Страница 8 из 12
Применительно к тексту стихотворному можно также говорить об особой роли импликации при создании определенного (или усилении имеющегося) настроения, ощущения или эффекта. Так, например, в качестве импликативной формы сообщения может выступать выбранный размер, в звучании которого, в силу его ритмической природы или традиции, заложена та или иная смысловая компонента. Очевидно, что такая связь может восприниматься интуитивно, но она не может быть выявлена и обоснована без специальных стиховедческих знаний, а потому ее нельзя назвать эксплицитной (подробнее об этом см. [Гаспаров, 1999]). Напротив, неожиданные ритмические перебои и другие отступления от заданного размера становятся значимыми, маркируя данный текст по сравнению с его нейтральным, немаркированным вариантом.
Имплицитно осуществляется и один из важнейших этапов порождения стихотворного текста – размещение в его пространстве смысловых узлов, определение ключевых эпизодов. Отметим, что значимым здесь становится не только фактическое включение, но и взаимное позиционирование смысловых единиц в пространстве текста, расположение того или иного эпизода, который, в соответствии с авторской интенцией, может играть служебную (дополняющую, поясняющую) роль или же, напротив, занимать одну из «сильных позиций».
Термин «сильная позиция текста» был введен и обоснован И. В. Арнольд, впервые сформулировавшей идею значимого позиционирования высказывания в пространстве текста в рамках стилистики декодирования. «Смысл текста не является суммой смыслов составляющих его единиц, зависимость между ними значительно сложнее, и место тех или иных единиц в предложении влияет на их значение», – отмечает ученый [Арнольд, 1973б: 23], далее утверждая, что расположение любой единицы в тексте может рассматриваться в качестве его сильной или слабой позиции. Сильная позиция, которой в дальнейшем будет уделено намного больше внимания со стороны ученых, нежели слабой (см., в частности, [Москальчук, 2003: 38–49]), представляет собой один из типов выдвижения, понимаемого как «специфическая организация контекста, обеспечивающая выдвижение на первый план важнейших смыслов текста <…> как сложной конкретно-образной сущности» [Арнольд, 1973б: 24]. Среди основных функций выдвижения И. В. Арнольд называет установление иерархии смыслов, фокусирование внимания на самом важном, усиление эмоциональности и эстетического эффекта, а также обеспечение связности текста [Там же].
Элементы сильной позиции – а ключевыми из них мыслятся заглавие, эпиграф, начало и конец текста – выделяются на основании расположения в тексте и характера передаваемой информации, взаимоотношения с текстом, грамматической структуры, наличия или отсутствия аллюзий, сочетаемости с другими типами выдвижения и оформления границ [Арнольд, 1973б: 31]. Особо отметим такой фактор, как психология восприятия: так, например, заглавие и эпиграф, будучи визуально обособленными от основной части стихотворного текста, априорно, уже благодаря своей позиции сосредоточивают на себе повышенное внимание реципиента.
Оговоримся, что важную роль в тексто- и смыслопорождении играет не только деление текстового пространства на более и менее значимые эпизоды, но и возникающие между ними внутритекстовые корреляции. Последние зачастую составляют каркас текста и произведения в целом; нередко именно в характере этих связей скрыт ключ к пониманию произведения, «зашифрована» его генеральная идея и т. д. Более подробной теоретической разработке этого вопроса мы надеемся посвятить параграф 1.2.2 настоящего исследования.
1.1.3. Стихотворный текст как воспринимаемая структура. Семантическая составляющая конструктивного уровня
Общеизвестно, что минимальный отрезок речевой коммуникации как процесса передачи определенного сообщения, или «мысленного содержания» [Ахманова, 1966: 201], предполагает наличие по меньшей мере трех звеньев: отправителя, или продуцента сообщения; его получателя, или реципиента; а также самого сообщения как ключевого звена коммуникации [Якобсон, 1975: 198]. В том случае, когда роль передаваемого сообщения выполняет художественный текст, коммуникация не может быть сведена лишь к его порождению и восприятию: здесь имеет место двусторонняя и двунаправленная связь текста как с отправителем (процесс порождения), так и с получателем (процесс восприятия и интерпретации).
