Страница 18 из 20
В Женеве чувствуется, что она никогда не была ни герцогством, ни королевством, а всегда – республикой. Однажды я была на празднике «Эскалад» (буквально – «карабканье», это когда савойцы карабкались по стене) в Москве. Его устраивала зам. посла швейцарского посольства, был шоколадный котелок, который разбивали об пол, всё как и положено по ритуалу. Я и думала, что это национальный швейцарский праздник. И вдруг выяснилось, что это только женевский праздник (зам. посла была из Женевы), другим кантонам он ни о чем не говорит, у каждого свои памятные даты. Флаг, правда, общий, и как раз родом из Женевы. Здесь генерал Дюфур создал организацию международного красного креста, а также взял и его «негатив» – белый крест на красном фоне – в качестве общеармейского флага, впоследствии он и стал государственным.
Дата рождения государства Швейцария так же условна, как и все остальное в краю точных часов. Официально – в 1291 году, когда объединились три кантона, один из них Швиц, который и дал название стране (дата эта была выбрана в 1891 году, другая дата – 1815, независимость, третья – 1848, принятие федеральной конституции). Последний, 26-ой кантон – Юра – возник только в 1979 году. Он, как и Женева, франкоязычный. По географии швейцарские языки различить легче всего: запад – французский, юг – итальянский, север – немецкий, как расположены на карте и сами страны-«прототипы». Кантон Юра – по молодости своей и самый бедный, если вообще это слово применимо к Швейцарии. Ни банков, ни часов, ни шоколада, только тот самый заводик Venger, который подарил мне именной нож. Зато – тишина и то что называется «аутентичность», ненапомаженные средневековые городки, в одном из них, Сант-Урсан, я ела форель, пойманную прямо на сковородку, и еще раз убедилась, что часы лежания на ледяных подушках выветривают из рыбы память реки, а она самая вкусная и есть – река.
В Сант-Урсане тишину кантона нарушала толпа школьников. Я удивилась: вроде не каникулы, а дети гуляют – выяснилось, что в школьной программе есть неделя, когда учеников отправляют путешествовать по другим кантонам: познавать родину. В одних они учатся ориентации на местности (как здесь), в других – занимаются спортом, в соседнем городе (и кантоне) Невшатель, куда я поехала, облизываясь после форели, для них на улице построены павильоны, где они изучают профессии. Павильоны открытые, как для какой-нибудь экспо, в одном стог сена и живая корова, ее учатся доить, в другом пилят доски, и так вся центральная улица перекрыта четырьмя тысячами школяров, осваивающих сельское хозяйство и строительство. На практике легче сориентироваться в выборе профессии. Город сносит неудобства безропотно: «Дети – наше будущее». Да тут даже полицейские выглядят так, что грозности в них – никакой: добродушные ребята в разноцветных маечках. Эта униформа такая, в 2005 году ввели. До этого у каждого кантона была своя полицейская униформа, но из экономии решили сделать одну – для франкоязычных (веселенькую), другую – для немецкоязычных (строгую).
Самая высокая точка Невшателя – замок Novum Castellum 11 века (отсюда и название города: Neuchatel значит – Новый Замок). Вокруг было озеро. По мере того, как озеро отступало, город расширялся вниз, так что чем ниже расположен квартал, тем более молодому веку он принадлежит. XX идет по берегу нынешних озерных границ. Потрясением были автоматы-андроиды в Музее Изящных Искусств. Это три куклы в человеческий рост, которые создал в XVIII веке часовщик и гениальный человек Пьер Жаке-Дроз. Их можно назвать первыми компьютерами: одна кукла пишет, макая перо в чернильницу, задумывается, голова ее двигается, она может написать любую заданную фразу из сорока слов латинскими буквами. Вторая кукла играет на клавесине. Нажимает пальцами на клавиши, и звук рождается так же, как если бы играл живой пианист. Третья кукла рисует любую заданную графическую картинку, от портрета до пейзажа. Оказалось, что труднее всего – писать, этот механизм самый сложный из трех. В свое время андроиды произвели фурор при всех королевских дворах, и часы Дроза благодаря этому прославились тогда больше других (они есть и сейчас, и делают их потомки той же семьи).
