КК 9

— Знаю, — буркнула она в тарелку и с наслаждением откусила маленький кусочек чуть кисловатого, но очень вкусного хлеба.

После ужина Тротт поднялся, сообщив, что должен поговорить с главой поселения. За окнами уже стояла темнота, а внутри дома Венин зажгла несколько свечей и лучин. Печь уже потухла и остывала.

— Венин и Далин покажут вам ванран и помогут там, — сказал профессор, открывая дверь. Женщины закивали, а Алинке захотелось броситься за ним, вцепиться и умолять не уходить, но она стиснула ладонями края скамьи и тоже кивнула. Дверь захлопнулась, и тут же поднялась слепая хозяйка, Далин. Принцесса чуть сжалась — а женщина подошла к ней и спросила робко:

— Можно потрогать тебя? Я не вижу.

— Ой… да, — с облегчением проговорила Алина. Кажется, ее тут боялись больше, чем она их.

— Красива-а-ая, — сообщила вторая, Венин. — Воло-о-осы би-елы-ы-ые. Как у ко-азы-ы.

Далин, как раз трогающая волосы, улыбнулась. Она была очень милой, чуть полноватой, и улыбка была приятной, и руки — мягкими и теплыми, и тем страшнее смотрелись шрамы вокруг незрячих глаз. Она коснулась крыльев, погладила.

— А мне можны-о? — застенчиво попросила Венин. — Кры-ы-ылья?

Алина глянула на нее, в горящие интересом глаза — и вдруг увидела в ней себя, молоденькую любопытную девушку. Никакой агрессии или обиды. Значит, это в порядке вещей — когда лорд Тротт приводит кого-то в дом?

— Очие-ень краси-ивая, — глухо выговаривая звуки, повторила Венин, когда хозяйки вдоволь нагладили пух на крыльях, а принцесса по их просьбе оными крыльями помахала — со смешком понимая, что чувствовал после подобного профессор. Женщины оказались совсем безобидными и спокойными, и пятая Рудлог расслабилась, завертела головой, разглядывая дом.

— Хотела бы и я знать, как выгляжу, — сказала она печально. — У вас нет… — она сообразила, что не знает, как будет "зеркало" и замялась, пытаясь подобрать слово. — У вас нет, чтобы я могла посмотреть на себя?

Венин наморщила лоб, пытаясь понять, а Далин, прислушиваясь, вдруг махнула рукой в сторону двери:

— Посмотреть в трогше, — сказала она и повела ладонью вокруг лица. — В ванране. Пойдем?

"Трог — это вулкан, — вспомнила Алина, когда Венин вручила ей плошку с разбрызгивающей жир свечой, сама взяла вторую и поманила к выходу. Далин шла за ними. — А "ше" тогда что?"

Во дворе было темно и очень тихо, и глаза мгновенно перестроились на ночное зрение. В курятнике приглушенно ворковали засыпающие куры, из далекого леса слышалось пение птиц и верещание ночных ящеров. Тускло сияли две луны, одна за другой уже поднявшиеся на небосвод, да кое-где виднелись на облаках красные пятна вулканического света.

— Как раз ванран согрелся, — проговорила Далин из-за Алинкиной спины. — Охтор приказал помочь, пока вымоешься, а там подкинем дров для него, еще больше нагреем. Он любит, чтобы было пожарче, когда его моют. Придет, будет доволен.

"Охтор любит, когда его моют, — сказала себе Алина упрямо. — Не лорд Тротт. Он просвещенный человек, и вообще не очень-то любит чужие прикосновения".

Они спустились в ванран, оказавшимся даже не постройкой — холмиком с уходящей под землю дверью и небольшими окошками под дерновой крышей, из которых тянуло дымком и паром.

— Ба-ольшо-о-ой, — гордо сказала Венин, поворачиваясь к Алине и застыла, подняв руку со свечой и рассматривая гостью. — Глы-аза-а-а. Светя-а-а-атся. Ка-ак у Охто-ора.

— Светятся, — согласилась Алинка, оглядываясь. Подземная купальня правда оказалась большой. Закопченные стены и потолок были укреплены тонкими стволами — будто под землю закопали настоящую избушку. В углах стояло несколько папоротниковых колод с водой, по стенам — низкие лавки с кувшинами, чашами, чем-то заполненными горшками. Пол был устлан соломой и огромными листьями — и пахло сыростью и чистотой так, что Алинке тут же захотелось снять грязную одежду и отмыться до скрипа.

