Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 19

– Эх, дал бы я тебе!

Парень уходит к напарнику и, проинструктировавшись, возвращается.

– Только попробуй.

Метелёв обессиленно махнул рукой.

Бульдозер, зарычав, тронулся с места.

– Стой!

Быстрым движением Нина преградила ему путь.

Парень едва успел рвануть рычаг. Машина резко затормозила. А перепуганный бульдозерист уставился на женщину изумлёнными глазами.

– Прошу вас, – мягко сказала Нина. – У меня муж на островах… Я очень волнуюсь… Только до дороги… – и добавила тихо, но твердо: – Я вас всё равно не пущу!

Растерянный парень собрался было снова бежать к наставнику, но тот, привстав, сделал жест, означающий согласие. Тогда парень повернулся к Нине и повторил этот жест.

Оба бульдозера стоят у дороги, по которой удаляются Нина и Константин.

Первый паренёк несмело окликает «наставника».

– Поехали, Гриш… Некогда… Выговор получим…

– Эх ты, попугай!.. – Второй задумчиво смотрит вслед Нине. – Видно, стоящий мужик, раз такая женщина его любит!

Они идут по дороге, подгоняемые порывами пронизывающего ветра. Вскоре их догнал видавший виды автобус. Нина замахала руками. Проехав немного вперед, машина нехотя остановилась.

Когда Нина и Константин вошли, шофёр доругивался с одним из пассажиров, рыжим задиристым парнем.

– Чего ты раскричался?

– Поработал бы с моё!..

– Так люди ж просят!

– Поговори, поговори, я тебе это припомню!.. Тунеядец!

В автобусе ехали рабочие, усталые, небритые, измазанные в глине. Они не принимали участия в перебранке, многие сидя дремали. Нина с Метелёвым встали у задней стенки, где прыгали грязные лопаты и кирки.

Паренёк, сидевший рядом с рыжим, хотел уступить Нине место.

– Сиди! – одёрнул его рыжий. – Заслужил! Трое суток из грязи не вылазил. Нам аврал, прорыв, а им – весенние прогулочки… Тунеядцы!

Нина не обиделась. Её волновало другое.

– Как вода?

– Прибывает, – ответил кто-то из пассажиров.

– Муж у меня там… на островах, – ни к кому не обращаясь, сказала Нина.

– Он кто?

– Рыбовод. Романчиков фамилия.

– Романчиков? – обернулся один из рабочих. – Маленький такой, шустрый?

– Знакомы? – живо спросила Нина.

– Ещё бы! Змей очкастый! – У него был хриплый, резкий голос. – Прошлым летом я на пойме работал. Продуктов не подвозили, одна консерва. А рядом – пруд, рыбы, во! Ну а у нас тол. Мы по шашке в карман, и айда вчетвером. Взяли лодчонку – плывём. Только рванули – наперерез лодка. А в ней – он! – Рассказчик кивнул в сторону Нины: Следил за нами в очки, зараза! Гребёт, портфелем машет и кричит: «Стой, стрелять буду!»

– Пистолет был? – спросил кто-то.

– Нет. На пушку взял!

Переваливаясь на размытой дороге, идёт автобус. Все на тех же местах. Только парень стоит, освободив Нине место.

– Нет, нет, сидите! – говорит она. – Нам до Ельцовки только.

– Ого! – встрепенулся рыжий. – Это от дороги километров десять!

– Я доброшу! – бойко вызвался шофёр, но рыжий накинулся на него:

– Что? Ты поговори, поговори! Я те подброшу!

В это время рассказчик продолжает свою историю:

– Выволок, значит, нас на бережок. Достаёт из портфеля бумагу, протокол пишет… Убытку, говорит, тысячи на две!

– Ого!

– И за что?! – продолжает рассказчик. – Хотя бы рыба была, а то… Шпроту видел?

– Ну?

– Так шпрота против неё кит! Да-а… А он (снова кивок в сторону Нины) – толкует, что ей цены нет! Словом, до сих пор в день получки его вспоминаю.

– Вычитают?

– Ага… Алименты. На рыбьих детей.

Рассказчик снова взглянул на Нину:

– Женщина вроде ничего, а муженька выудила…

– А по-моему, парень правильный, – перебил его рыжий, – один на четверых пошёл!

– Живодёр! Штраф содрал…

– А ты думал, к ордену тебя представят?! Человек, может, в того малька душу вложил, а ты шашкой!.. Тунеядец!

