Философия права

Другой дореволюционный правовед – В.М. Хвостов, автор книги по общей теории права, имевшей подзаголовок «Элементарный очерк», давал такое определение: «Под именем общей теории права разумеется наука, ставящая себе задачей изучение самых основных вопросов правоведения. По существу таких вопросов можно выделить два: 1) вопрос о государстве и 2) вопрос о праве»[60]. Как отмечает Е.А. Фролова, «по признанию многих отечественных правоведов конца XIX – начала XX в., русская наука не пошла по пути энциклопедизма. Основное внимание в науке о праве сосредоточилось на уяснении понятий и создании правовых концепций; по сути, энциклопедия права перешла в теорию права»[61].

Так оформились две главные «конкурентки» за звание «царицы юридических наук» – философия права и энциклопедия права. На протяжении всего дореволюционного периода в отечественной юриспруденции трон этот так и не был окончательно поделен.

Однако, как видится, к концу этого периода перевес все же был на стороне общей теории права, поскольку она, впитав от философии права лучшее в плане методологии и круга исследуемых проблем, обогатила ее за счет эмпирического опыта и учета потребностей практики, а также аккумуляции достижений отраслевых наук.

О.В. Мартышин отмечает, что «специализация привела в XIX в. к выделению из всеобъемлющей философии права особой теории права. У нее было два несхожих источника. С одной стороны, опыт философского осмысления, а с другой – юридическая практика. Теория права отвечала потребностям развития правовых систем и юридического образования. Она воспользовалась философским багажом в том, что касается понимания права, его нравственных основ и его места в жизни общества, но к этому прибавила юридическую догматику, которой философия не уделяла серьезного внимания. Выйдя из философии, теория права свела ее роль к определению некоторых мировоззренческих и методологических основ и занялась разработкой общих технических форм функционирования права, в большинстве своем не представляющих интереса для философии»[62].

Таким образом, на определенном этапе философия права и теоретические представления о праве в рамках энциклопедии права и общей теории права существовали параллельно, причем постепенно общая теория права вытесняла философию права, сводила ее роль, по сути, к истории политических и правовых учений.

Этому способствовал и тот факт, что философия права не уделяла достаточно внимания потребностям практики и в связи с этим проигрывала общей теории права как универсальному инструменту юриста в выполнении им общественно и государственно значимой профессиональной функции. В связи с этим трудно удержаться и не повторить известного высказывания дореволюционного юриста Г.Ф. Шершеневича о том, что «в то время, как юристы занимались исключительно толкованием и систематизированием норм положительного права, философия права разрабатывалась по преимуществу лицами, весьма мало или даже вовсе не причастными к правоведению. Они изучали право, как оно дано им в нормах, не задаваясь мыслью о том, каким оно должно быть, и даже может ли оно быть иным, а философы создавали идеальное право, не зная, что такое право в действительной жизни и как применяются его нормы»[63].

3. Становление теории государства и права в советской юридической доктрине.

Окончательный триумф теории права над философией права связан с тем, что она в большей степени отвечала задачам построения и укрепления молодой советской государственности и в меньшей степени вызывала ассоциации с потерпевшим крушение царским режимом. В этом плане знаменитый «философский пароход», на котором из страны было выслано более 200 представителей старой дореволюционной интеллигенции, которых, по выражению Л.Д. Троцкого, «расстрелять не было повода, а терпеть было невозможно» (в том числе Н.А. Бердяев, С.Л. Франк, И.А. Ильин, С.Е. Трубецкой и др.), – явление глубоко символичное.

Современные исследователи отмечают, что с конца 30-х гг. прошлого века (важнейший рубеж – Совещание по вопросам науки советского государства и права 16–19 июля 1938 г.) в нашей стране утвердилась единственная общетеоретическая юридическая дисциплина – теория государства и права[64].

Этому способствовал известный спор о том, какое место должно занимать в молодой советской государственности право и как именно его понимать. Дело в том, что сразу после крушения Российской империи господствующим мировоззрением в среде победивших политических сил были в целом правовой нигилизм и так называемое революционное правосознание, которое ставилось выше права. К этому стоит добавить известный марксистский тезис о грядущем отмирании государства и права, которые, по выражению Энгельса, прогрессивное человечество вскорости отправит в музей древности, прямиком к прялке и бронзовому топору[65]. Характерно, например, следующее высказывание А.Г. Гойхбарга: «Религия и право – идеологии угнетающих классов, постепенно сменяющие одна другую. И если нам еще в настоящее время приходится ожесточенно бороться с религиозной идеологией, то в еще гораздо большей степени нам придется бороться с правовой идеологией. Всякий сознательный пролетарий знает в настоящее время или, по крайней мере, сотни раз слышал, что религия – опиум для народа. Но редко кто, мне кажется, сознает, что право есть еще более отравляющий и дурманящий опиум для того же народа»[66].