Далин хлопотала у одной из стен варнана над широкой глиняной чашей — она была заполнена тлеющими углями, дым от которых выходил в окошко сверху. Было душно и влажно. Хозяйка ловко, словно все видела, набирала воду из кадки в кувшины и ставила их в угли.

Венин, не стесняясь, сбросила на лавку юбку, сорочку и поманила Алинку за собой, в угол. Алина, держа в руках свечу, пошла за ней и остановилась у прислоненного к стене огромного осколка какого-то камня. Он был размером с корыто, плоский и весь запотевший. Венин протерла его тряпкой, поднесла свечу ближе.

— Смо-а-атри, — просипела она. Огонек отразился в камне, Алина шагнула ближе, поднимая свою свечку — и дернулась, чуть не вскрикнув.

Из глубин черного полированного камня на нее глядела мама. Принцесса заморгала — в глазах расплывалось, — и мотнула головой, склонившись вперед, почти вплотную. И мамино лицо приблизилось, и видны стали различия — чуть шире расставленные глаза, более пухлые и какие-то неправильные губы — верхняя больше нижней, затравленный взгляд чуть фосфорицирующих зеленых глаз, острые скулы. Алина повернулась — черные крылья за спиной, и пух свисает клочками. Волосы темнее, чем у мамы, но тоже волнистые — только вихрами вокруг лица. Она задумчиво отдала Венин вторую свечу и потянула с себя сорочку, потом развязала пояс штанов. И снова приблизилась к зеркалу.

Тело себя-прошлой Алина отлично помнила. И оно было ладным, как у любой юной девушки. И это у нее было таким, если не считать сильную худобу и четко очерченные мышцы на руках и ногах. Грудь задорная, как два крепких яблочка, маленькие ягодицы — пух с крыльев в сложенном состоянии как раз доставал им до середины.

"Красивая", — признала она мысленно, снова склонилась к зеркалу, провела ладонью по его кромке и ойкула — порезалась. Лизнула рану, пригляделась к сколам.

— Так это же полированный обсидиан, — сказала она по-рудложски, в восторге оттого, что догадалась. — Камень из вулкана? — спросила она у Венин на лорташском.

Та закивала.

— Ды-а, даа-а-а. Трыо-огше-е-е.

— Охтор разрешил пользоваться, — с гордостью проговорила Далин. Алинка повернулась — незрячая тоже разделась и теперь поливала горячей водой из черпака листья и солому на полу, а затем топала по ним босыми ногами, словно давила. По ванрану шел травяной дух, а Венин начала брызгать водой на стены — те шипели, исходили паром, жаровня потрескивала, Венин ойкала и смеялась, отпрыгивая от горячих брызг, улыбалась и Далин, и глядя на это все, начала улыбаться и Алинка. Здесь, в окружении чужих женщин, в чужом мире вдруг стало как-то радостно и тепло. При лорде Тротте хозяйки были тихие, угодливые, а здесь веселились вовсю.

По порезанной ладони текла кровь, капала на солому, и принцесса полила на рану из горсти — щипало, затем закрыла глаза и постаралась вспомнить, как учил ее профессор лечить себя. Как там… сосредоточиться, представить, что рана затягивается.

Руку защипало сильнее — и отпустило. Алинка глянула на нее и едва не запрыгала от счастья, хотя кожа не восстановилась — просто порез затянулся кровяной корочкой. Но она хотя бы смогла остановить кровь.

— Садии-ись, — крикнула ей Венин и показала, как садиться: прямо рядом с кадкой, на листья, скрестив ноги. — Хорыо-о-ошоо-о, — она принялась обливать себя из кувшина. Алинка опустилась рядом, и Венин облила и ее, потом протянула горшок с чем-то серым. — Мойси-я-а.

— Что это? — подозрительно поинтересовалась Алинка. Венин без лишних слов зачерпнула массу из горшочка и ляпнула принцессе на плечо — и сипло захихикала, глядя, как принюхивается гостья. Пахло прелой листвой и глиной.

— Ты-ы ничиегоо-о ние-е знаы-аешь, — промычала Венин, протягивая ей жесткую тряпку и показывая на себе, что ей нужно тереть тело.

— Не знаю, — проговорила принцесса, ожесточенно растирая мокрой горячей рогожкой живот. — Я не отсюда.

— А ооткуу-удыаа-а? — поинтересовалась любопытная Венин. Из двоих хозяек она была куда разговорчивей, несмотря на увечье. — Гдие-е твоо-ой доо-ом?