Страница 24 из 33
2. Стагнация или развитие?
– Апологеты считают, что в социально-экономической сфере происходит пусть медленное и противоречивое, но развитие. Общество достаточно легко адаптировалось к экономическому кризису и не ощущает стагнации, а кризисные явления лишь способствуют морально-политическому единству и развитию горизонтальных связей. Консервативные ценности выступают в качестве фактора дефрагментации: их носители объединяются, остальные различия уходят на второй план, когда включаются сильные внешние (прежде всего, внешнеполитические) раздражители.
– Критики утверждают, что Россия находится в состоянии стагнации; режим стремится к консервации, а ресурсная экономика и структура общества обеспечивают условия для нее; ресурсов достаточно, чтобы режим просуществовал еще лет 20 без видимых потрясений. Давление извне его только укрепляет.
3. Деидеологизация или реидеологизация?
– Апологеты «путинизма» считают, что идеологические споры фактически не влияют на российскую политику, она – преимущественно прагматическая. Либеральная идеология носит символический характер и используется как способ самовыражения.
– Критики В. Путина исходят из того, что идеология оказывает значительное воздействие на российскую политику. События на Украине вызвали в России горячие, ожесточенные споры, перессорив близких друзей и родственников. С тех пор эти споры не утихают и имеют чисто идеологическую основу, а не борьбу интересов.
Далее охарактеризуем идейные основания «путинского консенсуса», сложившегося в российском обществе к моменту президентских выборов 2018 г. Мы обрисуем (1) политический контекст президентства В. Путина в 2012–2018 гг., начавшегося с памятной «рокировки» с Д. Медведевым; (2) продемонстрируем, что экономические трудности россиянами замечены были, но поддержку президента В. Путина не снизили; (3) дадим политологический анализ событий, способствовавших складыванию «посткрымского консенсуса», обеспечившего В. Путину более чем убедительную победу на выборах; (4) опишем идеологические особенности «мобилизационного» консерватизма 2014–2018 гг. по сравнению с неоконсервативным консенсусом 2000–2012 гг.; (5–6) покажем противоречивость и сложность «мобилизационного» консервативного большинства, голосовавшего за В. Путина, основные идейные расколы внутри этой политической формации; (7) классифицируем общественный запрос на трансформацию социально-политической системы, проявившийся в том числе в ходе выборов 2016–2018 гг.
2.1. Политический контекст третьего президентского срока
Владимира Путина (2012–2018 гг.)
Президентские выборы в России, как показала политическая практика 1996–2018 гг., это скорее форма ритуальной легитимации власти, чем механизм ее смены. Поэтому и выборы 2018 г. – лишь опосредованное, непрямое отражение основных трендов общественной жизни. Избирательные кампании для внешнего наблюдателя похожи друг на друга, как братья-близнецы, за вычетом малосущественных деталей. Но кто рискнет утверждать, что наша страна в 2018 г. мало чем отличается от России 2012 г.? Да, тот же новоизбранный старый и всем известный президент, тот же В. Жириновский, и еще немало других знакомых лиц. Но между двумя этими датами – множество судьбоносных решений, событий, перемен:
• раскол «болотной» оппозиции образца 2011–2012 гг. и реконсолидация «путинского большинства» на новой платформе;
• маргинализация либерального крыла оппозиции. Вытеснение националистов за пределы «путинского большинства». Снижение влияния политического центра (либеральные консерваторы, умеренные государственники). Появление идеологической компоненты «путинского большинства» (Изборский клуб, Столыпинский клуб и др.);
• воссоединение с Крымом и Севастополем, война на Донбассе. Новая холодная война, санкции и контрсанкции;
• формирование «посткрымского консенсуса». Мягкое соперничество левогосударственнической и правогосударственнической компонент «путинского большинства»;
• перерастание неоконсервативного консенсуса в «революционно-консервативное» состояние, мобилизация массового сознания;
• влияние экономического кризиса 2014–2016 гг. на состояние массового сознания;
• формирование запроса на перемены и его вектор, имеющий преимущественно левопатриотическую (или социал-патриотическую) направленность.
