Зеркальное эхо

Сэм снова опустился на колени, задвигал пальцами внутри Тоби, другой рукой обхватил тугим кольцом его плоть. Двинул рукой сразу резко и сильно. До этого момента он дрочил только себе, но надеялся справиться и с чужим членом. Но слишком поторопился, ногти неосторожно задели головку и Тоби дернулся под ним, словно по нему пропустили электрический ток, не сдержал болезненный стон.

— Прости…

Сэм заработал быстро и ритмично и уже не понимал кого из них двоих бьет дрожь и возбуждение. Тобиас бессознательно начал разводить бедра, шире, еще шире. Сэм расценил этот жест, как приглашение, но решил его пока не принимать. Сегодня все должно быть по-другому.

— Если хочешь, можешь ими двигать, бедрами. Сейчас будет очень приятно.

Тобиас оторвал затылок от стенки, уставился на Сэма широко распахнутыми глазами. Его зрачки расширились, неуловимо изменили цвет, на шафрановой радужке стали видны арктические тени. Вдруг Тобиас потерял упор, мокрые пятки заскользили по кафелю, руки-крылья оторвались от стены и вцепились в плечи Сэма. Тоби открылся, его Тингар хлынул в Сэма, первобытный, неуправляемый, сумасшедший. Побежал по венам, поднял дыбом волосы, скрутил тугим жгутом низ живота, намертво выбил в мозгу координаты нового абсолютного пространства. Связь установилась мгновенно — прочная, как титановая цепь. Сэм понял, что Тоби с этого момента позволит и будет позволять до конца своей жизни Сэму делать все, что тот захочет. И эта вседозволенность, такая же необузданная и дикая, как Тингар, туманила голову, возбуждала и притягивала магнитом.

— Мне нужен именно такой ты. — Сэм провернул пальцами, нашел простату, надавил, заставил Тоби застонать, — Я тебя никому не отдам. Веришь? Скажи, веришь?

— Да.

Сэм решил, что пришел момент доказать Тоби свое отличие от Ривайена. Дать это почувствовать через кожу. Он быстро убрал руки от Тобиаса, снял его ладони со своих плеч, оставил беззащитным и сбитым с толку. Ничего, это всего на минуту. Сейчас. Содрал с себя липкие брюки и боксеры. Подрочил себе пару раз, усиливая то появляющееся, то пропадающее желание. Надо это сделать. Надо. Главное не думать.

Не давая Тоби времени понять, что происходит, Сэм насадился на него сразу и весь, с силой сжал Тоби внутри себя, улыбнулся через боль. От собственной смелости, от правильности всего происходящего в Сэме поднялась эйфория, вскружила ему голову, раскрепостила.

Сэм взял лицо Тоби в свои руки:

— Я приму все. От тебя я приму все, и мне все будет в радость. И ты примешь от меня все, и тебе все будет в радость.

Потом нашел потянул ладонь Тоби к своему паху. Провел ей по своему эрегированному члену:

— Возьми его в руку.

Тобиас взял.

Сэм издал победный рык — чья взяла, старый козел — и начал двигаться. Скользил по стволу вверх вниз. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Знал, что порвал себя, что так хорошо скользит только потому, что пошла кровь, но связь уже работала. Сэм контролировал боль, как мог и умел ее контролировать Тоби, и ему так же мучительно хорошо было на Тоби, как Тоби в нем. Теперь они были равны, теперь они чувствовали одно и тоже, знали одно и тоже, понимали одно и тоже.

Сэм наклонился вперед, терся лицом, лбом, челкой, ухом, носом, дотягивается губами до рта, заглатывал язык, сосал. Перед глазами становилось ярко, уши закладывало от стука собственной крови. Сэм не слышал, как Тоби стонет, не чувствовал, как прогибается под ним, не давал его губам высвободиться и сложиться в имя. Он двигался, как в лихорадке, плохо понимая кто он и где. Важно было лишь с кем. Уже на самой грани безумия Сэм оторвался от губ Тобиаса и приказал:

— Сделай так, чтобы я кончил.

Тобиасу не понадобилось много времени. Он сделал всего пару движений рукой и сперма Сэмюэля брызнула ему в глаза и приоткрытый рот. Потом Сэмюэль приподнял бедра и резко их опустил.

— Я твой? — Сжал в себе член Тобиаса.

— Да. — Тобиас выдохнул это слово осознанно и по доброй воле. Тут же кончил коротко и остро, попытался отдышаться:

— Твой, — прошептал на пике и действительно так почувствовал.

