Страница 23 из 28
Кроме этого созвучия, явно просматривается ещё единая казачья природа военных вождей из этих родов в надплеменной сущности самоназваний тюрков и монголов. Помимо «тюркского вопроса» внезапного исчезновения племенного союза тюрков после начала древнетюркской эпохи, Акимбеков с присущей ему дотошностью поднимает ещё и «монгольскую проблему» исторического отсутствия среди монголоязычных племён такого племени, как монгол. Он вполне основательно предполагает, что «конкретного племени монгол среди множества племён Монголии в начале XII в. не существовало. В то же время семья основателя монгольской империи Чингисхана относилась к крупному тюркомонголоязычному племени тайджиут. По своему статусу его предшественники, скорее всего, являлись военными вождями тайджиутов», которые, по выражению Б.Я. Владимирцова, «были эфемерными вождями неопределённых групп с неопределённой, всегда оспариваемой властью… главным образом на время войны, т. е. для наездов, набегов разбоя». «Поэтому так много у того же Рашид ад-Дина историй про то, как сыновья Хабул-хана Хутула-хан и Кадан Багатур пошли на свои юрты в земли племени куралас и вступали в войну с племенем уклат всего с 20 нукерами». Все они были выходцами из тайджиутов, и лишь после мирового воцарения Чингисхана эти казаки-батыры были названы «задним числом» общемонгольскими ханами, не связанными со своим родным племенем, которое в первую очередь имело право называться монголами, но при этом было первым врагом Чингисхана (там же, с. 140–141).
Кстати, об истории, этимологии и семантике термина «монгол». Акимбеков обоснованно считает, что Чингисхан специально продумал и искусственно ввёл звание монгол для обозначения политической, по сути «общегражданской», общности всех «поколений, живущих в войлочных кибитках», подпавших под власть не его родного племени, а его дружинников-нукеров, казаков из разных племён. Есть свидетельства официальной монгольской истории Рашид ад-Дина и тайной истории анонима «Сокровенного сказания» монголов, в которых проглядывается этническое тождество и искусственное противопоставление монголов и тайджиутов. Кроме них, также даёт показания китайский писатель Мэн Хун, современник Чингисхана, о том, что «это имя сначала было неизвестно его подданным и выдумано только во время принятия им императорского титула». Акимбекову понятно, что «…это было субъективное решение хана. Причём старое тунгусское обобщающее название мангу, мэнва, мэн-у, скорее всего, было выбрано потому, что оно сохранилось в исторической памяти кочевников. …Возможно, такое решение было напрямую адресовано именно тунгусоязычным чжурчженям (китайской династии Цзинь. – Прим. авт.) и оно вполне могло быть подсказано киданьскими перебежчиками, как предполагал В. Васильев (в сер. XIX в. – Прим. авт.) …преследовало цель напомнить цзиньцам о временах их войны с киданями в начале XII в., в которой кочевники Монголии принимали самое активное участие. …Несмотря на языковую близость, для нового государства было невозможно признать свою преемственность по отношению к империи Ляо (монголоязычная династия Китая, предшествующая Цзинь. – Прим. авт.). Поэтому название мангу, которое активно употреблялось чжурчженями в период их войны с Ляо, позволяло напомнить о данной преемственности, но при этом подчеркнуть самостоятельную идентичность кочевников Монголии… В связи с тем, что одной из главных целей данного государства, объединившего всех кочевников Монголии, была война с империй Цзинь, то данное название было адресовано именно ей. Это был своего рода вызов, заявка на равный статус… В целом речь фактически идёт о попытке создать новую надплеменную идентичность, связанную исключительно с государством. Хотя это попытка в целом оказалась неудачной, её следствием стало появление новой этнической общности – монголов» (там же, с. 144–145). В целом следует согласиться со всей цепочкой рассуждений Акимбекова, за исключением определения попытки создать «надплеменную» идентичность неудачной по причине, насколько правильно мы поняли, появления этноса монголов. Во-первых, имеется в виду, что не монголов, а древних монголов. А во-вторых, попытка была настолько удачна, что из этой «надплеменной», чисто политической, самоидентификации закономерно возник древнемонгольский суперэтнос, впоследствии распавшийся на современные этносы монголов и казахов. Казахи, кстати, оказались по родоплеменному составу, политическому устройству, языку и религии намного ближе к древним монголам, поскольку не были китаизированы и до сих пор называют бога Кудаем.
