Страница 14 из 21
…Находясь на пороге Розария, как на черте новой жизни, застыла в нерешительности. Пристальные взгляды незнакомых женщин вдавливали в пол. Ноги налились свинцом. Башмаки, одетые на ходу в коридоре, наполнились влагой. Роза ощущала, как волнение жгло пятки. Жар, расходясь по венам к позвоночнику, достиг затылка. Перед глазами плыл бесцветный дым, застилая взор.
Как нельзя кстати, раздался голос смотрительницы:
– Дергай! – услышала Роза и получила в спину толчок дубинкой.
Споткнувшись о порог, ввалилась в камеру. Остановившись на середине комнаты, принялась мять потными руками свёрток с постелью.
Скрип двери словно отдал приказ: женщины разбрелись по камере. Одна из них села за стол, отполированный прикосновениями. Другие – устроились на кровати рядом.
Ожидание томило…
Жар стих, оставив на спине струйки пота. Кофта неприятно липла, хотелось её одёрнуть. Роза терпела, осматриваясь боковым зрением, но мало что видела…
Тревога с тишиной как сговорились, давили на глаза и уши. Гнетущее безмолвие испытывало на прочность. С одной стороны, Роза мечтала, чтобы сокамерницы оставались немыми, с другой, если будут молчать, она не выдержит и закричит.
Откуда-то возник панический страх, слышалось повторение вопроса: «Кто ты, ты кто, ты…». Он звучал в сопровождении издевательского смеха, подталкивая к желанию немедленно умереть. Вопреки всему пробудилось любопытство: «Интересно, за кого они меня принимают? Впрочем, пусть что хотят, то и думают. Наверно, всё же надо заговорить», – определилась Роза с действием и произнесла осипшим от тревоги голосом:
– Здравствуйте, я… Роза.
Оглушил дружный смех…
– Ха, уморила! С какой помойки цветочек выдрали? – отозвалась одна из вероятных соседок.
Роза опустила голову и поняла, что напрочь забыла о своей внешности. Обуял подлинный стыд. Утратив над собой контроль, кинулась к двери и заколотила тупым носком башмака. Она просила увести от света, давящего на глаза, воздуха, кружащего голову, и злой чистоты камеры вместе с обитательницами.
«Лучше туда, к мохнатым подружкам!» – требовал инстинкт самосохранения. Роза не знала, что никто не собирался ей вредить, а говорившая – просто досужая баба. А каждая из сокамерниц вспомнила себя, как когда-то мялась в нерешительности у двери, с желанием вернуться обратно.
Ситуацию разрешила пожилая женщина, взяв Розу за руку.
– Уймись, никто худого ни мыслил. Что ржали? Так и мы Розы! Аль, вывеску упустила, заходя сюды? Ладныть, проходь, – предложила та.
Роза упёрлась.
– Фу смердит! Не… как не верти, в горшке мойка точно не в жилу. А набычилась-то! – влезла первая неприятная особа.
Она вытянула худую шею и почесала. Роза подметила своеобразную костлявость пальцев. Обладательница тощих рук, уловив на себе внимание, подалась вперед, откидывая назад плечи, выпячивая почти присохший к спине живот. Розе показалось, что сквозь майку разглядела ребра нахалки. Виляя плоским задом, та предложила:
– Можа побратаемся? – чудачка сильно оттянула полосатые лямки на своей майке и резко их отпустила.
– Как, это?…
– Ба… да ты фонарь, как есть, дурилка плюшевая! – прогнусавила худющая, раскачиваясь на жердочках ног, показывая в ухмылке гнилушки зубов.
«Пьяная, что ли…» – промелькнула у Розы крамольная мысль.
– Э… Чюнька, сюда зырь! – потребовала нахалка, ткнув пальцем себе в грудь.
Она взялась изъясняться малопонятной лексикой, говоря, что они не какие-то там коблыхи и кичу отсвечивают в законе. Что касаемо неё, сама забыла, в которой ходке. Посему, Розе не придётся тереться на шконке в кайф. Ещё худышка часто повторяла: – «Просекла, бляда?» – хлопала Розу по плечу, подмигивая женщинам.
