Покаяние Менгеле

Глаза моей мамы были похожи на осколки твердого черного стекла.

— И какая же причина? — безразлично спросила она. Странно, но её волновало больше не моя причина, а скорее всхлипы Ирен. Всё таки ей плевать на причину, а нужно лишь чтобы я вернул всё как было.

— Мам, я влюбился, очень сильно.

Она широко распахнула глаза будто не верила мне. Она посмотрела на отца словно тот мог прояснить ситуацию.

— И в кого же ты влюбился? Неужели нашел что-то прекраснее моей милой Ирен?

“Да мам, эта заключенная и ей 16 лет” — подумал я, не зная как по другому сформулировать мысль. Если я скажу, что влюбился в заключенную, то мать непременно подумает, что в кого-то из своего лагеря. Я даже не знал как ей объяснить.

— Моя любовь очень грешна, я не должен был влюбятся в такое создание. Как ни крути, но я влюбился и эта девочка…В прямом смысле девочка, ей всего 16 лет, — я посмотрел на маму очень внимательно только вот её реакцию можно было завидеть даже издалека.

Мама вскочила как черт и чуть не свалилась обратно. Её челюсть дрожала и она вовсе не могла совладать с собой. Это был для неё шок. Глаза ее превратились в черные, полные ужаса, провалы.

— Что?! В девочку?! Шестнадцати лет?! Йозеф, ты…Я не узнаю тебя вовсе! Ты бросил свою семью ради маленькой девочки и думаешь, что я буду для неё нянькой?! Если ты её взял сюда, то верни обратно и в брак вернись! Ирен тебе всё простит! Или я тебя лишу наследства раз и навсегда, ясно?!

Её усадил обратно на диван отец и пытался успокоить, но я суть понял. Моя мать не будет воспитывать Джину, что ж тогда с Кох мы справимся сами.

— Лишай меня чего угодно, мама, но я не вернусь к Ирен, больше никогда не вернусь к Ирен. Ты поняла? Это моя жизнь и я не обязан тратить её на таких людей как она. Мне всё равно на её, даже нет, я чувствую к ней отвращение, — я всеми силами пытался сделать мой голос равнодушным. В голове роилось куча мыслей, а чувства, пронзающее душу, было трудно не заметить.

Моя мама заплакала и отец начал гладить её по спине. Я ничего не мог сделать, ничего. Всё, что я говорил было истинная правда. И ничего большего.

— У тебя скоро сын, Йозеф. Что ты делаешь?! Зачем рушишь брак? Или так пытаешься уйти от ответственности? Почему ты так поступаешь? Пойми же ты наконец, что семья это главное! — говорила она сквозь слезы.

Она плакала по-настоящему, даже рыдала. Я был беспомощен, чтобы утешить её и чем я её утешу? Вот чем?

— Я буду строить семью с другой девушкой, — отмахивался я.

К сожалению, ко мне в кабинет зашла Джина. Я велел показать ей концлагерь, неужели всё так быстро закончилось?

Мама сразу ожила, как увидела её. Конечно, я встал и обнял девочку, прижав к себе. Моя мать была поражена.

— Ну как всё прошло? Тебе понравилось? — я погладил её по голове и поцеловал нежно в детский лобик.

— Так эта и есть она? И есть? — моя мать встала с дивана и встав в бойцовскую позу, угрожала наброситься на мою любовь.

Я наградил мать гневным взглядом и попросил Джину выйти на время. Когда она вышла, разговоры снова начались.

— Посмотри на неё! Посмотри! Как ты можешь её любить? Она всего лишь ребенок и ей место школе, а не здесь с тобой. Ты уже совратил её, да?

Мне это совсем не нравилось. Моя мать сходила с ума из-за расторжение брака.

— Нет, я не могу тронуть это невинное дитя, а место ей здесь, она была отнюдь не дома и не в школе, я нашел её в…— пришлось замолчать, дабы не выдать тайну. Я не мог сказать кто она, ведь мать просто придет в бешенство.

— Да к черту тебя, Йозеф! Я ухожу отсюда и можешь мне вообще не звонить! Наследство я перепишу твоим братьям, а ты живи как хочешь, — затем она взяла за руку отца и они начали уходить отсюда. Когда они вышли, то вышел я вместе с ними. Мать было замахнулась на девочку, но я перехватил её руку.

