Магическая Прага

Вот этой фантазии и творчеству пражских литераторов за столетие, начиная с середины xix века и до середины xx Рипеллино отдает половину своей книги. Здесь перечитаны и процитированы практически все чешские, немецкие и еврейские авторы, которых только можно отыскать в библиотечных каталогах, – Густав Майринк, Роберт Музиль, Оскар Винер (это он назвал Прагу “городом трех народов”), Франц Верфель, Ян Неруда, Эрвин Эгон Киш, Ярослав Сейферт, Эмиль Фила, Пауль Леппин, Павел Эйснер, Отакар Бржезина, Иржи Волькер. Поверьте, это только тонкий первый слой. Эрудиция Рипеллино вызывает настоящую оторопь. Но, конечно, главными для него источниками цитат и характеристик остаются Макс Брод и два его знаменитых “подопечных” – Франц Кафка и Ярослав Гашек, которых он в свое время буквально вытащил из безвестности и вытолкнул на мировую сцену. Имя Брода, безусловно, навсегда останется в числе непревзойденных литературных критиков и делателей славы.

Кстати, о двух главных литературных пражанах. Только пожив в этом городе, начинаешь замечать, сколь по-разному относятся коренные жители к культу Гашека и Кафки. Создатель Швейка – свой, сермяжный, пивной и гуляшевый. Его не очень-то ловко выдвигать на экспорт. Кнедлики с капустой, они для себя. То ли дело тонкий, европеизированный Кафка – странноватый, немного герметичный, ломкий, как сухое печенье. Достаточно посмотреть на туристический товар: Прага хочет подавать себя не стыдным Швейком, но энигматичным Йозефом К. Сувенирные магазины здесь, как, впрочем, и везде, – что твои фрейдовские кушетки.

Выбор перечитанной Рипеллино литературы тоже не случаен: он ищет доказательств перетекания мистической энергии из эпохи в эпоху. Меняются сюжеты, но вечен дух пражского безумия. И ему интересны лишь те, кто и триста, и четыреста лет спустя после Рудольфа пытается по-своему осмыслить, что же это было, что за напасть такая пронеслась над здешней жизнью, скрутила ее в бараний рог и осыпала звездной астрологической пылью, чье сияние до сих пор освещает былые века.

“Сыпучая природа пражской истории, – скажет Рипеллино, – сотканная из крахов, подавлений и обвалов”. А все остальное – для краеведческих зануд.

Никого Рипеллино обмануть не старается. Он честно предупреждает: “Искателям безоблачного счастья незачем сюда ехать. Прага вцепляется намертво, воспламеняя хитрым взором, прельщая неосмотрительных путников, очутившихся в кольце ее стен”.

Надо сказать, что то ли под воздействием прочитанного о самих себе, то ли по велению высших сил, но и сами чехи наконец-то признали, что визионерство и чудачество их прославленной истории имеет, должно быть, какие-то рациональные корни. Задумавшись над “парадоксальностью” своего национального характера, многие стали вопрошать, не похожа ли Прага на древние Дельфы с их горными расселинами и дурманящими испарениями? В самые что ни на есть наши дни министерство здравоохранения решило бороться со “странностями” добавлением в ежедневный рацион фтора, и теперь в каждом супермаркете вы найдете фторированные соль, крупы, соду и другие продукты. Глядишь, за поколение-другое чехи подкорректируют состав своих микроэлементов, и будущему Рипеллино писать будет уже не о чем.

Перебирая и раскладывая, развешивая перед собою пражские картинки, Анджело Мария Рипеллино в начале 1970-х разговаривал с нею, как с разлученной любовью: “Забавно, дорогой мой город, чем больше тебя хотят русифицировать, тем больше ты пахнешь плесенью Габсбургов”. Кто хочет русифицировать? Да ведь это о 1968 г. сказано, о так называемой “нормализации”, то есть завинчивании всех свобод и “разговорчиков”.

“Я хотел бы провести там свою старость”. Не вышло.

Так было или нет все то, о чем пишет в “Магической Праге” разлученный с нею итальянский поэт? Сколько предшественников его божилось, что пражское волшебство – чистая правда. Да и стоит ли отвергать (полу)тысячелетнюю сказку? Рипеллино не дает забыть, что на лбу у Голема было выведено слово: “Emet”, то есть Истина. А сотрешь первую букву и получишь: “Met”. Смерть.

Магическая Прага

Глава 1

И поныне, каждое утро, в пять, Франц Кафка, в котелке, одетый в черное, возвращается домой, на Целетну улицу (Цельтнергассе). И сегодня, каждую ночь, Ярослав Гашек в каком-то кабачке вещает собутыльникам о вреде радикализма и о том, что здорового прогресса можно достичь только в рамках закона[1].

Прага и поныне живет под знаком этих двух писателей, которым лучше других удалось изобразить ее неисцелимую обреченность, а значит, ее неблагополучие, хандру, лукавство и изворотливость, ее притворство и висельный юмор.

И поныне, каждое утро, в пять, Витезслав Незвал, возвращаясь после обхода душных пивных[2] в свою мансарду в квартале Троя, ожидает парома через Влтаву. И сегодня, каждое утро, в пять, выезжают из конюшен Смихова на своих повозках, запряженных тяжеловозами, торговцы пивом. Каждое утро, в пять, в галерее трифория[3] собора Святого Вита пробуждаются готические бюсты монархов, архитекторов и архиепископов. И поныне два прихрамывающих солдата, вооруженные винтовками с примкнутыми штыками, ведут Йозефа Швейка вниз от Градчан через Карлов мост к Старому городу. И сегодня два лоснящихся и одутловатых господина, два манекена из паноптикума, два робота в сюртуках и цилиндрах сопровождают Йозефа К. по освещенному луной мосту в обратном направлении, к Страговским каменоломням, на казнь[4].

И поныне “Огонь” Арчимбольдо[5], с пламенеющими кудрями, устремляется из Пражского Града вниз и поджигает деревянные, покосившиеся лачуги гетто, шведы Кёнигсмарка[6] тащат пушки по Малой Стране, Сталин грозно моргает с громадного постамента[7], солдаты маршируют по стране в постоянных маневрах, как после поражения в битве на Белой горе[8]. Прага всегда была “городом авантюристов”, читаем мы в одном из диалогов Милоша Мартена[9], “вековым гнездом авантюристов, без жалости и обязательств. Они слетались сюда стаями с четырех концов света ради наживы, удовольствий и власти”, и “каждый будто отрывал и пожирал кусок живой плоти этой бедной земли, отдававшей себя без остатка, не получая ничего взамен”[10].

Слишком часто ее порабощали и опустошали грабежами, слишком часто она терпела унижение и произвол, слишком часто становилась ареной для амбиций иностранных головорезов, наводящих ужас орд ландскнехтов, подлых фанфаронов, которые проматывали и прожирали все ее достояние. Сколько отвратительных свиных рыл, оказавшихся в силу обстоятельств в Праге, со временем здесь оседали – рыцари в позолоченных доспехах, с выпяченной грудью звонких кирас и плюмажами на шлемах; упитанные монахи всевозможных орденов и прелаты, по которым плачет ад; всевозможные обер-жулики (нем. “Obergauner”), внезапно нагрянувшие на мотоциклах с колясками[11], изничтожавшие все и вся; макиавеллисты и вероломные братья[12], монгольские физиономии из рассказов Майринка; а также несколько коллежских асессоров с Кавказа[13], подосланных препятствовать вольнодумию, толпы догматиков и солдафонов, что, наводя автомат, несли идеологическую чушь, а также конклавы туповатых генералов, из которых следует упомянуть ревностного служаку, кумачового генерала Епишева[14], увешанного орденами и нашивками, недостойного доброго слова.

1

В 1911 г. Ярослав Гашек основал пародийную Партию умеренного прогресса в рамках закона и от нее баллотировался в австрийский парламент под лозунгом “Если вы выберете нашего кандидата, мы вас защитим от землетрясения в Мексике”. Партия, придуманная в пражском кабаке за бокалом пива, была допущена к имперским парламентским выборам и набрала 19 голосов. – Прим. ред.

2

Витезслав Незвал. Из моей жизни; Jiři Svoboda. Přítel Vítezslav Nezval. Praha, 1966, s. 203. – Здесь и далее сноски на чешские источники приводятся по чешскому изданию Angelo Maria Ripellino “Magická Praha”, 2009. Перевод с итальянского: Alena Hartmanová, Bohumír Klípa.

3

Трифорий – внутренняя галерея собора Святого Вита с портретными бюстами членов королевской семьи и других выдающихся личностей. Бюсты созданы парлежовской мастерской в 1374–1385 гг. – Прим. ред.

