Страница 12 из 14
Для того, чтобы описать процесс перевода знаний из одного регистра в другой и одновременно избежать негативной маркировки (конструкт «вульгаризация»), французские исследователи предложили использовать конструкт «дидактическая трансмиссия» (Moirand, 1992). Его использование призвано указывать на следующие коммуникативные обстоятельства:
– научное сообщение производится в обстоятельствах, когда знания одного признаются доминирующими над знаниями остальных участников коммуникации;
– в структуру текста включаются «сильные» элементы – определения, разъяснения, примеры и т. д.;
– это сообщение призвано просвещать, поучать, демонстрировать нечто6.
Попытки адаптировать социологию знания и философию науки к изменившейся коммуникативной ситуации и способам производства знаний в новых обстоятельствах характеризуют, главным образом, зарубежных исследователей.
Статус и соотношение науки информационного общества (pop-science) и традиционной академической науки составляет дискуссионную проблему, которая неминуемо выводит целый ряд отечественных авторов (А. В. Юревич, К. Акопян, В. Покровский, С. Кордонский, Ю. М. Плюснин и т. д.) на необходимость оценки гносеологического, этического и эстетического содержания данной модели знания. Как правило, подобные оценки носят резко отрицательный характер. Стало уже общим местом выявлять, констатировать и обвинять данное явление в вульгаризации, упрощении, размывании академической целостности традиционных структур научного знания. Подобная негативная оценка уводит исследователей от анализа условий включенности науки в структуру массмедиа, проведения анализа и видения перспективы адаптации научных институтов знания к новым идеологическим возможностям, технологическим и аппаратным условиям распространения научной информации в «обществе знания».
В то время как целый ряд ведущих иностранных авторов заостряют свое исследовательское внимание на аппаратных возможностях презентации научного знания в структурах массмедиа, в отечественных науковедческих исследованиях предпочтение отдается рассмотрению данной проблемы сквозь призму морализаторских, поучительных и эсхатологических сценариев. В последние годы была предпринята не одна попытка провести негативную каталогизацию и деструктивную систематизацию явлений, представляющих pop-science, которая сводилась к следующим конструктам:
1) «наука информационного общества» – как поверхностное, излишне доступное изложение (сошлемся здесь на идеи лидера эпистемологически оснащенного социального конструкционизма К. Джерджена, который указывает на риторическую функцию сциентичной и непонятной ученой речи в производстве эффекта «научности» и авторитетности научного знания7) – акцент при этом делается на способах подачи информации, а аксиологический характер описаний указывает на приверженность интерпретаторов идеалам классической рациональности, в которой разделены истинное и ложное, научное и ненаучное, высокое и низкое. Критика подхода к популяризации научного знания, проинтерпретированной в категориях его упрощения, содержится в дискурсивном исследовании Грэга Майера. Майер предлагает рассматривать популяризацию не просто как совокупность текстов, а как специфическую совокупность социальных действий, объединенных в практику, с особым типом деятеля, способами взаимодействия и социальными эффектами8;
2) «наука информационного общества» – как наука потребительского общества – интерпретации в духе марксизма и неомарксизма с акцентом на возможности/невозможности соблазна в репрезентации научного знания (С. Жижек), критике фетишистской и реификационной природы поп-науки, анализе способов потребления научного знания;
3) «наука информационного общества» – как наука массовой культуры – при подобной трактовке акцент делается на зрелищный, развлекательный, гедонистический компонент популярной науки; особое внимание уделяется визуальным эффектам, используемым в подаче информации и превращающим картинку, отсылающую к научному событию (факту, случаю) в самодостаточный аттракцион9;
4) «наука информационного общества» – как наука для обывателей – эта трактовка популярной науки отсылает одновременно к предельно развернутой и открытой структуре коммуникативного пространства, а также к форме репрезентации информации; этот случай можно рассматривать как актуализацию в медийном контексте старой дихотомии обыденного и научного знания. В частности, Жан-Клод Бико отмечает, что именно различие между обыденным знанием и формами организации научного дискурса было одной из базовых его характеристик в классической системе координат10. Софи Мойран предлагает смягчить эту оппозицию, рассматривая популярную науку как место встречи между специалистами и общественностью11;