Роза смотрела сверху вниз, так как чудачка была маленького росточка, и беспокоилась, не забыла ли, кроме событий, что из речи? Худышка, видя замешательство, наглела. Неся тарабарщину, требовала что-то от неё, при этом шаталась, выкручивала пальцами забавные фигуры. В неосторожном движении налетела на Розу. Приподнявшись на цыпочки, уткнулась пупком ей в лобок и бесстыдно потёрлась.
Румянец смущения окрасил щёки. Руки сами легли на женские плечи. Роза намеревалась отшвырнуть назойливую бабу, и вовремя передумала, лишь стиснула сухие ключицы.
– Усекли?! Вонючка батон дробит вздумала, чуть не замочила меня! – завизжала та, изображая страдание.
Молчаливое согласие публики ввело хамку в кураж. Она подалась назад, косясь на Розу почти взглядом прокурора, неожиданно загорланила:
– На арапа!!! Меня?! – не окончив загадочной фразы, ударила себя указательным пальцем по белёсому пушку на своей голове.
Пронзительный звук озадачил саму ораторшу. Она уставилась на костяшку, служившую пальцем. Не найдя ничего особенного, согнула крючком, почесала затылок и место удара, проделав движения с комичным выражением лица.
– Будя паясничать! – сказала пожилая женщина и отогнала комедиантку, затем обратилась к Розе:
– Пошли, душа страдалица, коль не отмороженная. Пожитки дай сюды.
Приглашение прозвучало дружелюбно, но настораживало.
– Давай-давай, – повторила женщина.
Ничего не оставалось, Роза протянула узелок.
– Ты не чурайся. Она с душком, но гарная, – женщина имела в виду худышку, – цыкнешь – вовсе завянет. Что набуровила – плюнь и разотри! Добро пожаловать на территорию надежды, – успокаивала она Розу, принимая её взбудораженный вид за испуг.
– Надежда… она есть? – прошептала от волнения Роза.
– Э… милка-ааа! Тюрьма, конечно, ненадёжный спонсор мечтам. Я и не о ней. Я о тебе! Территория надежды – мы сами. Она родимая тут… в наших мозгах!
Разговор вновь перебила худышка, навязывая мнение, чтобы женщина думала, прежде чем настраивать новенькую, якобы, против присутствующих. Худышка и пожилая женщина сцепились в ругани. Наблюдая за ними, Роза вспомнила предупреждение врача, что в Розарии жизнь не мёд.
Арестантка, сидевшая за столом, поскребла пальцем по крышке. Роза обернулась… Их взгляды пересеклись. «Чудо!» – залюбовалась она необычным цветом глаз, даже оробела. Подумав, что такое, наверно, видела впервые. Показалось, будто светло-сиреневые глаза улыбнулись. «Да, она главная здесь! Как же мир несправедлив: с такой-то красотой укрощать местных дур», – подумала Роза.
И склонила голову, пытаясь выразить уважение. Женщина сделала то же самое. Роза ощутила невероятно притягательную силу.
– Ну-у… если та-ак, – скривила недовольно губы худышка, сопя тонкими ноздрями, как из бумаги.
Пожилая женщина вытерла вспотевший лоб и посоветовала Розе забыть обиды, шутя, что они цветки одного палисадника. Роза мысленно поблагодарила того, кто придумал удачное цветочное шоу: не надо называть настоящего имени, о котором не спросила врача, но заинтересовалась, как они обращаются друг к другу.
– Ну, дык… в нашей грядке свои тараканы, – не вытерпела худышка, влезла с разъяснением, совпавшим в такт Розиным мыслям. Ёкнуло сердце и обожгла досада: «Не рано ли обрадовалась?»
– Короче, сюда зырь! Она… так-то Жёлтая Роза, – худышка указала пальцем на женщину, сидящую за столом, – а по-нашему…
– Я-я-я! Моя очередь! – неожиданно подскочила огненно-рыжая пышечка.
Она ловко оттолкнула бедром худышку.
– Чё, разлягалась, – фыркнула та, потирая ушибленную ногу.
– Меня, меня слушай! – засуетилась рыженькая, поворачивая Розу за плечи к себе.
– Старушенция, что с тобой базарила, Красная Роза, – кивнула она в сторону пожилой женщины,– видишь, морда в масть. Так климактеричка же! Она и есть Климактеричка. Поехали дальше, – продолжала пышечка, обернувшись к статной женщине: