Зеркальное эхо

По темной глади зрачка Рина идет рябь, расслабленные губы дрожат, и зеркало взгляда, в котором Тобиас только что четко видел свое отражение, трескается. Форсайт теряет контроль. Всего на долю секунды. Метка не сопротивляется, дает сформироваться новой Нити, Тобиас протягивает ее до Рина, соединяет с тонкой, едва различимой ментальной паутинкой, осторожно, без суеты, не показывая замешательства. Прикрывает глаза и углубляет поцелуй, закрепляя соединение.

Отстраняется и вглядывается в горящее от смущения лицо. Ни намека на страх или отвращение. Рин смотрит ему в глаза, словно смотрит в душу, и краснеет.

«В следующий раз не расслабляться, — говорит себе Тобиас. — Перед тобой Ришар, хоть и маленький, с ним ничего не может быть просто и хорошо».

***

Рин подчиняется, пускает жесткий теплый язык все глубже, смотрит не отрываясь в странные глаза, за радужкой которых ему чудится сад под июньским дождем. Старый и таинственный. Глаза Тобиаса кажутся ему не такими, как у других людей. Они не отражают. Они затягивают, проглатывают. Рин теряется и не понимает, когда все заканчивается. До его слуха долетает звук голоса. Это вопрос, Рин понимает его только со второго раза.

— Так ты согласен быть моей парой?

— Да… наверное … я не знаю, — в голове у Рина тишина, ни одной мысли, он отвечает, только чтобы заполнить затянувшеюся паузу.

— Спасибо. Вот увидишь. Завтра все будет хорошо. Обещаю. Пойдем. Не стоит здесь долго стоять. На нас уже смотрят. Поговорим по пути к тебе домой.

Тобиас разворачивается спиной к сводчатой двери собора. Сентябрьское солнце бьет в глаза сквозь нарядную листву вязов. В голове гудит пятичасовой колокол. Ему кажется, что он уже был здесь, в этом дне, в этой минуте. Он уже видел все именно так. Дежавю? Такое случается, когда кто-то входит в Систему вне ринга.

Тобиас прощупывает пространство. Рядом нет других носителей. Есть только до блеска вымытая ливнем широкая лестница и тень прохода в храм на самом ее верху. В ушах продолжает звенеть, и тревога больно скребется на сердце. Тобиас вскидывает руку, чтобы прикрыть глаза от солнца, потом делает шаг вперед, прочь от дежавю…

— Тобиас! — сзади звенит красивый и высокий мальчишеский голос.

Тобиас вздрагивает. Он впервые слышит, как его зовет Рин. До этого мальчишка только бормотал себе под нос, почти шепотом, почти боясь своих слов. Зов красивый и долгий, как эхо в горах:

— Подожди меня!

Детский сад. Форсайт мельком оглядывает худенькую фигурку, засеменившую рядом.

Тобиас давным-давно научился ходить один, жить один, не строить планы и не иметь чувств. Но что-то подсказывает ему сейчас, что больше так не получится. А как получится, он не имеет ни малейшего понятия. Он вздыхает, берет мальчишку за руку и крепко зажимает тревогу и одиночество растерянного существа в своей ладони.

Рин шлепает рядом с ним по лужам безлюдными улицами, долгими аллеями и узкими усталыми переулками. Форсайт неторопливо уводит его подальше от слез и горя. А у Рина в это время такое ощущение, что он знает Тобиаса всю жизнь, что тот пришел не из внешнего мира, а вышел к нему из одного из его комнатных зеркал, из его потерянного прошлого. И теперь остается только подождать, чтобы все наладилось. И все наладится.

От луж начинает парить, воздух, дрожа, перестает быть прозрачным, вскоре в нем перемешиваются запахи, вопросы, тревоги и надежды. Странная пара скрывается за тяжелой дверью дома Ришаров - им надо поговорить. Завтра один из них должен будет давать силу другому.

Они не могут знать заранее, что случится завтра, завтра туманно и сыро, как сгустившийся вечерний воздух маленького городка, затерявшегося в предгорьях морских Альп.

========== III. ==========

«У каждого раджи,

у каждого мало-мальски важного человека в наши дни

есть в услужение пара Заклинатель-Целитель.

Есть и многочисленные школы,

где мудрые и талантливые наставники

учат юношей выносливости и управлению словами».

