Покаяние Менгеле

Джина даже сейчас верит, что мама её не бросила, она верит, что мама придет за ней и заберет обратно. Человек, видящий боль, жестокость и ложь вряд ли станет придерживаться каких-то иллюзий и фантазий насчет вот таких ситуаций. Австрийка верит в свою праведность, она никогда не видела смерть и она постоянно плачет.

Вот, что значит “выпал птенец из гнезда”. Моя бедная Собачка, ну ничего, всё будет хорошо! Я научу тебя распознавать ложь и не поддаваться дикому соблазну. Я научу тебя привлекать в союзники смерть и не верить ни одному слову человека, до тех пор, пока он не покажет доказательства. Я научу и ты станешь такой как я.

Моя земная жрица.

Я снова вернулся из пучины мыслей и осмотрелся вокруг. Ильза прижимала голову Джины к груди и гладила нежно её по спине. У моей Собачки глаза были закрыты и она выглядела вполне спокойной. Я понял, что они достигли гармонии. Главное дело сделано, Джина под контролем.

Ильза улыбнулась мне своей самой теплой и искренней улыбкой. Ей тоже нравилась моя девочка, она могла её защитить, даже когда меня не будет рядом. Если такое случится, то Ильза будет отвечать за мою девочку. Джина очень обрадуется моей смерти, однако я уверен, что в лет так восемнадцать будет винить себя.

Да и про Кох узнает правду и очень расстроится. И снова жизнь пойдет по кругу, только уже с другим главным героем.

========== Скорбь мне не по вкусу ==========

Что-то ненужное в голову лезет часами

И выедает насквозь все чудные мечты.

Но запускаем мы «что-то», увы, только сами.

И виноватый в провалах не кто-то, а ты.

Мы почему-то всегда недовольны

Тем, что вокруг окружает и радует глаз.

Что-то мешает жизнь славно и вольно.

Что-то крушит всё, и, в частности, нас…

Это всего-то обычная жалкая мелочь.

Не из разряда великих и страшных врагов.

Это кипящая в душах безжалостно желочь.

Это эфир, превращающий нас в дураков.

Весь механизм поедания счастья

Можно пресечь просто фразой « я рад».

Но слишком гордые люди и сотни напастей,

Жизнь превращают из радостной в ад.

(Денис199604)

Лето — прекрасно время года! Я не успеваю насладиться всеми её красотами, ведь каждый день они меняются.

То птичка запоет, то сверчок где-то застрекочет, а иногда я слышу, как поет летучая мышь, хотя на песню это мало чем похоже.

Был обычный день. На улице сгущались сумерки и солнце уже давно закатилось за горизонт. И так стало тихо, так красиво. Звезды ярко сверкали на небе будто алмазы на черном бархате. И луна, красавица луна вышла посмотреть на мир. Этим дивным вечером я решил пойти с Джиной пешком. Обычно мы из концлагеря возвращаемся на машине, но сегодня почему-то мне хотелось идти с ней пешком. От концлагеря до моего дома идти довольно долго, но почему бы не насладиться этим ночным воздухом? Не узреть созданий тьмы, что так глубоко запрятались от света?

День прошел не совсем удачно, но спокойно. Джина не срывала никаких операций, ни к кому не лезла, она была очень тихая сегодня и сдержанная. И я сомневался в её здоровье. Я знаю, глупый повод, но всё таки обычно моя девочка рвется всё сорвать к чертям и поставить весь концлагерь на дыбы.

Сегодня ничего этого не происходило. Совсем.

Я смотрел на неё внимательно, даже не знал как выявить причину её грусти. Оставалось только спросить.

— Джин, а почему сегодня такая грустная? Что стряслось?

Она подняла голову и посмотрела на меня так, будто я всё сделал для её грусти. Хотя, по её мнению, я так делаю каждый день. В действительно всё по другому.

— Ральф умер сегодня, я весь день наблюдала за перемещением его тела. Только на его могилу меня не пустили посмотреть, — с чувственной тоской говорила она.

Ральф — это немецкая овчарка, которая служила почти всем немцем в концлагере. Она была очень послушной и хорошей, однако её жизнь подходила к концу. Ральф далеко не молодой, он до конца служил нам всем, даже лишившись зрения, он продолжал выполнять команды, которые по сути без зрения очень трудно выполнить.

