Страница 9 из 19
Я написал тогда статью, в которой говорил именно об идеологии защиты владения. С тех пор появилось некоторое количество юристов, которые это стали понимать. Не то чтобы они раньше не понимали, а потом поняли. Точнее сказать, что раньше это вообще не обсуждалось. Но большинство наших коллег проблемы не замечают, а если попытаться убедить их в том, что владение достойно защиты, хотя бы и не является правом, то результат почти наверняка будет обескураживающим. Тем не менее и познавательным – именно по части юридической психологии.
Как-то судья кассационной инстанции раз семь меня прерывала после начала вступительной фразы: «Ответчик, являясь добросовестным приобретателем, имеет защиту полученного им незаконного владения по следующим основаниям…» Она даже предложила мне сесть и подумать. Я, конечно, сел, но ее совет оказался, думаю, напрасным, потому что тем занятием, которым она предложила мне заняться, я к тому моменту непрерывно занимался лет 40. И в этом процессе я его по привычке продолжал. Наконец член коллегии, которая, в отличие от председателя, видимо, читала книги, позволила мне продолжить с того места, где я был прерван. Логика председательствующего была совершенно стандартной: коль скоро доказана недействительность сделки, по которой получено владение, то ни о какой защите не может быть и речи.
Кстати, по поводу прекрасно фундированных статей моего хорошего друга Д. Дождева, в которых он энергично доказывает тезис о том, что владение – это право, а не факт, я говорил ему, что если эти выводы предложить практике, то она только укрепится в той мысли, что любой владелец, требующий защиты, должен сначала обосновать действительность той сделки, по которой он получил свое владение. И весь блеск его аргументов мигом потускнеет в этом тусклом и пыль – ном углу, в который помещено нашим правоприменением владение. В феврале 2016 г., во время семинара с участием проф. У. Маттеи, автор известного российским цивилистам компендиума, который некоторое время при недостатке литературы служил источником азбучных истин о собственности, поддержал Дмитрия Вадимовича в его мнении о том, что владение – это право, поскольку есть защита владения. Когда выяснилось, что у нас ее нет, остался высказанный с некоторой растерянностью последний аргумент – приобретательная давность. Этот аргумент, кстати, доказывал как раз обратное: у нас приобретение по давности не действует для недобросовестного владения. А когда мы говорим, что владение – это факт, то имеем в виду именно незаконное, в том числе недобросовестное, владение. Но погружать славного итальянского ученого в наши посессорные мучения в это довольно позднее вечернее время было бы уже совсем безжалостно.
Кстати, тема сноса строений одним только решением органа местного самоуправления, затронутая тем вечером Д. Дождевым, для своей квалификации требует анализа компетенции на применение насилия. А этот анализ возможен, только если владение брать исключительно как факт. Если право кончается там, где начинается право другого, то владение кончается насилием другого против владельца. Когда я развивал эти идеи[12], лишний раз убедился, насколько важно правильно понимать феномен владения для решения любой практической задачи и как быстро решение приходит в тупик, если полагать владение правом.
Но, конечно, дело не во владельческой защите и узукапии, на которые традиционно ссылался Маттеи.
Владение – это факт, потому что это отношение человека к вещи, полная материальная власть над вещью. А для этого права не нужно. Право дает собственность, которая отличается от владения как раз своей идеальной природой. Владение можно увидеть, описать, заактировать, доказать в споре. Владение имеет место и время, оно локально. А право, в том числе право собственности, невозможно ни увидеть, ни заактировать. Оно не существует в каком-то определенном месте, не локализуется. Право не доказывается, хотя иногда бывает такое неточное словоупотребление. Доказываются факты, указанные в законе как основания возникновения права. Право, стало быть, не доказывается, а обосновывается. Кстати, поэтому суждение суда о праве или об отсутствии права не может иметь преюдициальное значение.
Конечно, владение социально, т. е. имеет те формы и цели, те способы осуществления, которые обусловлены жизнью в обществе. Но социальны практически все жизненные факты: способы носить одежду, развлекаться, издавать звуки и пр. Но от этого данные факты, равно как и вообще любые факты, не становятся правом.
Если в нашем обновленном ГК возникнет раздел о защите владения, который мы написали еще в 2009 г., то и тогда владение правом не станет. Оно будет защищаться уже не только пассивно, в рамках виндикации, но и активно, иском, но защищаться как фактическая позиция. Суть защиты – восстановление фактического положения. Больше века назад, когда создавался проект российского Гражданского уложения, его авторы говорили, что они отказались от идеи владения как особого права. Не то важно, что через 100 лет мы оказались в той же точке (на самом деле нам до нее еще далеко), а то, что право – особое. Ведь почти все, кто думает, что владение – это право, полагают его правом вещным. Я много раз показывал несостоятельность этого взгляда. Именно ввиду его очевидной ошибочности и возникла идея особого права. (Не буду здесь обсуждать влияние конструкции бонитарной собственности – идеи, совершенно непригодной для нашего права, в чем мне, не без сожаления, пришлось убедиться лет 15 назад. И только после того, как я о ней почти забыл, она стала возрождаться отдельными теоретиками.) Но если право особое, то к нему неприменимы никакие положения закона относительно права обычного. И ценность особого права, как и любого особого понятия, становится весьма и весьма сомнительной.
Итак, владение – не право, а факт, фактическая позиция. Оно приобретается и теряется фактическими действиями, в том числе передачей. Чрезвычайно авторитетна идущая от германского права идея, что передача вещи – это сделка. Но эта идея логически несостоятельна. Для наглядности нужно обратить внимание на то, что передача вещи грабителю и передача вещи покупателю совершаются одними и теми же действиями. Но более важно, что процесс передачи – это фактические действия прежнего владельца, состоящие в том, что он предоставляет новому владельцу такое фактическое положение по отношению к вещи, когда для ее использования новому владельцу уже не препятствует воля владельца прежнего. Все действия при передаче только фактические, внешние. Ничего юридического, идеального при этом не возникает. Я об этом писал в книжке о сделке.
Для нашего будущего права решительно важным будет понимание того, что владение защищается именно как факт и не требует для своего доказывания и защиты никакого юридического обоснования.
Для практических целей можно отождествлять фактическое владение и владение незаконное. Есть, конечно, нюансы, но они становятся важными уже после понимания фактической природы владения. При этом полезно иметь в виду, что достаточно жесткое деление владения на законное и незаконное присуще именно нашему праву. Проследить истоки этого деления можно в X томе Свода Законов Российской империи, но там оно все же не имело таких застывших форм, какие приобрело сейчас. Европейское право хотя время от времени и оперирует термином «незаконное владение» и т. п., тем не менее самого деления в известном нам варианте не проводит.
Неудивительно, что наша теория обходила понятия законного и незаконного владения, как и ряд других понятий, которые не обнаруживаются в континентальной литературе.
Кстати, и известный классическому праву постулат «никто не может изменить себе основание владения» неприменим при квалификации форм владения в нашем праве, хотя такие попытки время от времени предпринимаются. Законное владение может перейти в незаконное, например, при продолжении владения после утраты договорного основания (истечение срока аренды, отказ в выдаче вещи, сданной ранее на хранение, и т. п.), т. е. чаще всего в результате действий владельца. Это, впрочем, не означает изменения основания владения, но меняет его форму (вид), если таковой считать законное и незаконное владение.
12
См.: Скловский К.И. О допустимости «административного сноса» самовольного строения // Закон. 2016. № 6.