Страница 40 из 48
Такое предприятие не было бы, впрочем, резонным, если бы оно даже было возможным. Изображение реальной жизни науки содержало бы множество повторений, сообщений тождественных по содержанию мыслей, а равно наряду с научным золотом оно содержало бы и много мишуры.
Но, конечно, желательно было бы иметь для ознакомления сообщение того ценного и высокого, что в данный момент имеется и происходит в науке, и вот, может быть, compendia и содержат такое сообщение и изображение ценного актива данной науки.
И это предположение было бы ошибочным, и притом во многих смыслах и направлениях. Мы только отметим некоторые обстоятельства, особенно важные для разъяснения смысла и функции университета как школы.
Никакое руководство не может покушаться и никогда не покушается на сообщение всех ценных положений, добытых данною наукой. Оно может содержать разве 1/100 или 1/1000, обыкновенно еще меньшую долю ценных идейных результатов данной науки. Исключается громадная масса более специальных и частных положений, сообщается только известное скромное количество наиболее общих и важных положений.
При этом с образовательной точки зрения дефект, получающийся в случае ограничения ознакомления с наукою учебником, состоит не столько в ограниченности знания с количественной точки зрения (это не так важно), сколько в неправильности и односторонности общего представления о науке. Ознакомление с наукою по ее верхушкам не дает и не может дать представления о том широком базисе ее, который состоит в массе детальной работы, а эта детальная работа составляет в значительной степени тот фундамент, без которого положения руководства висели бы в воздухе, и имеет своеобразный, в каждой науке особый типический характер, без некоторого ознакомления с которым не может быть и ознакомления с общим характером науки.
Отсюда вытекает, между прочим, важное правило для научного образования, что минимум ознакомления с наукою не может состоять в изучении учебника только, а должен состоять из двух по крайней мере элементов: к минимальным общим сведениям учебника необходимо присоединение хотя бы некоторого ознакомления с детальною работою науки.
Уже с этой точки зрения очень прав приобретший весьма выдающуюся преподавательскую славу знаменитый романист Вангеров в своем требовании, чтобы лекции давали и исследования, «углубляющиеся и в тончайшие детали» (ср. выше, с. 128). При нормальном числе лекций так обыкновенно и бывает, что они заходят гораздо дальше в разветвления науки (особенно те, в которых в данное время специально работает данный ученый, или особенно хорошо ему знакомые и представляющие особый интерес по другим причинам[41]), нежели учебники. У некоторых немецких профессоров, между прочим, такое отношение лекций и учебника наглядно выражается тем, что в конце или в начале лекционного развития известной темы диктуется в течение нескольких минут извлечение для письменного учебника, а некоторые лекции остаются без таких тезисов для учебного усвоения. Ограничение лекций до масштаба учебников или до некоторых верхушек науки, а потому и соответственное сокращение числа лекций нанесло бы существенный вред университетскому преподаванию.
Далее, весьма полезно и необходимо в университете возможно обильное и разнообразное предложение разных специальных курсов: университет без специальных курсов – хромой, ненадлежащий университет, поэтому и университет без надлежаще развитой доцентуры не есть университет, как следует быть.
Но возвратимся к учебникам и их отношению к науке в собственном смысле, чтобы поставить дальнейший вопрос.
Может быть, руководства содержат по крайней мере сумму достигнутой в данное время наукою мудрости в области тех наиболее общих и крупных проблем, которые составляют их предмет?
Для нас все-таки особенно ценны наиболее общие положения нашей науки, истина, а по крайней мере лучшее, наиболее совершенное приближение к истине, в области известной совокупности более общих и крупных вопросов. Поэтому поставленный вопрос имеет не только теоретическое, но и важное практическое значение, между прочим, и для желающих сознательно учиться или сознательно направлять учение других.
К сожалению (особенно с точки зрения тех, которые склонны усматривать в учебниках не только начало, но и удовлетворительный конец ознакомления с наукою), на поставленный вопрос может быть только отрицательный ответ.
Прежде всего нельзя забывать, что наука реально живет и – особенно в Новое время – быстро развивается в психике многих ученых, но того, что теперь находится в «лучших умах» представителей мыслительного процесса данной области науки, знать и сообщить в руководстве невозможно. Нам, ученым, доступно только то (кроме добытого собственным умом), что наши commilitones, соратники в борьбе за истину, уже поведали миру; говоря практически, нам доступно обыкновенно только последнее печатное слово, но не последняя мудрость науки. А это две очень различные вещи.
Пожалуй, то, что находится в умах более посредственных, а тем более совсем слабых не идет дальше (или даже находится более или менее далеко позади) последней «печатной мудрости» науки. Но среди серой массы тружеников науки, двигающих ее вперед разве в капиллярных и микроскопических ее разветвлениях, имеются и сильные и подчас могучие умы, иногда много прежних крупных и, казалось, крепких идейных строений в мысли разрушающих и заменяющих их более совершенными идейными строениями, – может быть, только более близкими к истине станциями, может быть, вполне соответствующими истине решениями. И к ним, заметим, относятся не только несколько известных нам крупнейших и знаменитых в данной науке ученых, но и, может быть, столько же только начинающих привлекать взоры ученого мира или даже и совсем еще неизвестных (кроме разве небольшого кружка слушателей начинающего доцента) ученых.