Хотя некоторые ученые и признавали снисходительно, что право может использоваться в качестве инструмента для борьбы революционера на определенном этапе. Например, Е. Пашуканис, анализируя воззрения В.И. Ленина на право, писал: «Для всякого революционера характерно стремление ниспровергать и разоблачать фетиш законности того строя, против которого ведется революционная борьба. Это понятно само собой. Без этого революционер – не революционер. Но для мелкобуржуазного революционера само отрицание легальности превращается в своего рода фетиш, поклонение которому заменяет трезвый учет сил и условий борьбы и уменье использовать и закрепить даже самые ничтожные завоевания для подготовки дальнейшего штурма. Революционность ленинской тактики никогда не вырождалась в фетишистское отрицание легальности, никогда не была революционностью фразы. Наоборот, на известных исторических этапах он настойчиво призывал к использованию «легальных возможностей», которые вынужден был предоставить непобежденный окончательно, но лишь надломленный враг. Ленин умел не только беспощадно разоблачать царскую буржуазную и тому подобную легальность, но и пользоваться ею там, где это было нужно и когда это было нужно. Он учил, как подготовлять свержение самодержавия, пользуясь избирательным законом, изданным этим же самым самодержавием, как отстаивать первые позиции, отвоеванные мировой революцией пролетариата, т. е. нашу победу в октябре 1917 г., идя на заключение договора с одним из империалистических государств (Брестский мир)»[67].

Однако по мере укрепления Советского государства возникла необходимость в построении столь же сильного и эффективного советского права. Тезис об «отмирании» государства и права, по сути, сам был «выброшен в мусорную корзину» истории, поскольку не соответствовал стратегическим задачам советской власти. Соответственно были осуждены и концепции, которые отрицали роль права.

Показательно, например, что А.Я. Вышинский, при всей неоднозначности этой фигуры в российской правовой истории, в 1937 г., на пике борьбы с «вредителями» от юриспруденции, отмечал: «В арсенале борьбы и побед трудящихся нашей великой родины одно из почетных мест принадлежит советскому праву. …Понятно поэтому, какое громадное значение имеет овладение марксистско-ленинской теорией права для практических работников, призванных осуществлять стоящие перед советским государством задачи. Понятно также, какое значение имеет теоретическая разработка как общих, так и специальных проблем советского права. Между тем, едва ли найдется другой участок теоретического фронта, столь отсталый и засоренный всяким лжемарксистским, антинаучным гнильем и хламом, как область правовых наук»[68]. Он утверждал: «На этом участке долгое время орудовал разоблаченный ныне двурушник Пашуканис. …Отступая под огнем критики с одной ступеньки на другую, они в различных формах проповедывали антипартийные, вредительские «теории» отмирания государства и права. Разоружить рабочий класс перед лицом его врагов, подорвать государственную мощь социализма – такова была цель этих попыток. Учащейся молодежи, растущим кадрам внушалось нигилистическое отношение к советскому праву»[69].

60

Хвостов В.М. Общая теория права: Элементарный очерк. 5-е изд. М., 2011. С. 1.

61

Фролова Е.А. Проблемы теории и философии права: Монография. М., 2015. С. 35.

62

Мартышин О.В. Философия права: Учебник для магистров. С. 6.

63

Шершеневич Г.Ф. Общая теория права: Учебник. В 2 т. Вып. 1. М., 1995. С. 19.

64

Мартышин О.В. Философия права: Учебник для магистров. С. 4.

65

Основанием послужило известное высказывание Ф. Энгельса о том, что «мы приближаемся теперь быстрыми шагами к такой ступени развития производства, на которой существование этих классов не только перестало быть необходимостью, но становится прямой помехой производству. Классы исчезнут так же неизбежно, как неизбежно они в прошлом возникли. С исчезновением классов исчезнет неизбежно государство. Общество, которое по-новому организует производство на основе свободной и равной ассоциации производителей, отправит всю государственную машину туда, где ей будет тогда настоящее место: в музей древностей, рядом с прялкой и с бронзовым топором» (Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства // Маркс К., Энгельс Ф. Избранные произведения. В 3 т. Т. 3. М., 1986).

66

Гойхбарг А. Несколько замечаний о праве // Советское государство и право. 1924. № 1 (7). С. 3.

67

Пашуканис Е. Ленин и вопросы права (впервые напечатано в сборнике «Революция права». 1925. № 1) // Из ленинского наследства. К ленинской теории государства и пролетарской революции: Сб. статей. М., 1930. С. 71.

68

Вышинский А.Я. К положению на фронте правовой теории. М., 1937. С. 3.

69

Там же. С. 4–5.