Чёрный нефрит

Тишина.

— Да брось, — Вэй Ан Ю подкинула в костёр ещё один ком подсохших водорослей. — О чём-то же тебе хочется поговорить! Да хоть бы о поэзии — и то лучше, чем молчать.

Она не ждала всерьёз, что Лань Ван Цзи отзовётся, и тем более — что не воспользуется случаем поговорить о поэзии или о чём ещё высоком и до одури скучном. Вместо этого он вдруг пробормотал, отвернувшись к вновь разгорающемуся огню:

— Ты так уговаривала Не Хуай Сана не рисковать.

Целое связное предложение — уже успех. Иди речь о ком угодно другом, Вэй Юн непременно заподозрила бы в этих словах нотку ревности. Она пытливо заглянула в лицо собеседника, силясь понять, но вновь видела лишь маску ледяного спокойствия. Даже не верилось, что из этих светлых глаз, похожих в красных отсветах на застывший янтарь, могла так недавно пролиться хоть одна слеза. И чтобы он, да изнывал от ревности? Смешная шутка! Скорее, сердится, что они остались вдвоём — ведь у троих против черепахи, вздумай они с ней сразиться, шансов больше.

— Как будто от него в бою было бы много толка: видел бы ты, как его избивали… Он на ногах еле держался. Если уж оставаться, то не затем ведь, чтоб героически умирать.

— Защищая невесту.

Вэй Ан Ю досадливо поморщилась:

— Мне теперь всю жизнь ходить в его невестах? Отказала уже, так нет, до сих пор припоминают. Хотя как знать? Наверное, с отказом поспешила.

Лань Ван Цзи неопределённо хмыкнул и отвернулся так, что волосы скрыли лицо. Может, где-то там, в трёх тысячах правил на стене послушания затесался пожизненный обет молчания? Или там обязательство не произносить больше трёх связных предложений в сутки?

— Нет, без шуток. Мы всё-таки с ним друзья, и он так иногда обо мне заботится… я и сама могу, но всё равно. Всё равно когда-нибудь наверняка придётся замуж — так почему бы и не за него, в самом деле? Может, как раз в него-то мне было бы проще простого влюбиться, — Вэй Юн закинула руки за голову и задумчиво поёрзала: тяжело устроиться поудобнее, когда в поясницу впиваются острые камни. — Представь: я-то — госпожа Не…

Так и осталось загадкой, представил ли Лань Чжань нечто подобное или окончательно утомился от постоянных попыток его растормошить, но всего мгновением спустя Вэй Ан Ю уже бежала по пещере, в голос вереща:

— Ай! Ты что творишь! Прекрати кусаться!

Комментарий к В лучах палящего солнца: в тишине, в темноте

В ближайший один-два драббла хочу закончить подсерию “В лучах палящего солнца” и вернуться к прежней структуре описывающих ключевые отличающиеся сцены драбблов, так как считаю, что она лучше отвечает изначальной задумке. В варианте “полноценного описания” рано или поздно начинается простое переписывание канона, в которое скатываться очень не хотелось бы.

========== В лучах палящего солнца: они увидели свет ==========

Когда Вэй Ан Ю, чудом выжившая после боя с черепахой, вдруг упала, Лань Чжаню показалось, что его собственное сердце вот-вот остановится. И оттого, что она засмеялась, беспечно разглагольствуя о том, что теперь-то она, как больной человек, имеет полное право бредить, не стало заметно легче. Откуси ей черепаха ногу или руку, Вэй Юн и то нашла бы в случившемся повод для веселья, но это совсем не означает, что всё в порядке.

Среди запаха крови и гнили, на берегу покрасневшего подземного озера, Лань Чжань осторожно гладил спящую Вэй Юн по спутанным волосам. Жар, терзавший её накануне, немного спал, и дышала она ровно, без мучительного хрипа. Вглядываясь в расслабленное выражение лица, Лань Ван Цзи пытался запомнить каждую черту — ведь редко, очень редко она выглядела так невинно. Стоит ей проснуться — и тотчас расцветёт на губах знакомая хитрая ухмылка.

Во имя всего святого, что есть на этом свете, только бы Вэй Юн не стало хуже. Ей и без того досталось. За каждый след, оставленный Вэнь Чжао на её теле, за темнеющее на чуть приоткрывшейся груди клеймо, Лань Чжаню хотелось вырваться из пещеры и мчаться на поле боя, туда, где он сможет стократ вернуть эту боль каждому, кто посмел ранить эту девушку.

