Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 183 из 206

— Откуда вы… ты знаете про шоколад? Я прежде никогда не говорила о своих предпочтениях.

— C’est simple[382]. Когда есть средства, нет никаких тайн. По крайней мере, до той поры, как вы покинули madam Drago

Лизе снова почудился какой-то намек в словах Александра, и она невольно насторожилась. Но он тут же разгадал ее состояние.

— Qui évoque le passé s'en repent…[383] Я не желаю более покаяний. Довольно, — эти слова прозвучали резко, как приказ, несмотря на то, что взгляд его был полон нежности. — Qui sème le vent récolte la tempête[384]. Так ведь говорится? Довольно с нас штормов, не находишь?

Лиза с готовностью кивнула: и на предложение сладкой булочки с изюмом, которую он положил ей на блюдце, и на требование оставить прошлое прошлому. А потому решила переменить разговор, тщательно скрывая неловкость и смущение от непривычной обстановки.

— Madam Drago

И Александр охотно поддержал предложенную ей тему. Рассказал, что в прежние дни довольно коротко знал графиню Щербатскую и не раз пересекался с ней в свете, когда она жила в столице, или он сам приезжал в Москву. Как-то раз на одном из балов он обронил, что графиня «veritable madam Drago

— O mon Dieu! — ахнула Лиза, увлеченная историей и удивленная столь близким знакомством своей бывшей опекунши и Александра. Верно говорят, как тесен мир. — И что же ее сиятельство?

— Я был в то время переведен в армию и выслан на юг, — продолжал Александр, не вдаваясь в причины своего наказания. — Ты, верно, знаешь, что я никогда не отличался примерным поведением. А уж в Малороссии, вдали от отцовского надзора, и подавно. Я стал еще острее на язык, ничуть не заботясь о последствиях своих поступков и слов. И как-то получил посылку из Москвы. В свертке оказалась книга французских сказаний. Короткая записка служила закладкой на одной из страниц. «La veritable histoire de la Tarasque»[386]. Знаешь ее?

Лиза знала. История о чудовище, пожирающем людей, которого нежностью и заботой приручила юная красавица. Она много раз читала эту книгу Лизавете Юрьевне, и именно сказание о Тараске графиня особенно предпочитала среди прочих.

«De quoi histoire parle, ma fille?[387]» — неизменно спрашивала Лизавета Юрьевна свою воспитанницу. «De amour, madam[388]», — краснея от смущения, робко отвечала по первости Лиза. Ей было тогда всего тринадцать лет, она только поселилась в доме графини и еще не успела растерять остаток своей наивности.

«De amour! — восклицала ее опекунша таким тоном, что начинали хихикать карлицы и остальная свита. — Non, pas du tout. Aimer quelqu'un ne te do

А потом книга исчезла из библиотеки графини. И только теперь Лиза узнала о дальнейшей судьбе пропажи.

— «On ne sait pas, lequel d'entre nous est un dragon[390]», — написала она ко мне в той записке, — усмехнулся Александр. — Тонко! Я перечитывал давеча это сказание. «Je ne suis pas si méchante qu’on te le dit. Peut-être aurais-je été bo



— Никогда! — запальчиво воскликнула Лиза, потянувшись к нему через стол и накрывая его руки своими маленькими ладонями.

Александр в ответ несмело улыбнулся уголком рта и переплел ее пальцы со своими. А потом встал, не размыкая их рук, приблизился к ней и опустился на колени перед ее стулом.

— Я хочу, чтобы ты знала все. И ежели повторишь после то, что сказала нынче, я буду наисчастливейшим человеком, — проговорил он чуть хрипло, выдавая свое волнение. — Помнишь, я писал к тебе о своих прегрешениях? О том, что своей безумной страстью, своим самолюбием свел в могилу Нинель. И это правда. Ведь люби я ее истинной любовью, непременно укротил бы свои порывы, хранил бы ее от всего, что могло причинить ей вред, даже от самого себя. Но я… я убил не только Нинель. У мадам Дубровиной ко мне двойной счет.

— Не понимаю… — Лиза устремила растерянный взгляд на Александра, пока тот явно собирался с духом, чтобы продолжить рассказ. И она действительно не понимала, что такого страшного мог он совершить, за что так терзал себя сейчас и в чем так страшился признаться.

— Нинель скончалась родами. Но дитя… сын… он умер не сразу. Я… я был пьян. Не понимал, что говорю. Ушел из дома, укрылся от всех, покамест Нинель мучилась. Я даже не простился с ней, потому что был не в состоянии… И когда мне сообщили, что она умерла, мне стало совсем… Меня спросили, что делать с ребенком. Я ответил, что мне безразлично. Ежели Бог забрал мою птичку, то пусть забирает и того, кто убил ее. Я… я просто ничего не сделал. Он был не нужен мне. И он умер. Но самое страшное — в душе у меня даже ничего не шевельнулось. Ровным счетом ничего. И не возьми мадам Дубровина все хлопоты по погребению в свои руки, я едва ли задумался бы об этом. Только когда она увезла тела, чтобы схоронить на погосте в собственном имении, я осознал… И когда поехал туда, она вышвырнула меня вон, даже невзирая на правила приличия. Но я не виню ее. Ныне не виню. Она во всем была права. Я кругом виноват. А еще она сказала, что не всякая женщина сумеет полюбить человека, убившего свою жену и дитя. Теперь ты видишь, какое чудовище стало твоим супругом?

Лиза выпростала ладони из плена рук Александра, но не для того, чтобы отстраниться, как он, разом помрачнев, должно быть, решил. Она ласково обхватила ладонями его лицо и с нежностью заглянула ему в глаза:

— Мне ли бросать камни? Qui évoque le passé s'en repent…[392] Довольно покаяний, d’accord?

Ах, как жаль, что их прервала Ирина, напомнившая из-за двери, что ее сиятельство ждет портниха-француженка, прибывшая с множеством коробок из самой Москвы! Сама бы Лиза не отказалась провести весь день в объятиях мужа, когда он целовал ее так жадно и требовательно…

— Ступай, ma Elise, — оторвавшись от губ Лизы, Александр с улыбкой провел ладонью по ее волосам. — И не думай о расходах. Смело бери у портнихи все, что пожелаешь, да самое лучшее. Не пристало графине Дмитриевской иметь гардероб хуже прочих, тем паче в провинции.

«Графине»! От понимания, какое высокое положение она теперь занимает, по спине Лизы пробежал холодок. Ее никогда не готовили для подобной роли, но она помнила по прежней жизни в Москве, как пристально следили за поведением титулованных особ, подмечая каждый их шаг. «Nous devrions placer la barre très haut et, je dirais: «Noblesse oblige»[393], — часто говаривала графиня Щербатская.

И страхи Лизы только усилились, когда Александр упомянул о визитах, которые они, будучи молодоженами, обязаны были нанести ближайшим соседям, и об устройстве свадебного приема.

— И, вне всяких сомнений, мы должны известить о нашем венчании твою patronesse, — твердо произнес он. — Пусть все свершилось без ее ведома, пусть Лизавета Юрьевна не считает более тебя своей воспитанницей, но так должно. Я напишу к ней нынче вечером. Ежели пожелаешь, можешь добавить несколько строк от себя. После решишь, — уже мягче добавил он, видя Лизину растерянность, и, напоследок поцеловав ее, громко кликнул Ирину.

На примерке Лиза поначалу чувствовала себя неловко и скованно. По распоряжению Дмитриевского, помимо многочисленных платьев, француженка привезла с собой шляпки, шали, перчатки и прочие детали дамского туалета, которые взяла в кредит в лавках на Кузнецком мосту.