Лезвие власти

Канцлер неторопливо прочитал текст, внимательно осмотрел пергамент со всех сторон, потом еще раз перечитал и небрежно смахнул послание под стол.

— Все вон! Ландо останься...

Когда дверь закрылась, Россенброк долго и задумчиво смотрел в окно, покусывая нижнюю губу.

— Аттон Сорлей идет в лес Аллафф. Потом оттуда приходят огры и нападают на Тарр. Распоря­дись-ка, Ландо чтобы в архиве отыскали все, что мы имеем на эту семейку. Король, скорее все­го, увлечется погоней за прайдами и загонит всю армию в к Пределу Лесов, обнажая при этом западные границы. Так-так-так... — Россенброк постучал пальцами по столу, что делал крайне редко и то­лько в мгновенья особого душевного подъема. — Ландо, друг мой, передай Джемиусу, пусть срочно отзывает Москита в Баргу. Ему больше нечего делать на краю света. Сдастся мне, в столице королевства скоро вспыхнет мятеж…

26.

«Он не взял с собою звезду!»

Фердинанд потеряв дар речи, с изумлением смотрел на брата. Наследник престола хохотал и размахивал перед собой коротким копьём, видимо демонстрирую окружаю­щим придворным, как именно он будет колоть грозного санд-каринского вепря. Мысли Фердинанда понеслись вскачь. Тщательно продуманный и подготовленный план убийства мог рухнуть. Многими днями, взвешивая и обдумывая каждый свой шаг, Фердинанд даже не мог предположить, что его брат расстанется с символом власти. А это ме­няло многое. Угроза разоблачения стала столь близка, что Фердинанд в ужасе замер, предста­вив себе конец династии. Его отец лежал при смерти, съедаемый изнутри страшным ядом, его брат должен сейчас погибнуть, и он уже не в силах предотвратить его смерть, а то, что произой­дет потом, будет его концом. Страшным и неминуемым.

Видимо, часть мыслей отразилась на его лице, потому что Шелона, с которой он только-только мило беседовал, предвкушая близкую победу, посмотрела на него с испугом и отшатнула­сь. «Выходя убивать дракона, всегда иди до конца, или тебе потом всю жизнь придется убивать только время». — Фердинанд процитировал про себя древнюю поговорку и обратился к сестре:

— Милая моя, обрати внимание, Генрих оставил в замке свою Звезду. Это не к добру, не следует так относиться к семейным реликвиям.

Шелона внимательно посмотрела на смеющегося Генриха.

— Ты прав, брат… Но Генрих так беспечен...

— Генрих будет нашим правителем, и не может проявлять беспечность даже по отношению к охоте. Санд-каринские вепри страшные и коварные звери, сестра. Я беспокоюсь о нашем брате.

— Ты? Я бы сказала, что ты беспокоишься за сохранность семейной реликвии.

Фердинанд посмотрел на неё злыми глазами:

— Да, я не люблю своего сводного брата, но я люблю тебя. И если ты не хочешь, чтобы произошло нечто ужасное, то пойди, сейчас же, и отдай ему свою Звезду и скажи, как ты беспоко­ишься за судьбу будущего правителя. Немедленно.

Шелона со страхом посмотрела на брата, губы ее мелко задрожали.

— Я сказал немедленно!

Она отстранилась. Потом нерешительно, опустив красивую голову, двинулась туда, где Генрих гарцевал на радость придворным, на огромном боевом жеребце. Фердинанд смотрел в спину сестре и повторял про себя: «Скорее, девочка, скорее!» Каждое мгно­венье мог прозвучать сигнал к началу охоты, и тогда Генрих, громогласно завывая, умчится в лес. И это будет конец. Он подошел ближе, когда Шелона заговорила с наследником престола. Дрожащими пальцами она расстегнула защелку и протянула цепь со Звездой Генриху, тот громко расхохотался, примеряя ее к своему камзолу. «Великий Иллар, если цепь окажется слишком короткой, придется отдать свою!». Фердинанд знал истинную Звезде Вернигора и поэтому панически боялся расставаться с ней. Но Генрих, продолжая смеяться, одним движением сорвал с шеи защитный воротник и застегнул цепь. Фердинанд перевел дух. Где-то вдали тревожно и низко пропел горн. Придворные засуетились, побежали егеря с собаками. Генрих ударил шпорами жеребца и выкрикнув что-то нечленораз­дельное, помчался в лес, грозно размахивая копьем. Фердинанд оседлал своего коня, и мерным шагом подъехал к сестре. Ничего не говоря, он низко перегнулся в седле, и крепко поцеловал ее в губы. Потом развернулся и не торопясь поскакал вслед за охотниками.

