Страница 51 из 59
День «Д» Люциус провёл в амфитеатре Командного пункта. Он несколько раз подменял офицера наведения, с упоением погружаясь в атмосферу боя. В небе Франции сейчас было жарко, но всё же ситуация была гораздо лучше, чем летом сорокового года.
Люциус прежде даже не подозревал, что бывают десантные операции такого масштаба. С третьего по пятое июня войска первого эшелона вторжения грузились на транспортные суда. В ночь с пятого на шестое июня перед высадкой морского десанта десантные корабли сосредоточились в проливе Ла-Манш. Точками высадки были пляжи Нормандии, получившие кодовые названия «Омаха», «Меч», «Джуно», «Голд» и «Юта». Вторжение в Нормандию началось с массированного ночного парашютного десанта и высадки на планерах, воздушными атаками и обстрелом немецких береговых позиций флотом, а рано утром шестого июня началась высадка десанта с моря, которая шла несколько суток, как днём, так и ночью.
Благодаря отличной игре разведки десант ждали в районе Па-де-Кале, и быстро перебросить войска на двести пятьдесят километров немцам не удалось. Кроме того, в операции использовались искусственные гавани «Малберри» — на начальном этапе союзникам не требовался захват портов, вопреки мнению германского командования.
Держа руку на пульсе операции, Люциус понимал, что впервые за новейшую историю сухопутных сражений танки перестали играть решающую роль — всё зависело от авиации, и танковые войска вермахта становились лёгкой мишенью для господствующих в воздухе штурмовиков и истребителей. И впервые с начала войны им овладела уверенность в скором окончании этой бойни.
***
Как и предсказывал Люциус, последствием высадки десанта в Нормандии стал новый шквал атак на Лондон. И на этот раз противник использовал самолёты-снаряды Фау-1. Гитлер хвастливо назвал их «оружием возмездия», и отчасти его радость была оправдана — уничтожить такую цель в воздухе было гораздо сложнее, чем бомбардировщик. После захвата пусковых площадок в Па-де-Кале немцы стали запускать Фау-1 с летящих бомбардировщиков, чаще всего «Хейнкель». Но они были уже привычной целью, и сложность заключалась лишь в их перехвате до пуска Фау.
Помимо того, что самолеты-ракетоносцы могли осуществлять запуски ракет с неожиданных направлений, вводя в заблуждение систему противовоздушной обороны Британии, так ещё и действовать предпочитали по ночам и на малых высотах, чтобы избежать обнаружения радарами. Бомбардировщик приближался к Британии и пересекал линию побережья на малой высоте, экстренно набирал высоту, запускал ракету и быстро снижался. И всё-таки эта тактика была ненадёжной: помимо того, что «Хейнкель-111» сам по себе был устаревшей машиной, яркая вспышка включившегося двигателя ракеты демаскировала носитель в ночной темноте. Да и, в общем, воздушные запуски оказались менее надёжными.
Но как бы там ни было, Люциус хвалил себя за то, что удачно вывез семью подальше от опасности — в Лондоне продолжали рушиться дома и гибнуть люди, но к осени должно было стать полегче. Союзные бомбардировщики планомерно разрушали промышленные предприятия противника, делая массовое производство Фау-1 невозможным.
Лондонцы называли Фау-1 «жужжащими бомбами» из-за характерного звука, издаваемого пульсирующим воздушно-реактивным двигателем. Люциусу казалось, что этот звук он не забудет никогда — настолько сильно он отзывался в душе. Но переживания во время атак не шли ни в какое сравнение с теми, что терзали Люциуса при изучении списка погибших. Этот еженедельно обновляемый список был засекречен, и взглянуть в него позволял Риддл. Его мотивов Люциус так и не понимал, но это совершенно не мешало испытывать благодарность.
Приходить в кабинет Риддла вечером пятницы уже успело стать доброй традицией. Список обычно, будто случайно, оказывался под стопкой рабочих бумаг, знакомство с которыми входило в обязанности Люциуса. И каждый раз Риддл что-то сосредоточенно писал, не поднимая взгляда от своей записной книжки, и только когда Люциус вставал из-за стола, бросал несколько ничего не значащих фраз, прежде чем заговорить о деле.
