Пытаться не любить тебя

Пенни хорошо рассмотрела её, и почувствовала как собственное сердце скользит на пол и умирает в луже слёз.

Франческа посмотрела на неё и расположилась за столом, сев на стул напротив.

— Мы знакомы? — спросила она, не слишком заинтересованным тоном, в котором звучал лёгкий латиноамериканский акцент.

— Мы нет, но... я подруга Маркуса, — ответила Пенни. Она чувствовала себя такой хрупкой, словно птица без крыльев и перьев.

Франческа подняла одну бровь.

— Маркус не заводит подруг, — заметила она, сделав на этом ударение, и внимательно осмотрела Пенелопу, в буквальном смысле с головы до пят.

— Теперь да, — ответила Пенни.

В дальнем конце зала женщина задула свечу на торте по случаю дня рождения. Кто-то аплодировал, приглашая её открыть пакет, украшенный большим желтым бантом. Кто-то другой визгливо засмеялся. Мужчина что-то рассказывал искренним тоном своей жене.

Пенни пришлось выдержать свирепый взгляд. Она объяснила, что живёт в одном с Маркусом доме, что они стали друзьями, и она пришла сюда, чтобы передать ей от него сообщение. Она промолчала, что опасалась любить его, что мечтала о нём все ночи, что просто прикоснувшись к нему, случайно или по ошибке, или сделав вид, что это случилось случайно или по ошибке, чувствовала в груди горящий костёр. Не сказала, что находиться здесь и безнаказанно притворяться послом, было наказанием для её души.

Франческа несколько мгновений сохраняла молчание. Не улыбалась и, казалось, даже не дышала. Она посмотрела в сторону окна выходящего во внутренний двор залитый солнцем.

И, наконец, возвращаясь взглядом к ней, сказала фразу, которую Пенни не ожидала услышать:

— Мне жаль тебя, детка.

— Тебе жаль?

— Мне жаль тебя из-за двух вещей: если ты влюблена в него и не нравишься ему, то жаль, потому что будешь чувствовать себя, как будто кто-то переломал твои ноги. Но если ты нравишься ему, как только я выйду отсюда, то твои ноги переломаю я. У тебя нет большой альтернативы. 

— Я ему не нравлюсь, ты можешь быть спокойна, — пробормотала Пенни и на мгновение ощутила дрожь. Между этими двумя прогнозами, тот, что вызывал больший страх и являлся более реалистичным – был первый вариант.

— Ты трахаешься с ним? — напрямую выстрелила Франческа

— Нет!

— Если ты трахаешься с ним и на этом всё, то мне плевать. Развлекайтесь до тех пор пока я здесь закрыта, но после, забудь о нём, — говоря это, она протянула в её сторону руку и стиснула её. Пальцы Пенни заныли от крепкой хватки. В то же самое время, она заметила кое-что на запястье Франчески. Чуть ниже ладони, с внутренней стороны, прослеживался шрам, длиной пять или шесть сантиметров, немного с зазубринами. Безусловно – старая рана. Конкретный след от пореза, нанесенного лезвием бритвы. Теперь он был розовым, словно перламутр. И хотя Франческа не выглядела старше двадцати пяти лет, для того, чтобы быть настолько мало заметным, он должен быть нанесён очень давно, когда она была совсем маленькая. Пенни парализовала мысль о маленькой девочке, которая пытается покончить жизнь самоубийством.

Франческа заметила этот интерес и убрала прочь руки, пряча их вдоль своих бедер. Этот жест, этот стыд, со стороны осужденной, покрытой татуировками и явно говорившей угрозы, вызвал в душе Пенни неожиданную нежность.

— Маркус всегда думает о тебе, — искренним тоном призналась она Франческе.

— А ты откуда знаешь? Ты что – его духовник?

— Нет, просто иногда мы говорим...

— Разговариваете?

— Да.

— И о чём?

— У меня нет списка всех тем наших бесед. Я пришла, чтобы ты знала – он не пишет тебе только из-за того, чтобы не создавать проблемы со стороны господина Малковича, его инспектора. Но ждёт не дождётся, когда ты выйдешь, и вы сможете вместе уехать.

— И обо всем этом он тебе рассказывает?

— Почему тебе это кажется таким странным?

— Мы никому не доверяем.

— А теперь вы доверяете мне.