5) «наука информационного общества» – как наука для прессы – или, что зачастую оказывается тем же самым, наука, производимая прессой. Здесь, главным образом, учитывается роль и заинтересованность прессы в производстве научных событий (так, известны случаи, когда в качестве научной сенсации подавалась информация о приостановленных, неудавшихся проектах – реальность успеха и открытия была целиком смоделирована и поддержана массмедиа). Так, Росслин Рид12 анализирует фокусированные интервью журналистов, освещающих научную проблематику в медиа, и ученых с точки зрения их непростого отношении к репрезентации научной информации в СМИ. Она подчеркивает, что характер отношений между заинтересованными сторонами (журналистами и учеными) может быть неизменно описан в категориях конфликта, что не в последнюю очередь определяется отсутствием «джентльменского кодекса» в освещении научных достижений. Автор отмечает, что неизбежность рисков при подаче научной информации способствует формированию нового типа научности, а также нового типа социальности;
6) «наука информационного общества» – как околонаучные сферы производства сенсаций – при этом акцент делается на соотношение маргинального научного производства и мейнстрима, поп-наука оказывается пространством и инструментом аккумуляции и канализации «странной» информации; она занята констатацией парадоксов, предсказанием кошмарных катастроф, генерацией чудесного, артикуляцией невероятного и, наконец, демонстрацией невозможного.
Подобный оценочный подход однозначно уводит от собственно философского анализа представления статуса науки и ее коммуникационных возможностей в пространстве информационного общества. Такие авторы, как Бруно Латур, Николас Луман, Ричерд Синнет, Джон Урри и др., наоборот, акцентируют свое внимание не на морализаторских оценках и оплакивании «утерянного научного канона», а на природе и возможностях вписывания научного текста и теории в координаты медиального режима.
В случае такой интерпретации проблема науки информационного общества приобретает подлинно философский характер, будучи рассмотрена как проблема трансмедиальности со стороны перехода от дискриптивных (письменных) технологий к новым формам и технологическим формулам кодирования и репрезентации научных знаний. Кардинальные изменения претерпевает и само пространство, в котором это знание размещается. Философия современной науки, а по большому счету, (пост)современная философия науки – это, прежде всего, осознание или реакция философов и науковедов на кардинальную трансформацию, которую претерпевает научное знание, становясь объектом трансляции «программных зон» (Н. Луман), «номадических потоков» (Дж. Урри) и «акторных сетей» (Бр. Латур).
Современные подходы предусматривают в этой связи разработку вариантов анализа жанровой вписанности аппаратной адаптивности и стратегии воспроизводства научных фактов, сентенций, объяснительных моделей и теоретических конструкций в их медиальном преломлении. Основной проблемой становится невозможность вписать классическую структуру научного знания, порожденного в рамках письменной цивилизации, в структуру медиареальности, имеющую аудиовизуальный характер, ориентированную на зрелищные эффекты, иные модели темпоральности, формы рецепции, ресурсы производства реальности научных фактов и прецедентов. Одно из главных противоречий между стандартом классического научного знания и устройством миров масс-медиа заключается в невозможности производства объективных, тотальных и фундаментальных знаний в режиме сенсаций, захватывающих аттракционов и скандалов, присущих современным медиа.
6
Moirand, S. (ed.) Un Lieu d’inscription de la didacticité: Les catastrophes naturelles dans la presse quotidie
7
Джерджен К. Обыденное, оригинальное и достоверное. Минск, 2005. С. 56.
8
См. Greg Myer. Discourse Studies of Scientific Popularization: Questioning the boundaries // Discourse Studies, 2003, vol. 5(2), 265–279.
9
См., например, Pumphery S., Cooter R. Separate Sphere in Public Places: Reflection on the History of Science Popularisation and Science in Popular Culture // History of Science. 2003; Vol. 32. P. 237–267.
10
Beaco J.-C., Claudel Ch. Science in Media and Social Discourse: New Cha
11
Moirand S. Formes discursives de la diffusion des savoirs dans les médias’// Hermès 1993, 21. Р. 33–44.
12
См.: Reed R. (Un)Professional Discourse: Journalist’s and Scientist’s Stories about Science in Media // Journalism. 2001; Vol 2(3). P. 279–298.