Лезвие власти

Коррон залпом допил остатки вина и рухнул на пол. Через мгновенье стены башни стрясал мо­гучий храп. Откуда-то появился Гримальк и засуетился возле генерала. Он попытался взвалить спящего се­бе на спину, но потерпев неудачу, принялся запихивать ему под голову подушки с разбитой ку­шетки. Патео, перегнувшись в кресле, нашарил у камина полено и швырнул его в лейтенанта:

— Тебе же сказали, пошел вон!

Из темноты появился Весельчак и, небрежно отпихнув адъютанта, поднял храпящего Коррона, как пушинку и закинул себе на плечо. Потом с готовностью посмотрел на канцлера.

— Весельчак, отнеси генерала в его покои... Только осторожно, старайся не попадаться на глаза придворным...

— Подожди... — Патео смотрел прищурившись на молодого адъютанта Коррона. — Лейтенант Шуль, как управитесь с генералом, найдите полковника гвардии Краста, и передайте ему, что бы завтра же, лейтенанта Грималька, сына маркиза Им-Кейля, перевели в арион Зеленых Призраков, в Вилайяр. Я думаю, что там его научат быстро соображать...

24.

Слепой вслушивался, как тяжелые капли размеренно падают, обтачивая острый обломок ска­лы. Так и он, долгие годы ронял капли своего влияния, обтачивая острые углы этого мира. Но камень по своей природе прост. Он либо лежит, безвольно подставляясь беспощад­ной воде, либо, сдвинутый какими-то непонятными ему силами, летит в пропасть, что бы раз­биться на тысячу осколков.

Люди оказались ненамного сложнее. Когда-то, будучи совсем молодым, он думал, что стоит лишь немного преложить усилий, и этот мир сам рухнет. Но человек инертен… Большинству достаточно того, что они имеют, и всякое стремление навязать что-то лучшее, всегда воспринимается, как попытка отобрать последнее. Люди глупы. Он понял это слишком поздно, когда многие шансы были уже упущены. Теперь, оставалось лишь, надеяться на жестокость и нетерпимость. Человек не хочет думать о том, что его сосед рисует прекрасные картины. А вот если человек узнает, что его сосед выращивает в подвале отвратительных крыс, то у него сразу появятся чувства. Ненависть, удивление, может даже уважение... И на этих чувствах можно играть.

Когда-то, когда Империей правил глупый Зигфрид, а Аведжией слабовольный Вильгельм, он шел напролом. Он ввязывался во все восстания и войны, убивал, подкупал. Предавал…

Но его усилия были тщетны... Аведжийцы прятались за стенами своих чудовищных замков. В Им­перии властвовал Россенброк... Не всемогущий, нет... Великий Канцлер был умней всех прави­телей, банкиров, священников вместе взятых. Непостижимо, но оставаясь при Зигфриде в тени, канцлер умудрялся даже не видя противника, отражать самые жестокие и продуманные атаки.

Сейчас Россенброк слишком стар. Он по-прежнему крепко сжимает бразды правления в своих немощных руках, и власть его велика, как никогда... Но годы его уже не те… Еще один опасный противник — страшный человек, с нечеловеческим лицом, с далекого Запада, интересуется толь­ко Латерратом. Время великих политиков проходит. Возвращается славное время великих правителей. Мо­лодой Император умен и решителен. Молодой Великий Герцог Аведжийский умен и своенра­вен. Фердинанд Восьмой превосходит своими амбициями даже своего деда, Великого Герцога Адальберта Шестого, прозванного за энергию и настойчивость Неугомонным. Фердинанд из тех правителей, что способны поднять цивилизацию на недосягаемую высоту, или подтолкну её к самому краю пропасти...

Слепой воодушевлено потер руки. Эти двое сделают все сами... Ему лишь, придется их немно­го направить. Он встал с трона и безошибочно обходя чаши с водой направился к бронзовому колоколу.

25.

Тревожная ночь медленно перетекала в хмурое утро, мокрое и неопрятное, как старуха-лавоч­ница. Россенброк, размышляя о прошедшей беседе с легатом архиепископа Новерганского, мерил шагами кабинет, от окна к камину, и обратно. Отец Бонда привез обнадеживающие вести.