Интересно, что, по мнению Зориктуева, одно из нарицательных значений мангу как «крепкий, сильный» совпадает с аналогичным нарицательным значением слова тюрк, хотя первично слово мангу означает «сильную воду» и мангу-л должно переводиться как «люди, живущие на реке Мангу», т. е. с бассейна рек Амура и Аргуни. Васильев в XIX в. писал, что «в низовьях Амура и ныне обитает племя мангуты, что означает «речные». Отсюда, возможно, пошло не только название славного имени мангудов (мангытов, ногайцев), но и древнемонгольская фобия перед речной водой (запрет купаться или стирать бельё в реке во время грозы и т. п. наследуют даже кимаки на Иртыше, которых Ахинжанов считает монголоязычными племенами си из Маньчжурии). Таким образом, на легендарную Эргенэ Кун претендует именно бассейн реки Аргунь, связанной со всем Амуром. И, возможно, именно из Маньчжурии когда-то перекочевали в Монголию многие монголоязычные племена нирунов. Тем не менее ни нируны, ни турлигины себя монголами до Чингисхана не называли, ну а для собственно китайцев, по Мэн-да бэй-лу, в те времена «император Чингис, а также все его полководцы, министры и сановники являются чёрными татарами». Заметьте, не шивей, как для монголоязычных киданей, и не мэнгу, как для тунгусоязычных чжурчженей. Все племена татар (кит. Дада): белых (в степях Внутренней Монголии), чёрных (в степях внешней) и диких (в лесах) – происходят от особого тюркоязычного рода шато, что говорит о преемственности между тюрками и монголами как историческими противниками Китая. Скорее всего, именно политический род Шато был уничтожен Чингисханом, а не все татары вообще, как это принято описывать. Сунский чиновник Ли Синь Чуань так и пишет, что «теперь татары называют себя Великим монгольским государством», хотя вышеупомянутый Мэн Хун точно знал от татар, что «монголы (мэн) уже давно истреблены и исчезли» (там же, с. 126–132). Кстати, для всего мира монголы ещё надолго так и останутся татарами, с «лёгкой руки» Китая и Руси. О своём политическом самоназвании монгол (мангул, могол, могал и, возможно, даже моал) будут знать точно только сами степняки.
Таким образом, среди тюркоязычных коренных племён Монголии турлигинов (татары, найманы, кереи, джалаиры, кыргызы и т. п.) были и тюркомонголоязычные племена нирунов (баарин, дуклат, мангут, барлас, чонос, он же, возможно, жаныс (?) и т. п.), среди которых было племя тайджиут, в котором был род кият, клан военных вождей, возможно, тюркоязычных и связанных с тайджиутами скорее политически, а не кровно-родственно. То есть тайджиуты составляли как бы улус рода кият, который, в свою очередь, подразделялся на джуркинцев (юркин), чаншиутов и ясаров, происходящих от первого якобы «всемонгольского» хана Хабула. Понятно, что подразделение «синеоких» борджигинов от отца Чингисхана выделилось искусственно и позже, благодаря завоеванию тайджиутов казаками Чингисхана и уничтожению знати иных подразделений этого рода. Более того, Чингисхану пришлось уничтожить даже ближайших родичей своей кости. В частности, Таргутая Кирилтуха, в рабстве у которого он был и которого тайджиуты считали своим «природным господином», т. е. законным государем. Вот почему Чингисхан просто смешивает и присоединяет тайджиутов к своему казачьему улусу монголов, наравне с другими племенами, хотя они ему принадлежали по праву и теоретически он мог на них опираться. Всё дело в том, что, как бы весьма искусно и полезно ни упрощала ситуацию такой ведущий современный монголовед, как Скрынникова (там же, с. 142), вовсе не «кияты как клан монголов» противостояли тайджиутам (они же нукузы или чонос, связь которых с протоказахскими племенными союзами усун, аргун и алшун необходимо исследовать). Монголами были не столько кияты, сколько казаки Чингисхана, и именно они противостояли степной аристократии не только племени тайджиутов, но и всех племён нирунов с турлигинами. Противостояние было много шире и было социальным, а не этническим. Чингисхан мог и не быть киятом, но это всё равно бы была гражданская война между байскими аулами и племенными куренями со всеми вытекающими жестокостями в целях установления господства казачества как высшей стадии кочевничества в политическом и экономическом устройстве кочевой цивилизации.