Смута

Поссевино был жутко возмущён,

И так ужасно обозлён,

Что грязью стал царя Ивана обливать,

И на него безбожно и коварно врать.

Тогда – то он и сочинил,

Что царь Иван царевича убил,

Когда ж царевича Димитрия убили,

В народе прямо говорили,

Что Годунов сие злодейство совершил,

А раньше был Иван царевич им отравлен,

Ну а затем царя Ивана погубил,

Вот так народ российский был ограблен.

Ведь царь Иван был для народа как отец,

Умело власть в своих руках держал

И как правитель величайший был мудрец,

И никому в Боярской думе спуску не давал.

Ведь царя – Батюшку народу потерять,

Что малому ребёнку сиротою стать.

Тогда враньё Поссевино Борису пригодилось,

И Годуновым всенародно подтвердилось,

Да к этому он сочинение своё добавил,

Что будто бы во время ссоры он там был,

И видел, как царь сына поразил,

А далее ещё прибавил,

Что за царевича он будто заступился,

И жизнью чуть своей не поплатился.

Вот так, сей подлый миф образовался.

Народ преступником Бориса называет,

Цареубийцею его считает.

А царь Иван любимым на Руси остался».

Князь призадумался над сказанным надолго,

И Лжедимитрию сказал нестрого:

«Ну, ты меня рассказом удивил

И так толково и подробно объяснил,

Что прежде чем Димитрия убили,

Его отца и брата отравили,

В итоге Русь с больным царём осталась,

А с его смертью Годунову власть досталась,

Ведь Царь Иван за Родину пережевал,

И сам ещё при жизни завещание составил,

Наследника на трон в нём записал,

Да в думе завещание оставил.

В котором твёрдо заявил,

Всем о желании своём,

Чтобы на троне Фёдор был,

В Москве единственным царём.

А чтобы Русью смог он управлять,

Иван Четвёртый думе наказал,

Четырёх регентов наследнику избрать,

И царь их в завещание своё вписал,

Но Годунова не было средь них.

Борис в тот список царский не попал,

Как обойти сумел он четверых,

И как царём он на Руси Московской стал?»

В ответ Отрепьев ухмыльнулся,

Небрежно с лавки, встал,

Зевнул, лениво потянулся,

И вот что князю рассказал:

«Три дня престольная Москва,

О смерти Грозного не знала,

И вот когда уже молва,

Народу тайну рассказала.

Врата кремлёвские закрыли

И москвичам всем сообщили,

Что умер государь Иван

И что наказ царём был дан,

На трон лишь Фёдора венчать,

России Всей государём,

И должен весь народ признать,

Его единственным царём.

Народу также объявили,

Что все на думе утвердили,

Наказ Ивана исполнять

И в помощь Фёдору избрать,

Ивана Шуйского, героя града Пскова,

Мстиславского, он Земством управлял

И дядюшку царя родного,

Романова, он Фёдора как сына опекал.

А так же Бельского Богдана,

Любимца Грозного Ивана,

Он «Двор» опричный возглавляет

И править с его помощью желает.

Но Бельского все в думе не любили,

В итоге регенты решили,

Опричный «Двор» весь разогнать

И у Богдана власть отнять.

Сам Головин для этой цели,

Его на местничество вызвал,

И Бельский через две недели,

На тяжбу с казначеем вышел.

Но Бельского лишь поддержали,

Щелкаловы да Годуновы,

Они за «Двор» стеной стояли,

И были вместе с ним готовы,

Хоть душу дьяволу продать,

Но лишь бы власть не потерять.

Головина же защищали,

Опекуны и часть боярства,

Которым страстно помогало,

Пришедшее на спор дворянство.

Бояре долго пререкались,

И меж собой так разругались,

Что на Богдана наскочили,

И до смерти чуть не прибили.

Богдан с трудом от них отбился,

И где-то во дворце укрылся.

Когда же страсти улеглись,

И все бояре разошлись,

Богдан момент удобный выждал

И полк стрелецкий в Кремль вызвал,

Врата закрыть все приказал,

Сам к Фёдору же прибежал,

И начал страстно убеждать,

«Двор» царский при себе держать.

А регентов всех распустить,

Да самому дела вершить.

Когда Романов всё узнал,

То всем дворянам и холопам,

Вооружиться приказал,

И к Фроловским идти воротам.

Там он с Мстиславским повстречался,

Князь требовал ему ворота отворить

И убедить стрельцов старался,

Его к царевичу по делу пропустить.

Стрельцы вначале растерялись,

На сходку у ворот собрались,

Затем калитку приоткрыли,

И лишь опекунов впустили,

Но следом дворня устремилась,

У входа битва разразилась.

На шум, возникший у ворот,

Стекаться начинал народ.

И вскоре площадь зашумела,

И на вопрос толпы: «В чём дело?»

Дворяне стали объяснять,

Что Бельский хочет власть забрать.

В могилу Фёдора свести,

И вновь опричнину ввести.

От этих слов толпа взревела,

Вся площадь разом закипела,

Гнев дикий градом раскатился,

Послышался бунтарский гул,

Народ к Царь-пушке устремился,

Её на башню развернул,

Желая ворота разбить,

Да спор с Богданом разрешить.

Меж тем на башне не дремали,

Стрельцы из бойниц наблюдали,

Что происходит у ворот.

Когда же грозен, стал народ,

Орудия живо зарядили

И по толпе пальбу открыли.

Гром пушек Фёдор услыхал,

Когда ж он от стрельцов узнал,

Что люд московский взбунтовался,

И Кремль штурмом взять пытался.

И в злобе требует слепой,

Богдана выдать с головой,

А с ним и шурина родного,

Царицы брата Годунова.

Немедленно всех примерил,

И у бояр своих спросил:

«Как бунт в Москве остановить

И беспорядки прекратить».

Тогда Романов предложил,

Богдана в Нижний отослать,

Где б воеводой он служил,

А буйным москвичам сказать,

Что Фёдор Бельского проклял,

Да в Нижний Новгород сослал.

Народу так и объявили.

Когда ж восстание загасили,

Богдан из города бежал,

А следом Фёдор отослал,

В удельный Углич из столицы,

Ногих и Дмитрия с царицей.

Чтоб новый бунт предотвратить

И все волненья прекратить.

Когда ж Димитрия сослали,

В народе стали толковать,

Что дьяки в думе предлагали,

Трон у наследника отнять,

Что цесаревич сильно болен,

Как малое дитя безволен,

Не может Русью управлять

И важные дела решать.