Его святейшество Гумбольдт Первый по прежнему поддерживал канцлера. В отличии от Архие­пископа Дрирского Вальтера, который считал, что благосостояние церкви зависит только от божественного повеления Иллара, мудрый Гумбольдт справедливо полагал, что благосостояние церкви зависит в первую очередь от распо­ложения правящего Дома, и только потом — от всего остального. На его стороне находились епископы Траффина и Люции, что сильно облегчало канцлеру вести, порой необходимые, переговоры с главой церкви. Но, глава Церкви Вальтер Дрирский был стар, упрям и удивительно глуп. Всего себя он посвятил очищению земли от скверны, и поэтому на Божественной Площа­ди в Дрире не угасали костры Веры. К тому же архиепископ был жаден и труслив, и когда градоначальник Маэнны и Граф Норкский, обес­покоенные разгулом святых палачей на своих землях, пригрозили Дриру торговой блокадой, Его Святейшество Вальтер Второй ограничился лишь скромной анафемой. Он так и не оправился, от того страшного удара, когда во время последнего Форума Правителей беспомощная возня архиепископа, издавна поддерживающего короля, утонула в обширных интригах и хитроспле­тениях Атегатта и Аведжии.

Россенброк тяжело вздохнул, и уселся за стол собственноручно писать ответ Гумбольдту Новерганскому. Дописав письмо до конца, он вытащил из кармашка камзола крошечную золотую печать. Потом, словно усердный ученик писаря, тщательно посыпал бумагу чистейшим пес­ком и, подождав немного, специальным скребком смахнул песок в корзину.

В тот момент, когда он старательно дышал на печать, в кабинет неслышно вошел Ландо с зав­траком и утренними донесениями.

— Я не скажу тебе, старый друг, доброе утро, потому что, утро отвратительное…

— Совершенно с вами согласен, господин канцлер.

— Еще бы. Ты послал, как я просил, курьера к генералу Коррону, с кувшином вина из моих запасов?

— Да, господин канцлер! Генерал Коррон чувствует себя плохо, и он просил поблагодарить вас за заботу.

— Очень сомневаюсь, что бы генерал удосужился кого-либо благодарить…

— Господин канцлер, есть новости с востока.

— Сомневаюсь, что эти новости хорошие, поэтому дай мне спокойно поесть.

— Слушаюсь, господин канцлер

— Впрочем, нет, — Канцлер бросил вилку. — Утащи меня дракон в сам Джайллар, надо же бы­ло перед завтраком думать о Его Святейшестве Вальтере. Теперь вот кусок в горло не лезет. Хо­рошо, что там на востоке?

— Господин канцлер, Патта Москит прислал известие о том, что его посетил некий человек, направляющийся в Пограничный Лес. Человек этот оставил ему своего оленя, и ушел в лес пешком. Москит пытался проследить его, но потерял буквально сразу, как только тот отошел на одну стрелу. Через семь дней человек этот вернулся, забрал оленя и галопом ускакал в сторону Гземея. Москит узнал этого человека… Он утверждает, что это некий Аттон Сорлей, по прозвищу Птица-Лезвие, охотник за головами из Норка. Аттон Птица-Лезвие известен тем...

— Что зарубил на ярмарке в Маэнне Душегуба Крэя, а до этого вырезал всю шайку Павиана Ди Младшего, а также тем, что он сын Ардо Сорлея, по прозвищу Могильщик, за которым двад­цать лет безуспешно гонялась Тайная канцелярия.

— Смею напомнить господину канцлеру, что Ардо Сорлей приходился родным братом пропав­шему десять лет назад Степу Кузнецу Сорлею.

· — Сто и одна тысяча джайлларских свиней! Я не...

Россенброк закончил на полуслове и в недоумении уставился на дверь. У порога стоял старший курьер Тайной канцелярии, держа на сгибе руки летучего кота. Другой рукой он поглаживал крылатого посланника по голове, кот от удовольствия скалил зубы и урчал. За спиной курьера стоял Весельчак и несколько советников из Тайной Канцелярии.

— Срочное известие, господин канцлер!

— Великий Иллар! Эти известия должны быть действительно срочными, если вы позволяете прервать мой завтрак! И если ...

— Господин канцлер... — Ландо протянул Россенброку тонкий лист пергамента. — Прайды напа­ли на Тарр...