Из тетради Ривайена Форсайта « Сказание о Нитях Тингара».

18.09.2017, воскресенье

До крытой арены, где будет проходить ивент, они идут пешком. Тобиас старается примериться к неширокому и суетливому шагу Рина, наблюдает за мальчишкой и односложно отвечает на его скороговорки-вопросы. Парнишка перевозбужден, то и дело дергает за рукав, наступает на ноги и фонтанирует словами и эмоциями. Судя по черным кругам под глазами, если он и спал этой ночью, то недолго:

— Я тут переписал несколько панчей из своих старых*. Может быть пригодится? Нет? Ты так уверен, что мне не придется ничего говорить? Это же парные баттлы. Там будут друзья брата? Ты меня с ними познакомишь? Нет, лучше не надо. Мне и так стыдно, что ничего не умею и рифмую по-идиотски. Они еще начнут жалеть: «Жаль, а Сэмюэль был такой талантливый!». Ну, или еще что-то в этом духе. Слушай, может, мне псевдоним придумать?

Тобиас внутренне морщится. Он сомневается, что в таком состоянии маленький Ришар сможет удержать связь.

По привычке, пробегает пальцами по метке Сэма. Та почти не давит. Нить Тингара, что он протянул вчера во время поцелуя, еще не порвалась, но уже истончилась и плохо пропускает поток Наследия: парень похож на решето, не умеет удерживать энергию совершенно. Если срочно что-то не предпринять, она разорвется еще до начала первого баттла и он не сможет держать Систему открытой несколько раундов подряд и ставить защитный барьер.

Так не выиграть.

Надо стабилизировать его эмоции парня, прекратить их неконтролируемый выплеск в озоновый слой. Наказать? Тобиас бросает быстрый взгляд на тоненького, горящего лихорадкой возбуждения мальчика. Ребенок совсем. Он и одного болевого нажима не выдержит. Наказание не сделает его лучше. Надо придумать что-то другое. Что-то новое.

Тобиас ищет. Воспоминает себя в возрасте Рина — там только кнут и пряник, и лучше не вспоминать. А в начале обучения? Он ведь тоже когда-то боялся выходить на ринг, даже спаррингов боялся. Он ведь тогда надеялся, что Ривайен ему поможет. Ему тогда что-то очень хотелось. Вот только теперь он не может вспомнить что.

Приходится придумывать на ходу. В конце концов, он слегка приобнимает парнишку за плечи. Решает, что это должно помочь. Откашливается и настраивает голос, представляет, как хотел бы, чтобы с ним говорила мать, если бы была жива. Получается очень приблизительно. Как должна говорить с сыном мать Тобиас тоже не знает. От матери у него не осталось никаких воспоминаний, кроме запаха карамели и воспоминания о теплой руке на лбу. Но он пытается:

— Тебя уже Сэм записал под своим именем — значит он тебе доверял. Перестань себя накручивать. Мы же вчера все проговорили. Не парься. Все будет хорошо.

Рин сбивается с шага от этого мягкого и тихого голоса. Ему он вдруг напоминает о горечи и шелесте выжженных на солнце трав. Гасит тревогу, топит ее в себе, почти гладит. Рин смаргивает наваждение и снова попадает в шаг.

— А вдруг нас не допустят до баттлов?

— Допустят. Предварительная запись уже сделана. Надо только заполнить анкету. Указать изменение статуса. Можешь оставить старое название и вписать новое имя, можешь перерегистрировать пару. Сам решишь.

Рин собирается спросить еще что-то, но неловко поворачивается, и его толкают в бок. Двое, не обращая на него никакого внимания, торопятся к автоматическим карусельным дверям спорткомплекса. Рин смотрит им вслед удивленно и растерянно:

— Я их знаю. Они приходили выражать соболезнования к нам домой. Представились, как одногруппники Сэма. А сейчас даже руки не подали? Так что, принято?

Тобиас не отвечает. Он весь ушел в себя, ладонь его еще лежит на плече Рина и его аккуратно поглаживает, но мыслями он уже далеко: сосредоточился на связи и пытается ее не упустить. Его четко очерченные тонкие ноздри подрагивают, как у коня перед забегом. Впалые щеки нездорово бледны. Тонкие губы плотно сжаты.

Рин хмурит брови и пристает снова:

— Тебе все равно, что с нами не поздоровались?