Но ещё, и куда больше, он хотел просто оставаться рядом с ней и вот так легко гладить по голове, вспоминая раз за разом мгновение своей слабости — и ласковое тепло у сердца, когда Вэй Юн утыкалась лбом в его плечо.

— Ох, Лань Чжань, скажи, что ещё день прошёл, — пробормотала она, не открывая глаз, и он отшатнулся, отдёрнул руку, как от огня. К счастью, Вэй Ан Ю не могла бы заметить этой поспешности в движениях, а голос, как прежде бесстрастный, не выдавал поднявшегося и опавшего в груди волнения.

— Несколько часов, не больше.

— Мог бы и соврать, — она перевернулась с боку на бок, так, что теперь лежала к нему спиной, и затихла. Уснула? Лань Ван Цзи вновь осторожно приблизился, но замер рядом, когда Вэй Ан Ю заговорила:

— Как думаешь, Ци Шань Вэнь не могли напасть первыми? Без предупреждения?

Само собой, могли — и тогда там, где была Пристань Лотоса, нынче догорают опустевшие руины. Лань Чжань зажмурился: слишком, слишком живо, как наяву, он снова видел, как пылают Облачные Глубины, и чувствовал кожей тот нестерпимый жар.

— Это семейство очень хочет, чтобы их власть считали законной и признавали. Им ни к чему торопиться.

Да, сомнительные слова он выбрал, чтобы успокоить. Вэй Юн повернулась к нему и смерила долгим взглядом. Лань Чжань задумался, что можно добавить для большей убедительности — но, как выяснилось, размышляла она уже совсем о другом:

— Семейство… Вот ты можешь представить, что Вэнь Чжао — это чей-то ребёнок? В смысле, что он когда-то был маленьким и лазил по деревьям, или там сидел на коленях у Вэнь Жо Ханя… Странно, да? Так подумать, что между собой они — семья, а не только лишь сборище ублюдков, которые хотят нам смерти. За глаз Вэнь Чжао так наверняка.

Она устало потёрла лоб, словно распутывала завязавшиеся тугим узлом мысли. Лань Чжань молчал, вслушиваясь в почти бессвязное бормотание:

— Давай поклянёмся, что бы ни было снаружи, что бы ни случилось — мы выберемся живыми. И у нас когда-нибудь будут собственные семьи. Хотя из меня, наверное, мать семейства вышла бы просто кошмарная, как думаешь?

Вэй Юн всегда говорила так, словно слова, едва зарождаясь в голове, тотчас сыпались через рот — никакой строгой выверенности или хотя бы краткого размышления над смыслом. Она слегка приподнялась, опершись на локоть, и торжественно проговорила:

— Клянусь, что однажды у меня будет собственная семья. И, наверное, даже ребёнок. Один. Или двое. Не больше, а то я с ума сойду.

Полушутливая клятва впилась в сердце острыми иглами ревности. О ком она думает, когда говорит подобные вещи? Кого представляет на месте своего будущего супруга?

Точно не его.

— Эх, мог быть хоть тоже в чём-нибудь поклясться, поддержать и всё такое, — Вэй Ан Ю устало прикрыла глаза, — ладно, разбудишь, когда подойдёт помощь, хорошо? До этого не буди. Тут всё равно совершенно нечем заняться.

Лань Чжань осторожно дотронулся до её лба, проверяя, не началась ли снова лихорадка. Но, похоже, жар отступил окончательно, оставив на память лишь невыносимую для деятельной девушки слабость. Прикрыв глаза, Лань Ван Цзи вслушивался в её ровное, но слишком шумное для здорового человека дыхание, и раз за разом твердил себе, что вовсе не хочет смотреть, не хочет коснуться… Между тем руки сами собой тянулись к её волосам — снова погладить, точно задремавшее дитя.

«Мог бы тоже хоть в чём-нибудь поклясться…»

Он склонился к лицу Вэй Юн, убеждаясь, что она уснула, и медленно заговорил:

— Однажды, — Лань Чжань едва шевелил губами, желая и не желая одновременно, чтобы Вэй Ан Ю услышала, — однажды… у нас будет семья.

Можно ли это назвать клятвой? Скорее — безумной надеждой. Он мог лишь гадать, в его ли «клятве» дело, но Вэй Юн сквозь сон слабо улыбнулась.

А теперь — ждать. Им остаётся только ждать. Лань Ван Цзи сел рядом и несколько раз глубоко вздохнул. Увы, сосредоточиться на медитации ему помешал сонный и чуть недовольный голос: