идентифицировать собственное «Я». Таким образом, как отмечает М. Кастельс, Интернет, будучи неоднородной в технологическом и информационном смысле средой, создаёт новую стратегию конструирования идентичности: «самопубликация, самоорганизация и самостоятельное построение сетей образуют модель поведения, которая внедряется в Интернет, а затем распространяется из него по всему социальному пространству»37.
Многообразие смыслов, порождаемое киберпространством преодолевает границы научной парадигмы современной технической культуры и начинает функционировать на основе уже обозначенных принципов мифологического мышления.
Человек в пространстве цифровых коммуникаций постоянно становится кем-то большим, перерастает и перестраивает себя, манипулирует компьютерной сферой с помощью своего воображения (и подвергаясь манипуляциям с ее стороны) «подобно тому, как более традиционные шаманы силой воображения взаимодействовали с более традиционными мифологическими пространствами при помощи наркотиков или трансовых соcтояний»38.
В качестве одного из отдельных аспектов мифологизации киберпространства может быть упомянут и феномен техноанимизма – одухотворения, наделения активностью, жизнью и разумностью цифрового мира в представлениях пользователей Интернета. Так, на сегодняшний день электронное пространство «населено» множеством автономных программ, паразитического свойства: вирусы, трояны, пауки, черви, торговые агенты и боты. Проникая в компьютеры пользователей, эти программы размножаются, собирают информацию, осуществляют разрушительную деятельность и возвращаются к «хозяевам» с украденной информацией.
Таким образом, современная глобальная высокотехнологичная культура и общество интернет-коммуникаций актуализируют иррациональное мышление. И хотя, как отмечает в своём исследовании Э. Дэвис, «невозможно отрицать громадную разницу между нами, вовлеченными в скольжение по цифровым потокам, и нашими древними предками… Цифровой мир, лежащий перед нами, – это тоже “гибрид”, перекресток кодов и масок, алгоритмов и архетипов, науки и симулякров»39.
Другим важным аспектом киберпространства является его принципиальная установка на единообразие. Наличие унифицированных принципов функционирования виртуальной реальности (структура фреймов и всплывающих окон, гипертекстовых ссылок, глобальных онлайн компьютерных игр и пр.) позволяет каждому отдельному индивидуализированному субъекту интернет-коммуникации, вне зависимости от географического положения и национальной принадлежности влиться в единое киберпространство (ассоциировать себя с тем или иным интернет-сообществом, например), что позволяет говорить о формировании в современной культуре такого явления, как универсальная киберидентичность.
Киберпространство и интернет-коммуникация, с одной стороны, как уже отмечалось, размывают привычные способы ориентации человека в мире культуры, с другой стороны, становятся способом преодоления отчуждения современной высокодинамичной культуры посредством включения некоторой части «Я» в единую сетевую технологию.
Таким образом, размывание смысловой наполненности идентичности, происходящее на фоне мультикуртурализма, полиэтничности и расширения сферы интернет-коммуникации, приводит к реализации потребности в идентификации личности в рамках различных неомифологических структур, к которым можно отнести локальные мифологии группы, глобальные квазинаучные мифологические построения (поиски общечеловеческого прошлого), новое конструирование национальной идентичности (национальные мифы), а также к формированию киберидентичности.
Ремифологизация современной культуры, осмысленная в таком контексте, осуществляет задачу конструирования единого смыслового пространства, надстраивающегося над утилитарными интересами общества индивидуализированных субъектов, массового потребления товаров, услуг и стремительной экспансии информации и технологии.
Часть 2
Религиозная идентичность и популярная культура
2.1. Особенности религиозной идентичности современного общества
Религиозная идентичность в индивидуальном виде определяется как «субъективная причастность к группе, как субъективное переживание индивидом своей принадлежности к религиозному сообществу»40. Формирование религиозной идентичности, особенности современной культуры и аспекты социокультурных трансформаций общества, влияющих на новую религиозную идентичность, и станут предметом нашего исследования.
Одним из критериев принадлежности человека к той или иной религии является религиозная самоидентификация личности. И здесь мы стоим перед проблемой: если человек относит себя к православным или язычникам, как поступать нам, как исследователям? Считать ли его членом Православной церкви, если он не посещает её, не способен сформулировать символ веры, а на вопрос о первой заповеди в лучшем случае говорит «не убий»? Более того, человек может верить в карму, реинкарнацию, пользу медитации и при этом считать себя православным в рамках, скажем, национальной идентификации. И речь идет не только исключительно о православных, среди последователей ислама достаточно много тех, кто не только не знает отличия одного мазхаба от другого, но и в целом не представляет, что такое мазхаб.
35
Гаджиев К. С. Национальная идентичность: концептуальный аспект // Вопросы философии. 2005. № 10.
36
May R. The cry for Muth. W. W. Norton & Company Inc. 1991.
37
Кастельс М. Галактика Интернет.
38
Дэвис Э. Техногнозис. Миф, магия и мистицизм в информационную эпоху. М.: АСТ, 2008.
39
Дэвис Э. Техногнозис. Миф, магия и мистицизм в информационную эпоху.
40
Бондаренко О. В., Леонова М. С. Религиозная идентичность: Экспликация понятия // Гуманитарные и социальные науки. 2010. № 6. – С. 285– 291. URL: http://www.hses-online.ru/2010/06/22_00_04/31.pdf