Сэм, удовлетворенный и довольный собой, переполз на кафель, прислонился к стене плечо к плечу с Тобиасом. Между ними больше не стоял Ривайен. Между ними возникла настоящая связь и настоящие чувства, но эйфория прошла, дыхание успокоилось, глаза потухли и опустели. Страсть и безумие отступили. Все произошедшее вдруг проявилось в ином свете. Чувства были, но совсем не те чувства, на которые рассчитывал Сэм. Он прислушался к связи и червь разочарование поднял голову в его сердце. Это было не то, что он ожидал. Безусловно, он получил Тобиаса, получил его любовь. Но это была совсем не та любовь, какая была у Тобиаса для Ривайена. Не такая чистая и красивая. У этой был привкус насилия и похоти.

И тут только Сэм понял, что Тобиас плачет. Положил голову ему на плечо и плачет. Провожает слезами одну надежду и встречает другую. Сэм гладил его по плечу, а сам прикрыл глаза, пряча досаду. Рядом с ним оказался не тот Тобиас, за которым он так долго наблюдал, которого хотел. Он починил. Но получилось по-другому.

***

Сэм открывает глаза. Не совсем понимает спал или просто вспоминал. Косит глазом на Ника. Тот сосредоточен на дороге, маленькие ухоженные руки сжимают баранку, брови сдвинуты, пухлые губы выставлены вперед. Нижняя оттопырена больше. Смешной. Совсем не такой, как Тобиас. Ника легко победить, а Тобиас прекрасен и непобедим, как прекрасна атомная бомба. Ник постоянно спорит, недоволен, лезет на рожон, Тобиас спокоен как айзберг, никогда не перечит, никогда не спорит. Но почему сейчас он выбирает Ника? Что же он хотел на самом деле тогда? Что хочет сейчас? Почему преданность и любовь бесят? Почему ему нужно что-то больше, чем любовь?

Комментарий к I.

* взято из Магистра дьявольского культа

========== II. ==========

«Наследие Тингара приобрело собственную волю

и стало само выбирать себе носителей.

Как только избранный достигал своего шестнадцатилетия,

появлялась болезненная, постоянно кровоточащая метка,

сотканная из призрачных нитей.

Из тетради Ривайена Форсайта «Сказание о Нитях Тингара».

17.09.2017, суббота

Рину шестнадцать. Он торопится по пыльной улице домой. Строгий костюм, модельные ботинки, застегнутая на все пуговицы белая рубашка, неброский галстук затянут под самый кадык. Спине жарко, пятки стерты, поднятая ветром пыль забивается в нос и рот. Рин спешит и посматривает на небо. Идея пойти пешком через весь город уже давно не кажется ему удачной. Раскаты грома ударяют по перепонкам. Рин морщится, в наступившем кратковременном затишье оглядывается по сторонам. Собор святого Жана-Батиста в одном квартале отсюда. Попасть туда до наступления грозы — его последний шанс найти убежище от неминуемого ненастья.

В три прыжка он взлетает по гранитной лестнице и останавливается, запыхавшись, под сводами мрачной готической махины. Переступает стертый до основания порог и идет к алтарю. Звуки шагов эхом отражаются от мрака высоких арок и гонят затхлую тишину прочь.

Божье место. Может быть, здесь ему станет легче? Намоленные камни впитают в себя боль и пустоту, которые Сэм оставил после себя? Заберут их? А еще воспоминания. Рин берег каждое, боялся опять потерять что-то в дырах своей памяти, но сегодня они превратились в опасный пласт горьких чувств. Тронь — и обрушатся, и Рин задохнется под ними, как задохнулся Сэм под лавиной Монблана. А здесь, в храме, он может их оставить на хранение. До лучших времен. Одним воспоминанием больше — одним меньше. Какая разница? Рин и так не помнит большую половину своей жизни.

Как же душно перед грозой. Рин одной рукой расстегивает верхнюю пуговицу, ослабляет узел галстука. Другой прижимает к себе урну, не решаясь с ней расстаться. Встает на колени перед алтарем.

Прикрывает глаза и назло всем начинает шептать заученные с детства слова «Отче Наш». Сбивается. Кажется, что смерть брата — дурной сон, что Сэм подходит, берет его за руку, и ладони у брата сухие и горячие. Он не спешит их убрать, поглаживает Рина большими пальцами — успокаивает. Рину хочется стоять так очень долго, может быть всегда. Прижиматься к Сэму и чувствовать себя счастливым. Как же хорошо, как прохладно и надежно.