Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 67

- Не думаю, что кто-то действительно к нему принадлежит, - говорит она со всей своей честностью. - Просто иногда люди думают, что так и должно быть.

Прижимаю свободную руку к виску, когда он начинает пульсировать. Она «ковыряется» в моей голове и это приносит мне боль. Похоже, в ее словах есть скрытый смысл, но я не могу его понять.

- Не согласен, - говорю я, все еще держа ее руку, хотя знаю, что должен отпустить. Еще немного. Еще несколько минут тепла, прежде чем наступит холод. - Я думаю, что иногда люди делают ужасные вещи и заслуживают того, чтобы гнить и умирать.

Она вздрагивает, ее дыхание сбивается, но она быстро берет себя в руки и придвигается ко мне на сиденье. - Ты не сделал ничего ужасного.

Сжимаю челюсть и одергиваю руку. - Ты не представляешь, что я сделал... что я натворил.

- Расскажи мне, - говорит она, словно это так легко. - Позволь мне понять тебя.

- Ты не можешь… никто не может. Я тебе это уже говорил. В любом случае, никто из живых не сможет мне помочь. - Сожаление пронзает меня, когда осознаю, что проговорился, но ничего не изменишь. Иногда, когда я ловлю кайф, во время наивысшего блаженства я почти чувствую, что отрываюсь от своего тела, и думаю, что, возможно, Лекси может мне помочь, даже если она мертва. Когда я лишком далеко захожу, мне кажется, что она не мертва - или, может, это я не чувствую себя живым, я клянусь, что она может слышать мои мысли, почти касаться меня. Она говорит мне, что всё нормально. Что она прощает меня и любит, как она сделала вчера, когда я был избит. Но утешение – краткий миг, и когда я выхожу из оцепенения, я понимаю, что это не настоящее, что никто никогда не простит меня. Что я наркоман, убивший двух человек и этого не изменить.

- Куинтон, ты не одинок, - Нова говорит, со слезами на глазах, приближаясь на несколько дюймов ближе ко мне, глядя, похоже она жалеет меня. Я хочу, чтобы она не смотрела на меня так, будет чертовски плохо, если я накричу на нее, но потом она придвигается еще ближе, ее голое колено касается моей ноги. – И, если ты поговоришь со мной, ты поймешь. Что ты не одинок. Я волнуюсь за тебя.

Изнемогаю от жара - ее тепла. Я чувствую его. Давно не чувствовал ничего подобного, и я хочу выскочить за дверь и бежать, и в тоже время хочу раствориться в ней. Не могу думать правильно. Мне нужно ее остановить. Нужно прекратить ее попытки.

- Что если я скажу тебе, что убил кого-то? - говорю, надеясь, что это то, что окончательно оборвет все связи... связь между нами, которая должна быть разорвана. - Захочешь ли ты тогда понять меня? И продолжать заботиться обо мне?

Она вздрагивает, и я думаю, что это сработало. Теперь ты боишься? Теперь ты хочешь меня понять?

- Я не верю в это, - говорит она, быстро приходя в себя.

- Но я это сделал, - говорю, понизив голос и наклоняясь ближе. - Я отнял две жизни, на самом деле.

- Не намеренно, я уверена, - похоже, ее это совсем не волнует, и это раздражает меня, потому что я не понимаю реакции. Все вокруг только и говорили, какой я мудак, как я всё испортил, сколько всего разрушил. И она просто сидит здесь, глядя на меня так, будто это совершенно нормально.

- Нет, но это все равно была моя вина, - мой голос хрипит, выдавая, как трудно мне говорить об этом.

- Не обязательно, - настаивает она и придвигается так близко, что практически оказывается у меня на коленях, спиной к приборной панели, так что смотрит на меня пристально, и я серьезно забыл, как дышать. Ощущения настолько сильные, что чувствую боль в груди, животе, сердце. Задето всё, что осталось от моей разбитой ничтожной души. - Возможно, ты думаешь, что это была твоя вина, но я знаю, что иногда винить себя - это единственный способ с этим справиться. - Она кладет руку на мою щеку, и я чувствую искру жизни внутри себя, которая, я думал, потухла уже давным-давно.

- Это не мой случай... я даже не пытаюсь, - делаю паузу, недоумевая, как она заставила меня сказать это вслух, когда даже не знает, какого хрена я говорю. Я был так закрыт в течение последних месяцев, а с ее появлением начинаю чувствовать желание жить. Перевожу дыхание, ведь пришло время вернуться к моему потоплению, чувствую болезненное покалывание от нахлынувших воспоминаний. Что значит чувствовать смерть на своих руках: кровь Лекси, моя собственная, вина - все эти воспоминанию гниют внутри меня.

