Вестница скорби

— Кого ты видел, любимый? — я взяла в ладони лицо Каллена и стала аккуратно вытирать ему слезы. Никогда не видела, как мужчины плачут. Или видела? Мою бы память, настоящую!

Стентон сел на кровать и погладил меня по волосам, а затем поцеловал в губы.

— Я толком не рассмотрел, потому что сильно испугался. Оно было вроде бы белым и большим, а клыки… страшные такие длинные клыки и пасть. Ещё у него были крылья. Я не знаю, что это, но я дико испугался и проткнул его. А потом… потом понял, что это мне померещилось. Провалился бы этот лириум, теперь у меня из-за него кошмары наяву! — воскликнул он, закрывая глаза. Похоже, моему мужчине было как-то не очень хорошо.

Я погладила его по щеке и посмотрела на Жозефину. Каллен был очень слаб.

— Со дня твоей смерти, он ничего не ел. Увы, его нельзя было даже заставить. Я сейчас же прикажу, чтобы вам подали много еды, — она тут же удалилась, вытирая мокрые щеки платком.

Жаль, что Каллен не понимает, что это ему не померещилось. Неужели я и в правду такая ужасная и страшная? То была ведь я, изменив облик. Я читала о магии, которая позволяет превращаться в животных, только вот не думаю, что ей обладаю. Я никакой магией не обладаю вообще.

— Всё хорошо, Каллен, теперь всё хорошо. Я вернулась, твоя Матрель вернулась, и надеюсь, ты больше не будешь протыкать чудовищ, что возникают на моем месте. Я люблю тебя даже после того, как ты меня убил, — я потянулась к нему губами и поцеловала в щечку. Она у него оказалась соленой, что совсем не удивительно.

Меня больше тревожило то, что увидел Каллен. Чем я была и почему? Эти вопросы стоило задать мужчине из сна, только вот не знаю, когда снова встречу его.

— Конечно, Матрель. Я сидел здесь, даже когда ты гнила. Ты по-настоящему умерла, и от тебя шел трупный запах. Но… потом вдруг его не стало, и гнить ты, как ни странно, перестала. Очень удивительно. Этот Коул, хоть он и странный, но я ему доверяю. Он сделал анализ твоего тела и сказал… что ты не умерла, меня это поразило! И дало надежду на твоё возвращение. Я не хотел, чтобы тебя похоронили, ведь когда ты умерла… стала ещё прекраснее, и я не мог просто взять и уйти. Что-то держало меня здесь, рядом с тобой. Что-то приказало мне охранять твоё тело.

А не этот мужчина из сна проник в сознание моего возлюбленного? Хотя, он бы сказал. Он говорит некоторые вещи, и с каждым разом я близко к правде. А вдруг в следующий раз я узнаю, кто он и кем мне приходится? Очень бы хотела, чтобы так оно и было.

Теперь мне предстоит много есть и кормить Каллена. Надеюсь, на бал я ещё успею.

========== Суд ==========

Несколько дней понадобилось, чтобы мы вернули былую форму. Каллен поправился и стал прежним, да и я отошла от всех потрясений. Никто не сообщал народу о моей смерти, и всё это по просьбе Каллена. До бала ещё оставалось время, так что Жозефина не была в панике, и императрицу никто не убил. Кстати, я успела купить себе платье на бал. Вернее, мне его сшили, и сшили достаточно открытым. Никто его ещё не видел, но в наличии не сомневаются. В нем удобно убивать и бегать, и, наверное, именно поэтому оно получилось слишком откровенным.

За время моей смерти, а потом и лечения, замок прибрали и поставили мебель, а также трон для меня.

Трон не блистал великолепием, но вполне для меня подходил. Резное кресло красного дерева с широкой спинкой и торчащими из нее шипами. Вполне мило. Я как раз разглядывала его, когда в зал зашла Жозефина.

— Впечатляет, правда? То, что подобает предводителю: демонстрирует власть и её бремя. На нем Инквизиция будет вершить суд, вернее, это будете делать вы.

Слова её меня удивили. Суд? Я? И интересно, над кем же?

— И над кем я буду вершить суд? — теперь я перевела взгляд на Жозефину.