Я слышал о смерти верного друга Аушвица, но не думал, что Джину это затронет. Вообще она к животным очень привязывается и Ральф был не исключение.

Неужели смерть собаки так пошатнула Джину, что она забыла о жизнях людей? Вот оно как! Теперь у меня есть…Хотя нет, я не буду ради своего счастья приносить в жертву животных, да и тем более это запрещено властями.

— Разве ты не огорчен смертью Ральфа? — неожиданно спросила она.

Даже при слабом освещении фонарей я видел её грустное личико. Она выглядела совсем иначе, нежели в обычные дни.

Даже не знаю радоваться ли мне или огорчаться.

— Конечно. Я тоже любил эту собаку, но увы, она уже была старой и даже в смерти она выполняла свой долг. Очень хорошее животное, я бы возжелал иметь такого преданного на войне, — к сожалению, у меня не было верных друзей среди собак на фронте, да и животные там гибли часто. Некоторые получали очень много ранений, однако при этом оставались живы. И меня один раз спасла собака, правда потом она подорвалась на мине. Такое зрелище даже вспоминать больно, когда видишь смерть своего спасителя и ничего не можешь сделать.

— Теперь никто мне не принесет сладости…Ральф всегда приносил мне пакетик сладостей, а теперь его нет. Я…Я хочу посетить его могилу, — продолжала Джина, всхлипывая.

Я тут же обнял её и прижал к себе, она не сопротивлялась. Смерть всегда сближает людей, точнее смерть кого-то.

Скорбь такая заразная, её даже можно использовать в своих целях. Я взял её осторожно за руку и пошел дальше, пока она всхлипывала.

Нужно было идеальное место, чтобы начать свои попытки достучаться до Джины.

— Конечно, ты посетишь могилу Ральфа, только я узнаю где она, — ласково обняв её за плечи, я высматривал удобное место. Надо было где-нибудь приземлиться. Знаю, сейчас ночь и она опасна своим покровом, под которым любит скрывать опасных личностей.

Но я не боялся, не сейчас. На глаза мне попалось пшеничное поле, оно было весьма большое и густое. Вот и место. Я подошел к нему ближе, а затем, преодолев немного пшеничных колосьев, уселся прямо посредине поле.

Колосья поблекли под лунным светом и не казались больше такими золотыми, какими мы привыкли их видеть.

Я прислушался. Где-то стрекотал сверчок, ездили машины и лаяли собаки. Джина уселась рядом со мной и вопросительно оглянулась вокруг.

— Разве мы не пойдем домой? — её лицо под сиянием лунного света казалось таким грозным, серьезным, совсем диким и чужим.

Я даже задумался насчет того как выгляжу перед ней?

— Конечно пойдем, Собачка, только вот отдадим немного времени отдыху и памяти Ральфа, — скорбь сближает и я использовал её как гарбун, которым притяну к себе мою милую нимфу.

И Джина повелась. Я нежно обнял её и теперь она сидела рядом со мной и смотрела на небо. Звезды смотрели на меня с черного полотна и будто подмигивали. Смерть кого-то всегда облегчает задачу для меня. Мои руки уже по локоть в крови, скоро и душа станет такой же черной и окровавленной. Но что я могу поделать, если такова моя природа? Менять что-то не хочу и вряд ли буду. Чужая кровь — моё призвание.

— Я очень любила Ральфа, он был таким хорошим, но я даже не подозревала, что он старый. Совсем, — тихо говорила она, не обращая внимание на то, что я спокойно поглаживаю её по спине.

Обычно она орет, вырывается, а тут никакого лишнего действия.

Я кивал на её слова, продолжая свои ухаживания. Моя душа трепетала от такого грандиозного шанса! Я мог спокойно дотронутся до любой части тела своей Собачки и она вовсе не возражала, даже не замечала, что я делаю. Я бы мог сделать её очень приятно, если бы она только мне это позволила! К сожалению, Джина даже не знает об этом вообще. Она не знает о сексе, совсем ничего и я очень удивлен этому. Разве ей не говорили? Разве её не учили? Девочка очень странная.