Страница 24 из 24
- Полежи смирно, хорошо? Я хочу до конца разобраться сразу и осознать перспективы, пока Лем не изобрел еще чего-нибудь… - на последних словах он передернул плечами с откровенной злостью и, кажется, омерзением.
- Ты злишься на него? - спросил я.
- Нет конечно. Все мы люди, и некоторые проблемы тяжело решаемы изнутри, просто глупо как-то постфактум понимать, что тебя лечат… - он снова дернул плечом. - Фигня, на самом деле, бывает. Видел бы ты, как мы Рала ломали, когда пора было улетать из Вортекса! Ему же ни на секунду нельзя терять внутренний контроль, иначе демон мигом расшатает щиты, и ловить нам Рала по всему Океану Душ частой сетью. А тут бежать от Уриэля, тайно, не прощаясь…
Он словно сам себе заговаривал зубы, а его пальцы медленно скользили по моему телу - от ключиц до паха, от горла до локтей. Потом он еще раз предупредил:
- Ничего не делай, - и взял в ладони мою аугметическую руку. Поиграл с пальцами, сгибая и разгибая их, размял ладонь, словно она была живой и могла нуждаться в массаже. Потом вложил в мою раскрытую ладонь свое предплечье, а второй рукой сомкнул мои пальцы, как будто я держу его, и надолго замер так. Его лицо было сосредоточенным, словно он прислушивался к чему-то внутри себя. Я прикрыл глаза, чтобы не мешать ему даже взглядом.
Потом он снова водил пальцами по моей коже, иногда с силой нажимая на свежие рубцы закрывшихся порезов. Это было немного болезненно, и он знал об этом. Впрочем, довольно быстро он прекратил делать так, и дальше только гладил — пальцами, затем ладонями, постепенно увеличивая площадь соприкосновения. Продолжая гладить, лег рядом, сперва едва касаясь коленом моего бедра, но постепенно прижимался плотнее, сдвигался выше, пока, долгое время спустя, не оказался лежащим на мне. Его прикосновения стали к тому моменту смелее и чувственнее, на некоторые мое тело откликалось само, и я не всегда успевал скрыть этот отклик. Но из-под ресниц я наблюдал за ним и видел, что его лицо по прежнему сосредоточено и безэмоционально. То, что он делал, не было искренней лаской. Тогда я плотно закрыл глаза, потому что диссонанс его лица и прикосновений был для меня неприятным.
Так я послушно продолжал «ничего не делать», а его руки становились все настойчивее, всё откровеннее, и я уже отвечал на многие его прикосновения долгими вздохами. Он оседлал одно мое бедро, и теперь ласкал уже самое средоточие нараставшего напряжения. Потом его рука спустилась ниже, гладя и сжимая тестикулы, а вторая продолжала стимулировать полностью вставший член, который я уже некоторое время и не пытался контролировать. Однако потом он сдвинул руку еще ниже, и я немного отвел свободное бедро, позволяя ему это.
Я знал что Дэнни искушен в самых разных видах ласк, однако же сам я считал уместным далеко не всё, что физически возможно между двумя мужчинами. Дэнни не был особо настойчив, только усмехался и язвительно называл мои предпочтения «ханжеством древнего лоялиста» и утверждал, что я лишаю себя ровно половины возможного удовольствия. Однако я не чувствовал склонности к экспериментам в этом направлении, как не велико было мое доверие к опыту Дэнни. Но сейчас я не стал мешать ему. То, что он делал со мною, было близостью, и это было много больше, чем я смел бы рассчитывать после того, что сделал с ним. Его прикосновения были желанны мне, и я не отвергал сейчас ничего, что он был готов мне дать. Как никогда раньше, он имел теперь право делать с моим телом всё, что пожелает, и если он решил испробовать со мною такое распределение ролей на ложе, я не стану отказывать ему.
- Мда, а ведь это действительно неприятно, мягко говоря! - произнес Дэнни, и от неожиданности я открыл глаза. Он саркастически ухмыльнулся и повторил: - Это действительно неприятно: я точно знаю, что не причиню тебе вреда или боли, но ты в ответ делаешь лицо «все в порядке, продолжай, мне совсем не противно и я совершенно не хочу свалить от тебя подальше». Именно такое лицо делал я в последние дни, да? Потерпи, Тиб, я, кажется, на правильном пути. Ты позволишь мне?
Я кивнул, и он продолжил то, что делал. А еще я увидел, что он едва возбужден, зато взгляд его полон жизни.
Его руки были повсюду, его прикосновения были как жидкий огонь. А там, куда я позволил проникнуть его пальцам, он нащупал нечто, многократно усиливающее мое наслаждение. Я хватал ртом воздух, а он снова просил:
- Потерпи, Тиб, ничего не делай! - и я не смел даже сжать пальцы на складках покрывала. Но я видел, что ему важно это, видел как он смотрит на меня, и во взоре его — безумная круговерть страстей, где бешеная злость сменяется вожделением, вожделение — восторгом победы, а восторг — азартом новых идей. Только покоя, кошмарного непроницаемого покоя не было в этой круговерти, и ради этого одного я готов был позволить ему всё, что угодно, готов был вечно сгорать в пламени его рук, не получая освобождения.
Он снова лег на меня, так, что наши члены оказались зажаты между нами, и стал двигаться, стимулируя нас обоих.
- Не сдерживайся! - выдохнул он, и я позволил семени излиться, чувствуя, как Дэнни тоже вздрагивает. Потом он обмяк и безвольно распластался на мне. Несколько десятков секунд мы пролежали так, а потом я подумал, что «не сдерживайся» могло относиться не только к возбуждению. Я очень медленно поднял руку и положил ладонь ему на спину. Он вздрогнул кожей, но не напрягся. Так же медленно я сдвигал руку, пока не обнял его поперек лопаток, прижимая к своей груди. Он зашевелился, и страх обуял меня, но он только устраивался удобнее.
- Я устал, Тиб. Позволишь мне вот так отдохнуть?
- Отдыхай, - согласился я, чувствуя, что тоже устал за эти декады, и что лишь такой отдых — под весом его расслабленного тела - сможет принести мне облегчение. Его тихое дыхание касалось моей груди, и ясно было, что Дэнни действительно уснул. Он снова мог спать рядом со мною.
Мы будем помнить всё и просто жить дальше.