Говоря о различиях между обстановкой в 2012 и 2018 гг., нельзя не отметить, что Россия за эти годы сделала скачок в современное информационное общество. За десять последних лет месячная аудитория интернета страны увеличилась почти в девять раз: в 2017 г. 70 % взрослого населения (от 18 лет) пользовались интернетом, при этом ежесуточная аудитория составляла 60 % от всех опрошенных. Стал доступен качественный и быстрый мобильный интернет. Количество мобильных станций с поддержкой LTE за пять лет увеличилось в 69 раз. Почти в 30 раз выросло количество сайтов, зарегистрированных в русскоязычном домене. Постепенно интерес к социально-политической активности переносится в социальные сети. Мобилизационный потенциал социальных сетей был продемонстрирован в этот период как властью, так и оппозицией. Влияние традиционных электронных СМИ остается значимым, но постепенно снижается, особенно среди молодежи и лиц с высоким уровнем образования.[70]
В современных концепциях модернизации[71] главными детерминантами развития считаются не столько количественные достижения в сфере материального производства, сколько изменение базовых культурных ценностей. Речь идет прежде всего о росте самостоятельности индивида по отношению к обществу, о его эмансипации [Вельцель, 2017], об увеличении способности самостоятельно планировать и обеспечивать свою жизнь, об открытости изменениям (инновациям), индивидуализации жизненных целей и т. д. Социокультурная модернизация сопряжена с постепенным формированием новых мировоззренческих характеристик, связанных в первую очередь с ценностями бытового поведения (хотя, конечно, они дают проекцию и на публично-политическое поведение). Именно такие глубинные изменения мировоззрения делают процессы модернизации устойчивыми и необратимыми. В России они происходят крайне медленно.
Чтобы лучше оценить политический контекст и ожидания от выборов 2018 г., приведем некоторые выводы, сделанные по поводу выборов 2012 г., и их оценку с позиции сегодняшнего дня.
2012 г.: следствие декабрьских протестов 2011 г. – глубокая поляризация общества, возникновение своего рода «двух Россий»: России мегаполисов, либеральной, ориентированной на западные политические ценности, и России средних и малых городов, консервативной, архаичной, ориентированной на традиционалистские политические ценности [Бызов, 2013а: 19].
2018 г.: президентские выборы со всей очевидностью показали, что на самом деле «либерально ориентированная Россия» не смогла выбраться из построенного для нее (и во многом ей самой) гетто. Тем не менее раскол и поляризация общества сохраняются даже при 70–80 % поддержки президента. Девальвация в публичном пространстве умеренных центристски настроенных слоев сделала эту поляризацию еще более заметной. Либеральные слои не смогли выдвинуть признанных политических лидеров и создать политические партии, в результате «путинское большинство» возобладало и в столице, и в других мегаполисах, и в глубинке.
2012 г.: в условиях ценностного раскола партия власти во главе с В. Путиным, утратив поддержку либеральных сегментов общества, сделалась выразителем интересов и ценностей консервативного большинства, носителем идеологии почвеннического типа [Бызов, 2013а: 19–20].
2018 г.: либеральные сегменты общества (как мы увидим далее) не заняли однозначно и жестко антипутинскую позицию. Еще в меньшей степени тезис о ценностном расколе касается «болота» – конформистских и аполитичных слоев. Скорее наоборот, консервативное большинство 2012 г. само расширилось едва ли не до масштабов всего общества и отгородилось от его оставшихся фрагментов идейными рубежами «посткрымского консенсуса».
70
Россия удивляет – 2018. Скачок в информационное общество. URL: https://russia-review.ru/index.php?id=67 (дата обращения: 17.06.2018).
71
Обзор этих концепций см. [Федотова, 2000; Ермаханова, 2005; Тихонова и др., 2007а; Тихонова и др., 2007б].