Смута

Вступление

Люблю гулять я по столице,

Когда вечернею порой,

Снег над моею головой,

Большими хлопьями кружится

И тихо на асфальт ложится,

Ковёр широкий пуховой.

Ногами на него ступая,

Я с добрым чувством провожаю,

Весёлых шустрых москвичей,

Домой спешащих поскорей.

Или за девушкой младой,

Украдкой молча, наблюдаю

И неожиданно вздыхаю,

Её, любуясь красотой.

И так до полночи глубокой,

Один по улицам брожу

И повернув за дом высокий,

На площадь Пушкина спешу

И к гению российской лиры,

Сняв шапку молча, подхожу

И долго на него гляжу,

Любуясь собственным кумиром.

И низко в пояс поклонившись

До скорой встречи с ним простившись,

Иду к Кремлю по улице Тверской,

Любуясь зимнею Москвой.

И так гуляя ночью по дороге снежной,

Решил я двух героев наших навестить,

А чтобы им внимание уделить,

Пройдя по площади Манежной.

По Красной площади я к храму Покрова спешу

И вот когда волнение в себе одолеваю,

К Пожарскому и Минину я робко подхожу

И перед ними голову свою склоняю.

Уж двести лет им этот памятник в Москве стоит

И подвиг их народный прославляет,

Но память им свою Россия благодарная хранит,

Да их победу славную не забывает.

И о героях наших я решил подробно всё узнать,

И разобраться в той войне гражданской пожелал,

Да Смуту дьявольскую на Руси я захотел понять

И вот что о трагедии народной я узнал.

Глава первая. Разгром Романовых

За горизонт уж солнце западало,

Прощаясь, нежно освещало,

Зубцы Московского Кремля,

Когда вечерняя заря,

Златыми искрами играла,

В глазах веселых москвичей

И постепенно угасала,

В крестах бесчисленных церквей.

В такую милую погоду,

Когда все улицы заполнены народом,

В домишке, маленьком, уютном,

Стоящем, на окраине Москвы,

Василий Шуйский в настроении угрюмом,

Ждал встречи с Митькой Верховым,

Он с детства у Черкасского Бориса жил

И князь ему как верному холопу доверял,

Но всё что он в боярском доме узнавал,

При встречах Шуйскому за деньги доносил.

И вот в назначенное время,

Послышался условный стук Матвея.

Князь приподнял запор тяжелый,

Матвея в комнату впустил

И усадив за стол дубовый,

Суровым голосом спросил:

«Ну как сегодня ты дошёл,

Гостей, не званных, не привёл?»

На что ему Матвей ответил:

«Не ласково меня ты нынче встретил.

Боярских сыщиков ты можешь не бояться.

От них легко в народе затеряться,

Ну а теперь давай о деле,

О том, что я на днях узнал.

К Черкасскому на той неделе,

Романов Федор приезжал,

И хоть закрылись в комнате они,

Я весь их разговор слыхал.

И вот наедине, какую тайну,

Решил родному зятю Фёдор рассказать,

Когда царь тяжко занемог,

Романов смог от своих слуг узнать .

.

Что слухи кто-то распускал,

О том, что жив царевич Дмитрий,

Не он был в Угличе убитый,

В тот день, когда народ восстал,

Что Дмитрий с преданным слугою,

Из города тайком бежал.

Тогда решил я сам узнать,

Кто эти слухи мог распространять.

И ровно через месяц вскоре,

Я с другом детства повстречался,

И он в случайном разговоре,

Мне по секрету проболтался,

Что жив сын Грозного Димитрий,

Не он был в Угличе убитый,

В тот день, когда народ восстал,

Что Дмитрий с преданным слугою,

Из города тайком бежал.

А далее мне начал утверждать,

Что сам «царевича» прекрасно знает,

При этом страстно убеждать,

Что тайну их он ото всех скрывает.

Здесь я отменно постарался,

Его скорее убедить,

Меня в их тайну посвятить,

И вот когда ему поклялся,

Их тайну вечно сохранять,

При этом стать немым как рыба,

Чтоб не смогла бы даже дыба,

Язык железом развязать,

Он поселил в меня надежду

И познакомить обещал,

И посоветовавшись прежде,

Он обещание сдержал.

Когда я увидал прохвоста,

То сразу же его сумел узнать,

Мне часто приходилось у Романовых бывать

И с ним всегда общался очень просто.

Отрепьев Юшка его имя.

Он думает, придёт черёд,

Когда наступит его время,

То весь народ за ним пойдёт.

Он парень, в общем, неприглядный,

Две бородавки на лице,

Весь, рыжий и какой – то наглый,

Хотя лет девятнадцать наглецу,

Уж очень хитрый, скрытный и отвратный,

И так уверен он в себе,

Что говорить с ним даже неприятно.

Вот всё что я хотел сказать».

Василий встал, по комнате прошёлся

И прежде чем наказ Матвею дать,

Задумался над тем, что надо делать

И что необходимо предпринять.

Он начал быстро вспоминать,

Какая битва разразилась,

По смерти Фёдора-царя,

Когда над троном засияла единовластная заря.

В бою жестоком, страшном и упорном,

Сошлись все претенденты на престол.

Романов Фёдор с Годуновым,

За трон вели свой страстный спор.

Своей дорогой Бельский шёл,

Не представляя силы, никакой,

Он в бой за трон умело ввёл,

Всю челядь шумную с собой.

Мстиславский, не желая быть избитым,

Покинул с миром поле битвы.

В Боярской думе было не спокойно,

Борьба шла яростно и напряжённо.

Что только мог Романов предпринял,

В убийстве Дмитрия он Годунова обвинял

И заодно, убийство Фёдора и дочери его,

Ему открыто он же приписал.

И так от ярости однажды распалился,

Что сам с ножом на Годунова устремился.

И хоть Борис сумел царём Московским стать,

Пробив на трон себе дорогу,

Он должен был всегда осознавать,

Что все его соперники желают трон отнять

И это вызывало в нём тревогу.

Царь никому не доверял

И лишь момента выжидал,

Чтоб претендентов разогнать,

да мирно Русью управлять.

Неплохо Шуйский это знал,

Он тоже о венце мечтал.

Но на пути его стояли,

Два претендента на Московский трон,

С которыми, вести бой должен он,

И всем мечтам его исполниться мешали.

Но в бой, открыто не вступая,

Итог, борьбы тихонько выжидая,

Он ничего из вида не терял,

И в сей, борьбе предполагал,

Что царь Романова с дороги уберёт,

Тогда он с Годуновым осторожно,

За трон Московский бой начнёт.

Затем продумав всё что можно,