- Мне нужно вернуться. - Сжимаю руки в кулаки, чтобы не прикасаться к ней, и, смотрю в окно, избегая ее пристального взгляда. - Мне больше нечего сказать. Я просто хочу обратно.





Она медлит, а я жду, что она начнет возражать, но вместо этого она разворачивает машину в обратном направлении. - Хорошо, я отвезу тебя, но могу я попросить об одном одолжении? - спрашивает она.

Крепко зажмуриваюсь, затаив дыхание, мечтая остановить дыхание навсегда. – Конечно.

- Я могу навестить тебя завтра? - просит она своим нежным голосом. - Я не пробуду здесь очень долго, поэтому хотела бы увидеть тебя и поговорить немного больше, прежде чем уеду.

Я должен сказать ей нет, спасти ее, как она пытается спасти меня, но не могу заставить себя отпустить ее так скоро, поэтому с жадностью говорю, - Да, если хочешь, но надеюсь, ты этого не сделаешь. - Открываю глаза, наблюдая за ее реакцией.

Она кусает губы, нервничая. - Но я хочу видеть тебя. На самом деле.

Не уверен, что с этим делать, поэтому решаю отпустить ситуацию, замкнувшись в себе, и это легко, потому что спустя несколько секунд я уже думаю о совершенно другом: как вернусь домой, доберусь до Джонни и новой дозы. Тогда ничто не будет иметь значения. Ни это. Ни будущее. Ни прошлое. То, что я сделал.

Все это исчезнет.

***

Я не многословен по дороге домой, но она говорит немного о музыке, о своей игре на барабанах, и мне нравится слушать ее болтовню. Люблю слушать ее счастливый голос. Я даже готов улыбаться, чего не было очень долгое время, но не думаю, что у меня это получится.

Вскоре мы подъезжаем к дому, и приподнятое настроение испаряется в темноте, поглощающей место, где я живу. Мой рот начинает выделять слюну, зная, что ждет меня, как только я вместе с Тристаном доберусь до Джонни. Я хочу этого намного сильнее, чем сидеть в этой машине, чем есть, дышать, жить.

- Так во сколько мне можно прийти завтра? - спрашивает она, останавливая машину немного поодаль от здания.

- Когда хочешь, - отвечаю ей, потому что это действительно не имеет значения. Я знаю, что пробуду под кайфом всю ночь и весь день после того, как введу достаточное количество дорожек в свое тело. Начинаю выходить из машины, готовый вернуться в свое жилище. Готовый все это забыть. Готовый освободиться от эмоций, противоречий, воспоминаний. Готовый вернуться в свою тюрьму.

- Подожди, Куинтон, - просит Нова, и я останавливаюсь, поворачиваясь к ней.

Ее губы приоткрыты, словно она хочет что-то сказать, но затем закрывает рот и стремительно бросается ко мне. Я замираю, соображая, что она делает. Нова открывает бардачок, достает оттуда ручку и отрывает краешек конверта. Она пишет несколько цифр и отдает мне бумагу. - Это мой номер, на всякий случай, вдруг тебе понадобится позвонить мне.

Смотрю на бумагу в своей руке, сбитый с толку. - У меня нет телефона.

- Я знаю, - говорит она, бросая ручку на приборную панель. - Но есть у Делайлы, и я хочу, чтобы он у тебя был в случае чего.

Стараюсь не заводиться из-за того, что она дала свой номер, как будто будет не против, если я позвоню. Как будто хочет поговорить со мной. Никто не давал мне свой номер телефона в течение очень долгого времени, и я не уверен, что с ним делать. Часть меня хочет, выбросить его подальше и избавиться от соблазна позвонить ей, но вместо этого я кладу его в карман. Потом я начинаю выходить из машины, и она наклоняется и аккуратно целует меня в губы. Не знаю, почему она это делает, это просто дружеский поцелуй или она испытывает то же самое, что и я. Но поцелуй кажется извращенным и неправильным, в некотором смысле, потому что я обдолбанный и мне интересно, чувствует ли она - распад внутри меня. Но с другой стороны поцелуй так чертовски хорош, как если бы я жил нормальной жизнью, где бы не было автокатастрофы, и я бы просто расстался с Лекси и встретил Нову, мы бы целовались точно также все время.