Страница 4 из 11
Выписавшись из больницы, я решил отправиться на поиски своих записей, чтобы прочитать их. Снова направляясь на попутках на запад, я смотрел из окон легковых и грузовых машин на проплывающую мимо пустыню, пытаясь вспомнить, где я мог спрятать тетрадь, выискивая хоть что-то знакомое, ожидая хоть намека или импульса, которые заставили бы меня обернуться или остановиться.
Даже поселившись в Беркли, я продолжал терпеливо ждать образов и воспоминаний. Но время и место стерлись из моей памяти. Может быть, мне было не суждено вспомнить. Это письмо – самый большой текст, который я написал после тех дней в пустыне. Даже сейчас, когда я пишу, мне являются образы: какое-то темное место, туннель, загорелая кожа кого-то из местных, белые занавески, детский голос.
Я знаю, что даю тебе мало путеводных ниточек, Дэн. Но помни вот что: куда бы ты ни ступил, там появляется тропа.
«Тропа появляется? – фыркнул я. – Да ты что, Сократ! Мне нужно что-то еще!» Но, будь у него что-то еще, он бы вспомнил и поделился со мной.
Время, которое мы провели вместе, предстало передо мной в новом свете. Иногда – очень редко – Сократ казался рассеянным. Думал ли он в те моменты о тетради, о словах, которые не мог вспомнить?
«Итак, что я имею сейчас?» – подумал я. Мне вдруг вспомнился случай из собственной жизни, мысль за секунду до того, как мой мотоцикл врезался в бампер «кадиллака», развернувшегося передо мной. Мне раздробило ногу, потом я кувырком полетел на асфальт. Ту мысль я помнил до сих пор: «Этого не может быть». Вот и теперь у меня было то же самое ощущение. Все это не имело смысла. Сократ понятия не имел, где он спрятал тетрадь. Но он отправил меня на ее поиски. Я дочитал письмо:
Те мои записи могут тебе пригодиться. А может быть, они окажутся лишь бредом подстегиваемого лихорадкой воображения. Путешествие – само по себе награда, Дэн. Но это сокровище, возможно, достойно поисков. Пусть твой внутренний свет освещает тебе путь.
Хороших тебе путешествий,
Сложив письмо, я засунул его обратно в конверт. Я думал о том, как в последний раз видел Сократа наяву. Он сидел на больничной койке в Беркли. После недавней схватки со смертью он, несмотря на бледность, выглядел неплохо. Наверное, он написал это письмо в последующие недели или месяцы и отправил на Гавайи, чтобы Мама Чиа хранила его.
Я посмотрел в окно. Под лучами солнца листья превращались в изумруды, но на душе у меня было мрачно от множества вопросов. Почему Сократ дал мне это задание? Это инициация или проверка? Или он на свой лад передает мне эстафету? Или он просто слишком стар, чтобы самому отправиться на поиски? Когда мы познакомились, он утверждал, что ему девяносто шесть лет. С тех пор прошло восемь лет, но я все еще чувствовал, что он рядом, и видел, как он вытирает тряпкой запачканные машинным маслом руки, как нарезает овощи для супа или салата, которые мы ели поздно ночью на той старой автозаправке.
В письме он говорил про Альбукерке, школу и больницу неподалеку. Но пустыня Мохаве простиралась по территории Южной Калифорнии, Аризоны и Невады. «Обыскать всего каких-то несколько тысяч квадратных миль, – саркастически пробормотал я, словно Сократ мог меня услышать. – Просто прилететь в Альбукерке, пройти твоим путем на запад в пустыню Мохаве и начать копать».
«Или, – подумал я, – можно придерживаться моего плана и лететь в Японию».
У меня был билет. Я уже практически направлялся в Японию, а от юго-западных пустынь меня отделяли три тысячи миль[4], и они были в противоположном направлении.
Я понимал, что не могу проверять каждую маленькую больницу в Нью-Мексико и запрашивать картотеки, много десятков лет пылившиеся в архивах. Выполнить просьбу Сократа было не просто сложно (сложное я делал раньше), а невозможно! Я поймал себя на том, что меряю шагами комнату, снова разговаривая с пустотой: «Сократ, извини, но не в этот раз! Я не собираюсь несколько месяцев разыгрывать из себя Дон Кихота в пустыне, заглядывая под каждый камешек на Юго-Западе. Я не могу этого делать. И не буду!»