27.

Аттон нагнал рифдольцев у Мутного ручья. Наемники стояли, построившись в боевой порядок, и смотрели на противоположный берег, где расположилась группа всадников. Подкравшись по­ближе, Аттон разглядел, что это ударный отряд королевской гвардии. Впереди, верхом на ог­ромных боевых оленях сидели тяжеловооруженные рыцари, за ними находились легкие всадни­ки на лошадях. Ударный отряд был довольно серьезной силой, на открытой местности, не такой страшной, как знаменитая железная панта Атегатта, и не такой молниеносной как аведжийская конница, но все же достаточно серьезной. Наступая широким каре, ударный отряд врезался в пе­редние ряды защитников, массой сминая наиболее укрепленный фронт, в то время, как легкая конница заходила с флангов и била в самые уязвимые места.

Было видно, что гвардейцы стояли здесь не один день. В стороне беспорядочно громоздились собранные наспех походные шатры, на белом песке чернели пятна кострищ. Аттон не стал гадать, с какими целями находились здесь гвардейцы, и решил подождать развития событий.

Рифдольцы выходили по одному из строя, и сняв в стороне заплечные мешки, тут же возвращались обратно. Аттон заметил, как от отряда гвардейцев отделился всадник на красивой белой кобыле и направился к наемникам. Остановившись на берегу ручья, посланник снял шлем, и прокричал:

— Король приказывает вам повернуть обратно!

Наемники какое-то время тихо переговаривались друг с другом, а потом захохотали. Они смея­лись долго, похлопывая друг друга по плечам, и указывали пальцами на стоявших на холме вса­дников. Посланник покрутил головой, словно ожидал увидеть имперский арион, прятавшийся за кучкой наглых наемников. Рифдольцы перестали смеяться, из их рядов вышел высокий и сутулый воин, и знакомым Аттону голосом прорычал:

— Король? Король нам не указ, солдат. Мы идем в Бадболь...

— Король приказывает вам вернуться обратно! Вам нечего больше делать в Бадболе...

— Нам нечего больше делать в Бадболе? Это означает, что плакали наши денежки... Король пообещал нашим старейшинам заплатить за нападение на Бадболь. Ты хо­чешь сказать, плешивый сын полудохлой индейки, что король нарушил своё слово?

Лицо посланника покрылось багровыми пятнами:

— Кто ты такой, бродяга, что так разговариваешь с командиром королевских гвардейцев? Если бы не война, я бы приказал втоптать тебя и твоих ублюдков в грязь...

— Я атаман Кнут, солдат. Я так разговариваю со всеми, ибо перед лицом смерти люди равны между собой. И какая еще, к джайлларским свиньям, война?

— Прайды напали на Тарр! Король приказывает вам отправиться в Аллафф и прикрыть наступление королевских войск ...

— В Аллафф? — Наемник почесал голову, а потом согнул руку в локте, и показал жест командиру всадников. — Твой король, наверное, допился до джайлларских свиней, приятель. Если у него проблемы с ограми, то он может посадить свою жирную задницу в седло и гнаться за ними хоть в саму Верейю. Воины Рифдола не воюют с нелюдями. Воины Рифдола не воюют задаром.

— Вы пойдете в Аллафф! Вам заплатили задаток, и вы пойдете, даже если нам придется гнать вас кнутами до самого пограничного леса!

— Нам заплатили за нападение на Хоронг. Жалкие гроши... Посланник, такой же лживый под­лец, как и ты, пообещал выплатить все деньги после того, как мы загоним бадбольскую дружи­ну за перевал. Я так понимаю, что этих денег мы теперь не увидим... Мы идем домой... Так и передай своему засраному королю.

— Я отрежу тебе язык за такие слова, бродяга...

— Ты начал говорить как аведжиец, солдат… Забирай своих кентавров и проваливай с нашей дороги! — командир наемников подобрал ком грязи и кинул через ручей в посланника. Тот, проорав проклятие, поднял лошадь на дыбы, и галопом помчался к своим.