Страница 25 из 28
Касательно социально-политического устройства древнемонгольского казачьего суперэтноса как преемника древнетюркского степного суперэтноса Акимбеков пишет: «Монгольская империя, с точки зрения её основателей, в первую очередь состояла из народа, организованного в армейские «тысячи». То есть под народом империи подразумевались воины-кочевники, входившие в состав армии. Для всех прочих основной обязанностью было платить налоги» (там же, с. 243). Нельзя не согласиться с этим обобщением многочисленных свидетельств, что феодального закрепощения монголов Чингисханом в смысле внеэкономического принуждения и эксплуатации их труда не было и быть не могло в силу технической невозможности этого в отношении казаков, свободных «воинов-добытчиков». Когда устанавливался запрет на переход из одной сотни и тысячи в другие, тогда преследовалась цель предупредить как самовольную смену казаками своей гражданской принадлежности, так и казакование сотников и тысячников. Никто не должен был нарушать целостность Великого Монгольского государства (Yeke Mongol Ulus), раз все роды и племена основательно перемешаны и их «золотопоясная аристократия» изведена в корне. Конечно же, улус как «государство-владение» считался собственностью определённого рода или личности, но эта собственность несравнима с феодом, так как не связана с землёй и улусные люди как свободные воины всегда могли откочевать и, став беглецами, казаковать в поисках нового улуса. Естественно, что даже в расцвет могущества этой монгольской империи народ казаков в метрополии был обложен Угэдэй-ханом минимально со словами: «Не будем обременять государство… введём порядки, необременительные для народа. Пусть взнос в государственную продовольственную повинность – шулен – будет в одного двухгодовалого барана со стада. Равным образом по одной овце от каждой сотни овец пусть взыскивают в налог для неимущих и бедных…» (там же, с. 243). Как видим, армия здесь – и народ, и государство всех «тысяч» разноплеменных казаков, которых впоследствии также пытался обложить и Тауке-хан посредством Жети Жаргы и ради которых, собственно, и было создано Великое Государство Монголов.
Касательно провинций типа Китая, России, Хорезма, Ирана и т. п. налоги по нынешним и тогдашним меркам также были вполне терпимы, но уже существеннее, так как в этом была вторая цель всех завоеваний (после торговой цели доступа к рынкам и защиты Великого Шёлкового пути): добыть для «народа-войска» тагар и иные виды дани и, соответственно, журт с «податным» оседлым населением. При этом «интересно, что историки из числа завоёванного монголами местного оседлого населения стремились подчеркнуть в качестве преимущества того или иного монгольского правителя его способность быть ответственным правителем и уважать интересы местного населения». Рашид ад-Дин подчёркивает, что во время похода против Барак-хана Абага-хан «постановил, чтобы ни одна душа не причиняла вреда даже одному колосу», а на обратном пути он так пошёл назад… «что в пути от такого множества войск и челяди ни одной твари не было нанесено ни на кончик волоса беспокойства» (там же, с. 326). Понятное дело, что армии вольных казаков это не всегда нравилось. Газан-хан, пытаясь подавить их мятежные волнения, так обращался к ним: «Я-де не держу сторону райятов-тазиков. Ежели польза в том, чтобы всех ограбить, то на это дело нет никого сильнее меня. Давайте будем грабить вместе. Но ежели вы в будущем будете надеяться на тагар и столовое довольствие и обращаться ко мне с просьбами, то я с вами поступлю жестоко. Надобно вам поразмыслить: раз вы райятов обижаете, забираете их волов и семена и травите хлеба, то что вы будете делать в будущем» (там же, с. 333). Те казаки, которые внимали подобным речам чингизидов, оставались внутри оседлых территорий и становились военным сословием и элитой местных этносов. Те, кто не внимал, уходили в иные места или на территорию Казакстана, который был казачьей вольницей и местом призыва новых армий степняков. Кстати, «Стояние на Угре» в 1480 г. закончилось для Ахмет-хана уходом из Руси по причине отсутствия поддержки из Казакстана, левого крыла Золотой Орды. После чего «многие чингизиды и их воины» как военное сословие начинают служить уже Москве и переходят под её юрисдикцию (там же, с. 452). Не патриотично, конечно, но такова была их казачья сущность, тем более что чингизиды составили «татарскую знать» России и только они имели право называться царями до тех пор, пока Иван Грозный как Великий князь наконец не осмелился принять этот титул сам и выступать не от их имени. Таким образом, если вернуться к централизованному налогообложению метрополии и провинций, введённому ещё киданем Елюй Чуцаем при Угэдэй-хане, то после распада Великомонгольской империи на улусы и далее она приказала долго жить, но оставила после себя централизованные Китай, Иран, Россию и другие страны, пребывавшие до того в феодальной раздробленности, чего не скажешь про Казакстан, оставшийся казачьей вольницей под водительством чингизидов-ордуидов торе вплоть до сер. XIX в.