4

Франц Кафка. Процесс. Здесь и далее пер. с нем. Р. Райт-Ковалевой. Цит. по: Франц Кафка / Соч. в 3 т. Т. 2. М.: Худож. лит.; Харьков: Фолио, 1995, с. 288–292. – Прим. пер.

5

Арчимбольдо, Джузеппе (1527–1593) – итальянский живописец, декоратор, представитель маньеризма. В его творчестве усматривают предвосхищение сюрреализма. Полотно “Огонь” – зловещее одушевление стихии (и драмы) Огня. Упоминание автором полотна “Огонь” связано с частыми пожарами в Праге, от которых особенно страдали постройки еврейского гетто. – Прим. ред.

6

Ханс Кристоф фон Кёнигсмарк (1600–1663) – шведский полководец, принимавший участие в осаде Праги во время Тридцатилетней войны (1618–1648). – Прим. ред.

7

Памятник Сталину (“Народ Чехословакии – своему освободителю”) установлен в 1955 г. в честь 10-й годовщины освобождения Праги Советской армией. Автор – скульптор Отакар Швец. За фигурой Сталина были изображены представители народа: рабочие, крестьяне, военные. Располагался на Летенской смотровой площадке в пражском районе Голешовице и был крупнейшей скульптурной группой в Европе (вес 14 000 т, длина 22 м, ширина 12 м, высота 15 м). Демонтирован (взорван) в 1962 г. в связи с разоблачением культа личности И. В. Сталина. – Прим. ред.

8

Победа войск Габсбургов и их союзников над чешскими войсками в 1620 г. в битве на Белой горе привела к потере чешскими землями политической самостоятельности – они стали наследственными владениями Габсбургов. К минимуму были сведены права сословных сеймов. Начались феодально-католическая реакция, религиозные преследования, конфискация земельных владений чешского дворянства и городов, передача земли иностранцам (преимущественно немцам). – Прим. ред.

9

Милош Мартен, настоящее имя Милош Себеста (1883–1917) – чешский литературный критик, писатель, эссеист, переводчик. – Прим. ред.

10

Пер. с чеш. К. Тименчик. См. Miloš Marten. Nad mèstem (1917). Praha, 1924, s. 24. – Прим. пер.

11

В 6 часов утра 15 марта 1939 г. немецкие войска вошли на территорию Богемии и Моравии. Им не было оказано сопротивления, так как президент Чехословакии Гаха и министр иностранных дел Чехословакии доктор Хвалковский подписали акт о капитуляции. Гитлер с триумфом прибыл в Прагу. Перед отъездом из Берлина он обратился к народу Германии и гордо провозгласил: “Чехословакия перестала существовать!” См. Уильям Ширер. Взлет и падение Третьего рейха. Чехословакия перестает существовать. Т. 3. М.: Воениздат, 1991. – Прим. ред.

12

Автор имеет в виду операцию “Дунай” – ввод войск стран Варшавского договора в Чехословакию 21 августа 1968 г. Судя по воспоминаниям очевидцев, пражане удивлялись многонациональному составу Советской армии. Сам Анджело Мария Рипеллино к операции, начавшейся 21 августа 1968 г., и последовавшим за ней событиям относился резко отрицательно. – Прим. ред.

13

Выражение “коллежский асессор с Кавказа” связано с периодом Кавказской войны 1817–1864 гг. Для привлечения чиновников на службу в гражданские учреждения Кавказского наместничества была введена практика льгот: производства в коллежские асессоры в обход установленного порядка – без выслуги лет и без экзаменов. Выплачивалось сверх жалованья дополнительное денежное вознаграждение, обеспечивались легкость продвижения по службе, потомственное дворянство и пр. В военной табели о рангах чин коллежского асессора приравнивался к майору. В связи с событиями в Праге в августе 1968 г. аллегория автора понятна. – Прим. ред.

14

А. А. Епишев (1907–1985) – генерал армии, Герой Советского Союза. В 1962–1985 гг. возглавлял Главное политическое управление Советской армии и Военно-морского флота и демонстрировал особую твердость в идеологических вопросах. Если общее руководство операцией “Дунай” на тот момент осуществлял главнокомандующий Объединенными вооруженными силами стран Варшавского договора, заместитель министра обороны СССР, генерал армии И. Г. Павловский, то моральный дух советских войск, участвующих в операции, обеспечивало ведомство А. А. Епишева. Алый цвет присутствовал в знаках отличия форменной одежды генералов внутренних войск: на погонах, петлицах, кантах, на околыше фуражки, на лампасах. – Прим. ред.