Сказки моей жизни

В лесах иногда блеснет озеро, как осколок зеркала. Села и деревни цепочкой тянутся вдоль берега. Дома стоят одной улицей. Лес прижал их к реке. Улица тянется на целые километры.

По реке плывет масса плотов. Сверху они кажутся аккуратными четырехугольниками, а бревна в них — точно борозды на распаханной полосе. Пароходы, карбасы, лодки под парусами — все это, как игрушки на синей глади реки. Белые чайки носятся над песчаными отмелями далеко внизу. Стаи уток и гусей, завидев нас, испуганно мечутся над рекой и летят прочь в луга.

С высоты сразу открылась вся дельта Северной Двины. Множество голубых рукавов разбросалось по зеленому полю. Далеко справа и слева засинели леса, а впереди завиднелось зеленовато-голубое море. Там и здесь на берегах попадаются белые пятна тундры.

Мы летим со скоростью ста двадцати километров. Переднее окно в нашей каюте все время отворено. Иногда пилот Копылов обернется, крикнет, помахает рукой, — это значит, мы подлетаем к чему-то исключительному, на что надо смотреть долго и внимательно. И тогда мы — Вахламов и я — крепче льнем к боковым окнам. Тогда мы в самом деле видим картины чудесные.

Далеко справа, на берегу моря, завиднелась белая башня маяка. Прямо под нами много извилистых речек, которые кажутся голубыми спутанными нитками. В воде у берегов чернеют затонувшие баржи, с высоты нам хорошо их видно. Везде по речушкам расставлены сети. А человека не видно. Только его избушки стоят кое-где по берегам. Самолет идет на высоте пятисот метров. Облака редеют и рвутся. Показалось солнце. Острова быстро проносятся под нами.

Наконец мы над морем. Я смотрю на часы. Мы летим только двадцать минут. Перед нами бесконечный простор, весь будто из голубого шелка. Волны, как маленькие рубчики, бороздят его лицо.

Солнце пробилось сквозь облако, и сразу все стало ярче и грандиознее. Светлые пятна бродят по морю. Тень самолета скользит по воде. Редкие облака спешат к югу, нам навстречу. Некоторые имеют форму великана, козы, рыбы. Иногда они пролетают под нами. Сверху они кажутся совсем белыми, как снег, и пушистыми, как вата.

Впереди широкая стальная полоса, похожая на нож, врезывается глубоко в темно-зеленый берег. Это Унская губа. По всему берегу моря и дальше вглубь — густые леса, и в лесах кое-где поблескивают озера.

В море показались отмели и камни. Здесь знаменитые Унские Рога — место крушения многих судов.

Самолет поворачивает в Унскую губу. Какая резкая перемена! Вода в губе совсем прозрачная. Видно все дно, со всеми извилинами и углублениями. Стаи уток и гусей мечутся при нашем приближении. Одна стая налетает на другую, сшибаются, ныряют в воду. Каким, вероятно, чудовищным хищником кажется самолет птицам! А птиц здесь тьма. Их стаи на фоне голубой воды кажутся черными пятнами. В губе всюду заборы в виде углов. Это для ловли рыбы. Сверху нам видно: рыбы много, и рыбы крупной. Большие стаи спокойно стоят в воде. Разбегаются, когда прямо над ними по воде мелькнет тень самолета.

Подул сильный ветер. Нас начало качать. Вода в губе покрылась рябью, потемнела. Солнце скрылось.

Десять минут мы несемся над губою к западу. Губа становится все уже. Самолет поднялся на восемьсот метров. Впереди, далеко за черными лесами, едва виднеется Онежская губа.

Часы показывают три. Унская губа кончилась.

Мы летим над болотами, лесами, озерами. Пилот Копылов берет большую высоту, чтобы в случае поломки мотора можно было долго планировать и добраться до удобного озера или болота.

Леса, леса… Я смотрю вниз. Огромные деревья повалены на землю, точно спички брошены в траву. Кое-где прохлыстнулись тропинки с деревянными настилками. Озера здесь великолепны — точно светлые чаши в зеленой оправе. На некоторых большие острова; сосны стеной встают прямо у берега, из воды. Много извилистых лесных речек. Нигде не видно человеческого жилья.

Онежская губа уже протянулась по всему горизонту. Голубые гористые острова с еле заметными очертаниями виднеются на ней.

Проглянуло солнце, и опять все стало необычно красочным. Наконец вот берег, и мы опять над водой. Голубые острова маячат впереди.

Мы повернули к югу, полетели вдоль берега. Теперь облака летят рядом с нами и выше нас. Мы их перегоняем. Быстрота самолета безумно увеличилась.

Когда показывается солнце, на море загораются яркие зеленые пятна. В воде у берега виднеется множество темных камней, точно мухи сидят на зеркале.

Берег очень извилист, покрыт крупным редким сосновым лесом. В лесу вьется неширокая дорога.

В стороне от берега, в лесу, на узкой светлой речке Вое, показалось село Кянда. Мы поворачиваем к нему, снижаемся. Село расположено по обеим сторонам речки. Через речку — мост. Избы чисто северные — большие, но с маленькими окнами. Мы кружимся над селом. Командир бросает листовки, пачки газет. Народ бежит из всех изб на улицу, бежит за листовками и газетами. По зеленому выгону мечутся овцы. Мужики на пашне держат лошадей под уздцы. Все волнуется. Только коровы равнодушны.

Десять минут летим вдоль берега Онежской губы к югу. Слева опять завиднелись село и река. Мы поворачиваем к ним. Это село Талицкое и река Талица. Над селом мы пролетаем только на высоте ста метров. Народ выбегает на улицу. Нам машут платками, шапками, гоняются за нашими листовками, что, как голуби, кружатся в воздухе.

Долиной Талицы опять вылетели к губе и здесь с высоты пятисот метров увидели вдали трубы заводов.

Это город Онега.

Уже половина четвертого. Значит, мы летим от Архангельска полтора часа. Онега — как на ладони. Мы быстро приближаемся к ней, забирая высоту.

Вот и город, почти весь новый, из золотых бревен. В 1919 году англичане сожгли его, а теперь он опять застроился, стал ярче прежнего. Мы кружимся над ним. А народ бежит по улицам к берегу. А там, чуть ниже пароходной пристани, горят костры — указывают место, где нам спуститься. Через реку плывет множество лодок. Черная толпа виднеется на обрыве. Мы садимся на воду, плывем к берегу.

Мотор смолкает.

Перед городом Онегой прилив поднимается на два метра. Мы прилетели в высокую воду. Река казалась полноводной, широкой. Прилив еще продолжается на, наших глазах. Река пухла: из моря шли волны. В сумерки мы покинули берег. Нам сказали: «Скоро начнется отлив». Мы закрепили самолет канатами, чтобы его не унесло. Утром, чуть свет, пилот Копылов, глянув в окно, вдруг крикнул:

— А где же река?

Это было очень неожиданно и смешно. Окна нашей комнаты выходили как раз на реку. Река вчера была здесь очень широкая, и в ней отражались тысячи огней заонежского лесопильного завода. Смеясь и удивляясь, мы все подошли к окну. В самом деле, реки не было. То есть не было той вчерашней полноводной реки, что мы видели. Была долина, и в долине немного воды, из которой сплошь торчали гигантские черные камни. Их было много, камней; в самой середине долины они тянулись сплошной грядой. Мы вышли на берег. Самолет, крепко привязанный канатами, стоял на сухом берегу метрах в тридцати от воды. Красноармейцы-часовые скучали возле него. Здесь стало видно: вся река ощерилась камнями; для разбега самолета перед взлетом не было места.

— Как же будем садиться, если и выше по течению река будет такой же?

Нас успокоили: прилив действует только на двенадцать километров.

— А выше?

— Выше пороги.

— Значит, тоже камни?

— Тоже камни. Что ж вы удивляетесь? Ведь по всей Онеге камни, до самого Белозера.

Это был сюрприз. Река, отмеченная на карте широкой голубой полосой, оказалась труднопроходимой. Как сесть на такую реку гидроплану?

Но путь у нас был только один — вперед.

В серый северный полдень мы вылетели из Онеги. Вылетели в прилив, когда река была полноводной. Но в пяти километрах от города, вверх, она сразу сузилась, метнулась в одну сторону, в другую. Берега у нее были высокие, но камней пока не было видно.

Через пятнадцать минут мы пролетали знаменитое село Подпорожье. Оно ниже Онежских порогов. Оно издревле славится своими лоцманами и своей семгой. Длинный забор для ловли рыбы тянется через всю реку. От села река сделала еще один поворот, и мы увидели пороги. Вода пенилась и бурлила, переливаясь по камням. Полосы и пятна пены, как белые разорванные кружева, неслись по воде. Черные камни усеяли всю реку. Пилот Копылов взял выше. За порогами река на минуту успокоилась. Она казалась светлым ручейком среди зеленых лесов. Потом снова завиднелись камни, белые потоки пены, пороги.