Эту казачью вольницу, она же левое крыло Улуса Джучи, она же Кок (Синяя) и впоследствии Ак (Белая) Орда, никто так и не смог покорить, включая Тамерлана. Поскольку все оседлые богатые территории (Русь, Крым, Булгария и Хорезм) изначально входили в правое, западное крыло Золотой Орды и лишь впоследствии отошли к московским князьям и тимуридам, постольку после смерти всех легитимных батуидов ордуиды как наиболее легитимные джучиды со своими казáками «стремились захватить власть во всём Улусе Джучи» (там же, с. 424). В «Чингис-Наме» Утемиша-Хадши прямо говорится, что ордуид Хызр-хан дал указание «своим казáкам» разломать Белую Юрту (Ак Урге, Ак Орду) Узбек-хана (доставшейся, возможно, от Батухана) и поделить между ними золото с порога этой наследной святыни Золотой Орды. Впоследствии не только ордуиду Урус-хану удалось объединить под своей властью правое и левое крылья Улуса Джучи. Сесть на сарайский престол получилось и у шибанида Арабшаха, и тука-тимурида Тохтамыша из иных династий левого крыла, номинально подчинённых ордуидам в порядке старшинства. Железный Хромец (Тамерлан), монгол-казак из племени барлас, объединивший среднеазиатские чагатайские «тысячи», стратегически понимал как бесполезность войны с казачьей вольницей, так и опасность овладения ею городами Поволжья и Хорезма. Поэтому он просто физически уничтожил эти города и перегнал их население в Среднюю Азию, чтобы Великий Шёлковый путь больше не проходил через улус Джучи. С тех пор правое крыло Улуса Джучи юридически, да и географически больше не восстанавливалось (если не иметь в виду её осколок в виде Большой Орды Темир-Кутлуга), а Кок Орда совместилась с Ак Ордой и стала впоследствии «государством кочевых узбеков» под властью узурпатора шибанида Абулхаир-хана. Под контроль узбеков-казаков и впоследствии просто казаков время от времени переходили жизненно важные для казахской торговли, но уже «периферийные» от мировой торговли присырдарьинские города. «Такая политика Тимура оставила Улус Джучи без аппарата чиновников, без ремесленников и торговцев» (там же, с. 447), а присоединение к России как наследнице Золотой Орды в торговых целях стало лишь делом времени, связанного с технологическим отставанием казачества как последней стадии развития кочевой цивилизации.
Касательно последующего казачьего этногенеза казахов Акимбеков пишет, что «процесс образования новых этнических групп на обломках монгольской государственной традиции занял длительный период времени, как, впрочем, и окончательная ассимиляция той части военного сословия чингизидских улусов, которая оказалась на службе в оседлых государствах, таких, как Литва и Московское государство. …С процессом кризиса монгольской традиции тесно связано… появление термина казак, который впоследствии стал именем нового этноса (казахов. – Прим. авт.), объединившего большую часть кочевников… и, одновременно, названием специфического военного сословия в России и на Украине… Определённо название казак широко распространилось именно в XV в. и именно в государствах с монгольской традицией… В обоих случаях термин весьма отдалился от своего первоначального содержания» (там же, с. 461–462). Полагаем, что после такого само собой разумеющегося для 2011 г. признания идентичности самоназвания современных казахов и русских казакóв никто больше не будет подвергать осмеянию вполне явную историческую связь между ними, а также казачью концепцию этногенеза казахов. Жаль только, что Акимбеков не указал, в чём же конкретно термин удалился по содержанию от своего первоначального и общего значения «вольный, свободный» в среде обоих этих культурно-бытовых общностей. По поводу его большей частью немотивированного отказа признать каких-либо «касогов», «казацких ханов», «Казакию», «казачьи телеги» и иные упоминания о казаках из вполне достоверных источников в качестве свидетельств существования термина казак до XV в., можно сказать лишь, что оно вполне стандартно для официального научного работника. «Классическая» привязка Акимбекова к откочёвке Джанибека и Гирея уже была беспощадно развенчана выше Темиргалиевым как миф, но именно она приводит весь логичный анализ «Истории степей…» к весьма противоречивым выводам относительно этнонима казак.