— Над всеми, кто провинился. Кого не будете знать лично, о тех вам расскажут. Это при условии, что провинившиеся выживут в первую встречу с вами, конечно, — она слабо улыбнулась.

Мертвых судить я и не собиралась, это будет уж совсем абсурдно. Конечно, теперь придется оставлять в живых тех, кто очень сильно насолил мне, хотя пока что таких особо нет. Соласа бы судить, но для начала этого эльфа надо найти, а о нём ничего никому не известно.

— Мы прямо в зале будем рубить головы?

Девушка скривилась. Не нравились ей мысли о крови и жертвах. О, если бы она знала, каким образом я питаюсь и что ем, то бросила бы Инквизицию. Меня никто никогда не видел в таверне за едой, да и вообще за едой никто не видел. Я слышала сплетни, в которых меня выставляют каким-то существом, питающимся якобы энергией других. Ну, если исправить энергию на кровь и плоть, то вполне можно считать, что они угадали.

— О, Создатель, нет. С вашего позволения где-нибудь в другом месте, а может до этого вовсе не дойдет. Суверенитет Инквизиции опирается на союзников, которые её признают. Вы наделены властью, но при этом стеснены в действиях. У правосудия есть много средств. При умелом их применении казнь порой может даже показаться благом, — поясняла она, как-то странно посматривая на меня.

Что-то её определенно смущало, но я не могла пока понять причину. Хотя, может быть, дело в том, что я недавно кушала и не всё вытерла там. Мысль об этом меня саму заставила смутиться.

— У нас уже есть, кого судить? — решила я быстро убраться от темы крови и плоти.

Жозефина кивнула.

— Если вы готовы, то садитесь, — она указала на трон, — а мы приведем его.

И куда-то ушла, а я покорно устроилась в кресле и, воспользовавшись моментом, достала из кармана зеркало. Внимательно осмотрела свою шею и подбородок. Действительно, на шее осталось немного крови, и чего это я не заметила? Осторожно стерев след платочком, я стала ждать.

В тронный зал вошли бойцы, держа за руки очень знакомого мне человека, а Жозефина снова встала около меня.

— Полагаю, вы помните Гериона Алексиуса Тевинтера. В знак признательности за вашу помощь, Ферелден передал его нам. Официальное обвинение звучит так: отступничество, попытка порабощения и попытка убийства — вашего, не больше, не меньше. Тевинтер отрекся от него и лишил звания. Вы можете судить бывшего магистра, как посчитаете нужным.

Я посмотрела на подсудимого. Он выглядел очень жалко. Но все еще знал обо мне что-то. Говорил, что я Скорбящая. И антимагию… то же самое сказал эльф.

Однако он попытался меня убить, что очень мне не понравилось.

— За то, что он сделал, его давно пора судить, — сказала я, оперевшись на подлокотник.

Лицо магистра стало непомерно грустным. В глазах, казалось, сгущались глубокие страдания и боль.

— Я не смог спасти своего сына, думаете, собственная судьба меня ещё волнует?

Почему он не смог его спасти? От кого? От Корифея? Не поймешь.

— У вас есть, что сказать в свою защиту? — вмешалась Жозефина.

Я внимательно посмотрела на магистра. В его положении вообще бесполезно что-то говорить.

— Вы ничего не добились. Люди, которых вы спасли, всеобщее одобрение… всему этому настанет конец в грядущей буре. Выносите свое решение, Инквизитор.

Мне хотело побольше узнать у него о себе самой. Вся эта антимагия и прочее, откуда он знает и что конкретно ему известно?

— Почему ты назвал меня принцессой храмовников? Что за антимагия и Ключ?

Он посмотрел на меня с презрением. Не знаю, что он там думал, но точно что-то плохое.

— Это значит, что весь Тевинтер не сможет убить вас, если захочет. Антимагия засасывает магию или уничтожает её. Вас не должно быть, вы противоположность живому. Вы ошибка кого-то из древности. Вот почему нельзя совершать ошибки, экспериментируя с живым существом, ведь попросту может родиться что-то “анти” и взять власть в свои когтистые лапы.

От слова “лапы” я поежилась. Воспоминания о том дне, когда Каллен насквозь проткнул меня мечом, совсем не радовали.