Большинство пассажиров явно на его стороне.





Автобус остановился.

– Ельцовка направо. Выходите! – сказал шофёр.

– Ты чего? – взъярился рыжий. – А ну, поворачивай!

– Так десять километров… Сам кричал.

– Ты поговори, поговори, я те крикну!

Автобус поворачивает на Ельцовку. Рыжий поднимается со своего места, становится рядом с парнем, поворачивается к Нине:

– Сели бы, а?

Снова покачивается автобус. Стоят уже все, кроме рассказчика.

– Садитесь!..

Нина не выдерживает и, рассмеявшись, садится. Тогда все радостно тоже начинают рассаживаться, но машина рывком останавливается, чуть не сбив всех с ног.

– Ельцовка! – кричит шофёр.

Проливной дождь, Нина и Метелёв идут по лесной просеке.

Дождь кончается. Они выходят к добротному домику лесника. На крыльце женщина лет сорока пяти, крепкая, круглолицая, с узкими цепкими глазами. Она мельком глянула на Константина и долго, настороженно смотрит на Нину. Метелёв поздоровался. Женщина, не отрывая взгляда от Нины, спросила сухо:

– Ко мне?

– Нам лесник нужен, – ответил Константин.

– Ну заходите! – сказала женщина и скрылась в доме.

Нина стояла, видимо, решая какую-то трудную для себя задачу. Наконец набралась смелости, вошла в дом.

Женщина, скрестив на груди руки, глядела на них враждебно. Потом вдруг неестественно рассмеялась.

– Ну и вид у тебя! Словно курица мокрая!

Нина действительно выглядела довольно жалко. Промокшая насквозь одежда прилипла к телу. На пол стекала вода.

– Переодевайся! – величественно произнесла хозяйка и распахнула дверцы большущего шкафа, набитого тряпками.

Нина стояла молча. Метелёв решил, что она ждёт, когда он выйдет, и вышел. За домом, возле сарая, кто-то, очевидно, лесник, распрягал лошадей. Константин направился к нему.

А в доме шёл напряжённый негромкий разговор. Нина так и не переоделась. Она, сидя у зеркала, приводила в порядок волосы. Говорила хозяйка:

– …я с Глебом счастья не видала. Потому и ушла. Неласковый он…

– К вам неласковый! – поправила Нина.

– Ко мне. Да я ведь не хуже других! А с таким какая баба уживётся? Ему вобла жены дороже. В пруду ему жить, не в доме! Одно слово – малахольный!.. Ты не злись; сама, поди, с ним горя хлебнула!..

– Нет! Мы хорошо живем. Дружно. А вы… – Нина хотела сказать что-то резкое, но хозяйка заговорила примиряюще:

– Ну ладно… Бог с вами – живите! Нет у меня зла ни к тебе, ни к нему. Одного только не прощу – дочку отнял. Я, когда с Николаем сошлась, сгоряча решила – ну и пусть! Перемелется! А оно не перемалывается. Наоборот, чем дальше, тем больней. Тяжело мне без Тамарки. Как она там, доченька моя родная?..

Крупным планом лицо Метелёва. – Он всё слышал. Он стоит на крыльце, взявшись за ручку двери, не решаясь войти.

А разговор продолжается.

– Поздно вспомнили! – сухо говорит Нина.

– Живёте вы, слыхала, небогато.

– Не жалуемся.

– Заберу я её у вас!

– Не отдадим.

– Суд есть. Я мать всё же… Родная!

Метелёв решительно открывает дверь. Разговор обрывается.

Хозяин допил чай, помолчал и важно сказал:

– Не выйдет.

Они сидели за столом вокруг самовара.

– Как же быть? – спросила Нина.

– Отдохнуть. А потом – обратно! До большака довезу, а там кругом, на попутной.

– Что вы? Долго!

– А болотом нельзя! – рассердился лесник. – Сейчас там топь! Дождь сутки льёт. Что вас туда гонит?

– Муж у неё там, – не без иронии заметила хозяйка.

Но лесник не разделил её настроения. Он внимательно посмотрел на Нину.

– Во-он что! Н-да… – И вдруг, отбросив неприступность, спросил: – Силёнок-то хватит?

Нина радостно кивнула в ответ. Тогда он снова сухо бросил жене:

– Сапоги достань!

Хозяйка неохотно достала две пары резиновых сапог.

– А тебя не пущу! – заявила она мужу.