И чем крупнее их идеи, чем глубже они врезываются в теперешнюю структуру науки, чем больше их размер и размах, может быть, ведущий к основной перестройке всего здания, к созданию новой школы и новой эпохи, тем больше ceteris paribus промежуток времени между появлением их в уме ученого и передачею их в виде печатного труда на всеобщее пользование. Несомненно, что много великих научных ценностей было унесено их творцами в гроб, потому что они не успели их поведать миру; это особенно легко возможно в области таких идейных систем, для разработки и облечения коих в форму книг требуются десятилетия. Много великих научных трудов и крупных систем было издано великими авторами их на склоне лет как зрелый плод всей их жизни. Много крупного и ценного оказывается часто в так называемых посмертных изданиях, т. е. изданных по оконченным до смерти, но не напечатанным, или еще не оконченным, или во всяком случае окончательно не отделанным рукописям, или же по начатым только рукописям, кускам их, отрывкам… А крупнейшие и гениальные ученые, даже долго жившие, несомненно, всегда уносят много настоящего золота идейного в гроб, ибо ценные идеи появляются и мыслятся быстро, в умах сильных и гениальных мыслителей – в большом изобилии, а книги пишутся очень медленно (очень кропотливый и тяжелый труд!), и в каждой книге сообщается только то, что к данной «теме» относится.
Мелкий золотой песок науки сыплется быстрее, мелкие ученые с их немногими и небольшими идейками «выписываются» сравнительно быстро, но относительно целых глыб научного золота, относительно крупных и ценнейших, новые широкие горизонты открывающих и новые эпохи создающих идей и систем таковых, едва ли будет преувеличением сказать, что «последнее слово науки» в смысле печатной литературы отстает по крайней мере на десятилетия от последней мудрости науки в лице ее наиболее сильных и могучих борцов.
Между прочим, теперь научный барометр в области нравственных, правовых, экономических – вообще гуманных наук, а отчасти и в области философии начинает показывать приближение грандиозной бури, которая, вероятно, потрясет до оснований наши вообще (по сравнению с развитием некоторых других наук) довольно жалкие научные зданьица, подчас построенные на куриных ножках, на совершенно жалких и неподходящих фундаментах (например, теперешняя печатная нравственная и правовая мудрость в области философии нравственности и права покоится в значительной степени на субъективном нравственном и правовом нигилизме, на незнании и непризнании особой духовной природы сих явлений, на сведении их к индивидуальным или массовым вожделениям и интересам, к пожеланиям известной «пользы», к стремлениям к известным желательным для решающих факторов «целям» и т. п., так что, собственно, надлежало бы последовательно выбросить за борт соответственные особые науки за отсутствием особого, отличного от других предмета). Эта буря очистит затхлый и гнилой воздух пошлого житейского «материализма», отчасти связанного с еще недавно господствовавшим в области философии и естественных наук (а отчасти и в области общественных наук (ср., например, философские основания так называемого исторического материализма, а равно марксизма в тесном смысле в области политэкономии)) теоретическим материализмом, отчасти же имеющего собственные корни в некоторых болезнях века. Эта буря даст толчок нашим наукам и вызовет коренную перестройку. Симптомы этой приближающейся и, по-видимому, быстро надвигающейся научной революции отчасти проявляются и в печати, подчас в довольно неудачной и, так сказать, насильственной форме, в форме как бы только еще полусознательного, но сильного стремления в сторону, противоположную той, которая господствовала в науке второй половины XIX в., – стремления, начинающего столь сильно давить и толкать, что люди готовы ухватиться за что попало, хотя бы, например, и за память покойного Кёнигсбергского Философа, который бы крайне был удивлен и изумлен, увидев, что́ в одних областях приурочивают к его гносеологии, в других областях (например, в области политической экономии) – к его категорическому нравственному императиву и вообще практическому (в философском смысле) идеализму, какие усилия употребляются для того, чтобы найти у него и те специальные новые идеи, которые ему не только никогда и в голову не приходили, но противоположному которым он ясно и категорически учит на каждом шагу. Более обстоятельно и в более глубоком виде и интересной форме можно познакомиться с разными симптомами зреющего в умах ученых поворота и переворота идей путем слушания их лекций. Знакомящиеся с науками только по учебникам имеют дело с тем направлением и миросозерцанием, которое лет 10–20 тому назад задавало тон и торжествовало в аудиториях, но теперь, по крайней мере в некоторых университетах, уже подвергается принципиальной критике и начинает уступать место более идеальному миросозерцанию (этим, между прочим, в значительной степени объясняются и такие, например, явления, как имеющие характер предсмертных судорог движения марксизма и экономического материализма вообще).
41
У нас большую роль подчас играют здесь магистерская и докторская диссертации, иногда только магистерская, если раззнакомление с наукою началось уже после защиты магистерской диссертации, т. е. в такое время, когда и серьезного знакомства с наукою обыкновенно еще нет.