С одной стороны, даже после того как произведение формально завершено, процесс смыслопорождения нельзя считать завершенным. Текст всегда нуждается в дальнейшей интерпретации, поэтому далее вступает в финальную стадию акта коммуникации – стадию восприятия и толкования. Здесь происходит дополнительное смыслообразование, своеобразное «достраивание» смысла получателем сообщения. Таким образом, зафиксированный в графике текст, несмотря на всю свою кажущуюся статичность и завершенность, являет собой динамическую сущность и должен изучаться (и восприниматься) в развитии.
С другой же стороны, художественный текст представляется не пассивным объектом совершаемого с ним действия (толкования), но полноправным активным участником коммуникации. Он сам оказывает воздействие на сознание интерпретатора [Абрамов, 2006: 8]; более того, текст организует весь процесс коммуникации и управляет им, осуществляя «регулятивную функцию» [Сидоров, 1987а: 44].
На первый взгляд, высказанное выше утверждение об облигаторности толкования текста может показаться спорным. Известно, что определенные виды текстов изначально не предполагают наличия адресата (к ним относятся черновики, дневниковые записи и т. п.). И тем не менее процесс интерпретации не обязательно осуществляется неким вторым лицом, но в равной степени и самим создателем текста – с той лишь оговоркой, что теперь сам автор выступает в роли реципиента (обозначение поэтической коммуникации как «автокоммуникации» см. в работах: [Фатеева, 1995: 54; Масленникова, 2004: 10–11]).
Интерпретация как ключевое понятие и метод герменевтической науки получила неодинаковые трактовки в работах исследователей. Разница в понимании и дефинициях данного метода особенно очевидна в контексте сопоставления традиционной философской и современной филологической герменевтики, для которых характерны принципиально разные цели и способы применения интерпретативного метода. Несмотря на различия, неизменную основу трактовки данного понятия составляет следующее общее положение: интерпретация рассматривается как метод выявления смыслов (в том числе и скрытых), а также процесс применения этого метода, результатом которого является понимание [Рикёр, 2002: 44–45; Сулима, 1999; Абрамов, 2006: 11 и др.]. Сегодня в основе интерпретации лежит понятие рефлексии, причем вербализованная рефлексия и есть собственно интерпретация [Гадамер, 1988: 111; Богин – Интернет(а)].
Стадия восприятия и интерпретации представляет собой сложную взаимосвязь многочисленных факторов, определяющих понимание и толкование текста, начиная с личности самого интерпретатора и завершая широким контекстом создания произведения. В качестве первого из них исследователи традиционно выделяют фактор предпонимания, трактуемый как значимое знание и ориентировка интерпретатора в широком контексте сообщения, наличие предварительных установок в сознании реципиента. Для обозначения этого фактора в герменевтике употребляются разные термины. Так, М. Хайдеггер определяет предпонимание через единство трех понятий – «предвзятие», «предсмотрение» и «предрешение», которые складываются в «предрассуждение» толкователя [Хайдеггер, 2003: 177–178]; Г.-Г. Гадамер пользуется терминами «предмнение», «предпонимание», а также «предструктура понимания» [Гадамер, 1988: 317–364; Гадамер, 1999].
Характерно, что значимость фактора предпонимания признается и за пределами герменевтической науки. Так, сторонниками когнитивного подхода к пониманию текста были введены и обоснованы термины «когнитивные предпосылки» и «пресуппозиционные основания» модели понимания текста, которые в широком своем значении близки по смыслу к вышеназванным герменевтическим номинациям [Дейк ван, Кинч, 1988: 158–161]. Термин «пресуппозиция» также получил распространение в современной лингвистике и переводоведении, см. об этом [Падучева, 1990].