У Невшателя есть второе название, почему-то по-английски – Watch Valley – и почему-то переводящееся в туристических проспектах для русских как «долина точности» (а не часов). Здесь сосредоточено большинство часовых марок. Второе место – у Женевы, она же и родоначальник. Связано это все с тем же Кальвином, который запретил всякие украшения, и мночисленные женевские ювелиры вынуждены были искать лазейку для выживания, ею и стали часы. Началась женевская часовая эпопея в 1536 году, когда французские гугеноты массово эмигрировали в Женеву. Среди них были ювелиры, художники и механики, объединив свои усилия, они и наладили собственно часовое производство, до того в мире существовало лишь несколько «переносных» (то есть, не башенных) миниатюрных (размером с кулак) экземпляров. Воочию всю историю часов можно увидеть в музее Патека-Филиппа. Там на трех этажах собрана уникальная коллекция, от первых в мире до именных часов королевских особ, Штрауса, Чайковского, Вагнера – почему-то именно наследники композиторов согласились расстаться с ними ради музея. Тут и часы-произведения ювелирного искусства (11 миллионов долларов – самые дорогие), и с поющей механической птичкой, и часы-картины, и часы-книги, и восемь тысяч томов книг о времени. Я к часам равнодушна, но была впечатлена. Особенно, когда смотрела на солнечные часы, которые есть почти во всех швейцарских городах. Что ж такое, думаю, все они показывают неправильное время. Тут-то мне и объяснили, что это точные швейцарские часы врут, а солнечные говорят правду. Потому что все наше время – условное, часовые пояса сдвигаются поминутно, а не сразу – на час по прочерченной границе. Швейцарцы это хорошо чувствуют в силу размытости собственных культурных границ. И даже про точность часов не обольщаются: все это – уловки разума.
Женевских часовщиков стало так много, что они потекли в провинцию, и выбрали себе кантон Невшатель, почему он и называется Долиной Часов. Большинство поселилось в городке Шо-де-Фон. Сегодня он ничем не примечателен – сгорел, поскольку был весь из дерева, и теперь перестроен по манхэттенскому принципу: параллельные и перпендикулярные улицы. Но городок этот – родина современной архитектуры. Можно сказать иначе – место, где умерла классическая архитектура. Здесь в 1887 году родился Ле Корбюзье, настоящее его имя – Шарль-Эдуард Жаннере. Он учился здесь же, в Шо-де-Фон, на художника, но его педагог посоветовал ему попробовать себя в архитектуре. И Корбюзье начал: сперва построил дом в стиле арт-деко для учителя, потом – для родителей, после третьего дома отправился путешествовать. Его первым идеалом стала Пармская обитель (где все вместе и каждый в отдельной келье), вторым – производственные здания в Германии (функциональность), третьим – Турция (простота бедных домов). Потому построенную им по возвращении в родной город виллу прозвали «Турецкая вилла». Думали, что так строят в Турции, хотя вовсе и не так.
«Турецкая вилла», спроектированная им по заказу одного из часовщиков, примечательна тем, что хотя она и сохраняет признаки «нормального» дома, но в ней все пять принципов Ле Корбюзье, сформулированных и примененных в его радикальной архитектуре позже, уже присутствуют. Каркас дома, построенный по принципу кристаллической решетки (на которую можно навесить любой фасад и сделать внутри свободную планировку, поскольку нет несущей стены), плоская крыша, стена-окно и столбы, позволяющие дому «висеть в воздухе». И все из железобетона, разумеется. В Турецкой вилле есть и любимый архитектором символизм: центр дома – квадрат (Земля), левое крыло – полукружье Солнца, правое – Луны. Потом он напишет огромный трактат, назвав основу нового зодчества модулором – это перенесение пропорций человека и золотого сечения на архитектуру. Короче, небоскребы, стеклобетонные коробки и конструктивистские каракатицы взамен «симфоний в камне» стали возможны благодаря Корбюзье из кантона Невшатель. Но на нем дело не кончилось. Один из самых прославленных архитекторов сегодняшнего дня – тоже швейцарец, Марио Ботта, в Невшателе он соорудил Центр Фридриха Дюренматта.