— Не смей переступать границы. Я за себя не отвечаю, — Ангел Смерти во мне хлопал радостно в ладоши, а вот я разозлился сам на себя. Ведь она моя мать, а я угрожаю ей чуть ли не смертью.

В глазах у матери плескался страх и рука её непроизвольно задрожала. Я отпустил её руку и она без слов удалилась отсюда вместе с отцом, но перед этим отец бросил на меня взгляд, смешанный с гневом и непониманием.

— Кто эти люди? — спросила меня Джина, держа за рукав. Она испугалась поведения моей матери.

Но я не мог сказать. Я не мог сказать, что это мои родители. Признаюсь, было стыдно.

========== Ты моя подруга если победила, ты мой враг, если проиграла. ==========

Концлагерь Джине был очень не рад. Его обитатели обвинили меня в безумии, так как я привел это невинное существо сюда. Я не был расстроен таким отношением, однако немного прибывал в печали.

И Джине концлагерь не понравился. Она увидела тут множество людей, обреченных на смерть. Целые массы, на которых весит одежда как на вешалке. Она вопила, пыталась проникнуть к ним, пыталась помочь, билась с солдатами, пока я её не утихомирил. Что за ребенок? А также она с мольбой в глазах долго смотрела на меня, затем попросила им помочь. И я упал в бездну рассуждений. Я любил малышку, но не мог переступить через себя, чтобы помогать другим, особенно заключенным. Я не мог этого сделать. Я попытался ей объяснить в чем дело, но Джина меня не слушала и обозвала чудовищем, а затем непрерывно рыдала. Я не мог ничего сделать, опять винил себя во всём.

Она хотела ещё осмотреть заключенных и я ей это позволил. Мне пришлось объявить о том, что она моя и трогать её категорически запрещено.

Я сел в своём кабинете и дал свободу мыслям. Чувствую, моя девочка только начала бороться за свободу узников, я думаю её другой идеей не заразишь. Но почему она не пользуется данным ей положением? Почему не становится как Грезе? Почему? Мы все живем в Третьем Рейхе, мы выросли на том, что нам внушали. Мы — высшая раса, которая должна порабощать низшие. Но Джина будто не выросла здесь вовсе, будто не давала клятву фюреру. Австрия давала ему клятву ещё несколько лет назад, она свободна сдалась нам и приняла наш политический строй. Но Джина совсем другая. Почему? Что с ней случилась, что она почти не знает о современном мире? Не понимаю, совсем ничего.

Но было предельно ясно, что она родилась не под куполом Рейха.

Дверь тихо скрипнула и в мой кабинет уверенно вошла Ирма Грезе. Она как всегда была прекрасна. Невинный ангел с душой дьявола. Она стала напротив меня и выпрямилась.

Улыбка её говорила о добрых манерах, а вот слова нет:

— Герр Менгеле, буду с вами откровенна. Зачем вы привели в наш концлагерь этот бесполезный биомусор? Его ещё и бить нельзя, это правда? — её голос содержал сталь и бархат одновременно.

Я был шокирован таким тоном Ирмы и понял, что она говорит о Джине. Я грозно посмотрел на неё, пытаясь запугать. Однако Ирма и не думала боятся. Её тон разозлил меня, но я держался.

— Итак Ирма, у этого как ты говоришь биомусора есть имя. Джина моя девочка, я никому не позволю её обижать, даже тебе. Она моя, ясно?

Её ледяные голубые глаза вспыхнули. Она хотела убедить меня, что Джина совсем здесь не нужна.

— Менгеле, но как же? Эта ваша Джина бесполезна! Она только пришла и уже начинает нам мешать. Она мешает работать, понимаешь? Её необходимо ликвидировать, да и она совсем странная. Её манера одеваться и прическа её выдает за другого человека. Она не немка, Йозеф, — Ирма была очень уверенна в том, что говорила.

Я не удивлялся этому настрою, а ещё больше тому, что она её сразу невзлюбила.

— Кто она? — потребовала ответа Грезе.

И вот, самое страшное наступило. Не думаю, что Ирма одобрительно отнесется к тому, что моя девочка из заключенных. Эта красивое чудовище не обладает острым умом, рассуждать оно не способно.