— Я даже не знаю, кто ты.

Пенни улыбнулась и представилась, с шутливо формальным тоном:

— Привет, меня зовут Пенелопа, мне двадцать два года, я люблю читать и я боюсь темноты. Я и Маркус, мы встретились случайно. Нам случается поболтать, но мы не трахаемся. Если хочешь, напиши мне, а я передам ему твои письма, и тебе отправлю его письма с моего адреса. Вот это мой адрес. Доверяй мне, если хочешь, но если не хочешь – не могу тебя заставить.

— Зачем ты это делаешь?

— Ты и Маркус, вы так похожи. Он также, не перестаёт засыпать меня вопросами, почему я делаю то и это. Без причины, просто так. Человек не может быть любезным, не скрывая грязного мотива?

— Нет. Тот, кто любезен просто хочет тебя трахнуть.

— Не я.

— Ты можешь поиметь меня больше, чем другие.

— Каким образом?

— Твоё лицо, как у грёбанного ангела.

— Я не ангел.

— Бьюсь об заклад, что ты девственница.

— Это исключительно мое дело, и в любом случае данный факт не сделал бы из меня ангела. Хочешь, я передам ему что-то от тебя?

— Передай ему, что когда я выйду отсюда, то высосу его до последней капли.

Пенни покраснела, и немного поерзала на стуле от смущения. Охранник вошёл в зал и сообщил, что время визита закончилось. Франческа бросила на Пенни взгляд, одновременно ироничный и бешеный.

— Даже не пытайся забрать моего мужчину, — приказала ей прежде чем встать. Затем ушла прочь, красавица и стерва, такая, какой она и пришла.

Маркус ждал Пенни неподалеку от тюрьмы, опираясь на «Бентли», который казался большой голубой ванной. Он был возбужден словно ребёнок. Выкурил около миллиарда сигарет, которые лежали потушенными у его ног как карнавальное конфетти из окурков. Как только увидел, что Пенни возвращается, он допросил её своим взглядом – его глаза горели с выражением мучительной страсти. Пенни рассказала почти всё, что произошло внутри. Умолчала лишь финальное сообщение, касаемо сосания его члена.

Сразу после рассказа Пенни погрузилась в гробовую тишину. Она чувствовала себя несчастной, таким несчастьем, которое приходит внезапно, без видимой причины и сжимает сердце в тиски. Она ревновала к Франческе. Вероятно, также и Франческа ревновала к ней Маркуса, но не потому, что всерьёз боялась, что может быть брошена. Ни один мужчина в здравом уме не предпочёл бы маленькую Пенни, с волосами как у старой куклы и глупыми теориями о любви, женщине, которая испускала запах женственности на каждом шагу. Франческа просто чувствовала себя оскорбленной от того что Маркус немного доверился именно Пенни. Что он разрешил ей войти в узкую и обречённую закрыться в ближайшее время дверь его жизни а, соответственно, и в их совместную жизнь. Вероятно, инстинктивно, как собака писает, чтобы пометить путь, она хотела дать ей понять, что Маркус находиться на её территории.

И он действительно был там. Этих двоих объединяла неразрывная связь, а сеть, которая их окутывала, не имела слабых петель.

В обратный путь отправились в спешке. Всю вторую половину дня они колесили длинными улицами по сельской местности. Листья деревьев были кроваво-красного цвета и Пенни вновь задалась конкретным вопросом: была ли у Франчески татуировка с пронзённым сердцем, как у Маркуса. Она была уверена, что да. Представляла их в то время, когда они вместе их набивали, словно дети, которые повреждают кору деревьев, чтобы оставить слова любви.

Ни с того ни с сего, Маркус положил руку на её плечо, заставляя вздрогнуть.

— Могу я узнать, что с тобой случилось? — спросил он, между двумя затяжками.

— Если я много говорю – ты говоришь мне заткнуться. Если я молчу, то ты спрашиваешь меня с чего бы это. Ты вечно недоволен, — раздраженно ответила ему.

— Франческа выбила тебя из колеи какой-то шуткой? Это на неё похоже.

— Нет, как тебе такое только в голову пришло?

— Ей нравится провоцировать, — заметил он, словно гордился этой особенностью.

— Сказать по правде, я раздумывала о своих проблемах, не всё же время мне думать о тебе и твоей красавице.