И все же я не мог забыть его слов о том, что без этой тетради приеду в Японию с пустыми руками, «прося озарения, как подаяния». И я никогда раньше не отказывал Соку. Мне вспомнилась любимая трилогия «Властелин колец», в которой маленькому Фродо вопреки здравому смыслу удалось преодолеть все трудности. «Но это выдумка, – напомнил я себе. – А здесь – реальная жизнь!»
«Когда приходит шанс, ты должен быть готов», – сказал мне как-то Сократ. И я был готов – готов к Японии! Я все спланировал. А что, если бы я не нашел его письмо? Если бы оно так и осталось лежать за подкладкой рюкзака? Но я ведь нашел его. Глубоко вздохнув, я сунул письмо в чистую тетрадь, которую заново упаковал в рюкзак.
Снова и снова я прокручивал все это в голове. Я хотел в Японию. Я не хотел рыскать по пустыне в поисках загадочной книги. «Лучше сделать то, что нужно сделать, чем не сделать, найдя благовидный предлог», – сказал мне как-то Сократ. Нужно ли мне было искать его дневник?
Я решил поспать и вернуться к этому вопросу утром, но перед сном напомнил себе, что отправлю дочери открытку из аэропорта Гонолулу – места вылетов, места принятия решений.
Глава 3
Казалось, дервиш, метавшийся у меня в голове в своем безумном танце, успокоился за ночь: едва проснувшись, я уже точно знал, что не отступлю. Я должен был попытаться ради своего старого учителя и, возможно, ради самого себя. Вот так, к лучшему или к худшему, письмо Сократа вмешалось в мои планы, если не во всю мою жизнь. Мой открытый ваучер позволял отменить полет в Японию и купить билет на самолет назад в Альбукерке.
Прибыв туда, я взял в аренду старый «форд» пикап в маленьком агентстве, предлагавшем простые условия: залог наличными, никакого техобслуживания в пути – и поезжайте себе с Богом. Затем я нашел склад-магазин, где распродавали подержанные товары. Там я с доплатой обменял свои поношенные кроссовки на туристические ботинки. Я купил также большой брезентовый рюкзак, флягу, широкополую шляпу, складной нож, компас, фонарик, легкий спальный мешок, маленькую кирку и лопатку, крем от загара и «Пособие по выживанию в пустыне» – правда, оно не прибавило мне уверенности. Я засунул свои покупки в рюкзак и бросил его на переднее сиденье. Вечерело, но жара не спадала. Я спасся от нее в ближайшем мотеле.
Вот так и вышло, что в начале сентября на двадцать восьмом году жизни я ходил по улицам Старого города в раскаленном Альбукерке, выспрашивая у местных, где поблизости лет тридцать назад были больницы. Перечитав слова Сократа про встречу с девочкой, я обошел несколько эзотерических книжных магазинов и рынков натуральных продуктов, спрашивая, не знают ли продавцы учительницу лет тридцати пяти по имени Эмма. Мне казалось, что людей, связанных с Сократом, – пусть даже они видели его лишь мельком в детстве, – будут притягивать такие места. Кроме того, я спрашивал о человеке по имени Сократ, который был в этом городе проездом несколько десятилетий назад. Что мне еще оставалось?
Никто из продавцов не знал учительницу по имени Эмма и не слышал ни о каких Сократах, кроме древнегреческого. Сплошь тупики и чистые страницы. «Где ты?» – звал я мысленно эту неуловимую Эмму, пытаясь преодолеть пространство и время и попасть туда, где все мы связаны между собой.
И вот в магазинчике пластинок модно одетая пожилая женщина услышала меня и сказала:
– Прошу прощения, но вы уверены, что ее зовут Эммой? Я когда-то встречала учительницу младших классов по имени Ама из школы за городом.
К западу от Альбукерке я нашел маленькую школу с наклеенным на входную дверь объявлением: «Закрыто на летние каникулы». Я постучал, и вышла дежурная. Она сказала:
4
Почти 5000 км.