В этот раз традиция была грубо нарушена. Во-первых, никаких бумаг на секретере не оказалось, а во-вторых, Риддл протянул Люциусу незапечатанный конверт.
— Это вам, мистер Малфой. От Беллатрикс.
Сердце сжалось от нехороших предчувствий, а когда Люциус прочитал короткую записку, он уже был уверен в том, что произошло что-то страшное. Люциус поджёг тонкий лист бумаги, зачем-то прикурил от него и медленно опустился в кресло. В голове на разные лады билась фраза Бель: «Люциус, пожалуйста!»
— Что с ним?
Люциус не узнал свой голос, а Риддл, кажется, не понял вопроса:
— С ним? О ком вы?
— Вы прекрасно знаете сами. Что с ним? — с нажимом повторил Люциус, непроизвольно сжимая кулаки.
Если Риддл и хотел его подразнить, то почему-то передумал. Он протянул Люциусу сложенный вчетверо список погибших и тихо сказал:
— С ней, мистер Малфой. Это случилось с ней. Номер двести сорок четыре.
Люциус смотрел на листок и не мог разобрать ни единого символа. В голове шумело, как после хорошей попойки, а в глаза словно кто-то насыпал песок. Взять себя в руки удалось не сразу, но он сумел себя заставить, чтобы прочитать: «244. Поттер Л. 1914-1944».
Теперь сразу всё встало на свои места, и мгновенное облегчение — не он! — сменилось тяжестью осознания потери. Люциус зажмурился. Сколько можно?! Почему она?..
— Беллатрикс просила вас сообщить сестре Лили. Она не может.
Люциус неожиданно для себя рассмеялся, но смех оборвался так же внезапно, как и начался, и когда он коснулся губами протянутого бокала, то заметил, что губы дрожат. Проклятье! Конечно, Люциус сообщит! И сестре Лили, и Нарциссе… и Фрэнку с Алисой, и Северусу. Боль мешала вздохнуть, но Люциус стиснул зубы.
— Я сообщу, — мрачно пообещал он. — Прямо завтра. Как это произошло?
Беллатрикс, видимо, подробно рассказала Риддлу о нелепой случайности, которая привела к гибели Лили, и Люциус вдруг представил, как тот её утешал. Поверить, что холодный и расчётливый Риддл на такое способен, было непросто, но ведь он исполнял волю Бель, а значит… Люциус вздохнул — всё-таки война меняла людей до полной неузнаваемости. Риддл неожиданно показался таким человечным, что Люциус не выдержал:
— А про них вам что-нибудь известно?
Объяснять, про кого он спрашивает, не потребовалось. Люциус заметил, как у Риддла дёрнулась щека, прежде чем он покачал головой:
— Нет.
— Пожалуйста…
Люциус не успел озвучить свою просьбу, а Риддл его уже перебил:
— Да. Сразу же, как узнаю.
Пожалуй, впервые Люциус пожал Риддлу руку, благодаря от души.
***
В Коукворт поезд прибыл на рассвете, и Люциус решил обойтись без кэба, чтобы прогуляться и собраться мыслями. Впрочем, на станции никаких кэбов и не было — очевидно, местные жители не жаловали этот способ передвижения. Адрес написала Бель, и Люциус несколько раз доставал записку, чтобы убедиться, что петляющая вдоль реки улочка та самая. А потом он вдруг понял, что где-то здесь жил Северус — может, даже в том доме с закопченной стеной! — и у Люциуса появился исследовательский интерес.
Сестру Лили звали Петунья, и если бы Люциус не сталкивался с непохожестью Нарциссы и Бель, то решил бы, что ошибся адресом. Она пристально разглядывала его, явно пытаясь сообразить, что его привело, а потом вдруг зажала рот рукой и приглушённо вскрикнула:
— Лили?!
В её взгляде были и ужас, и боль, и растерянность, и какое-то детское разочарование, а когда она вздёрнула подбородок, неуловимо становясь похожей на Лили, Люциус выдохнул:
— Погибла. Нелепая случайность. Вышли на противника, ошибочно приняв их за своих. Неисправность радара. Бывает. Поздно поняли.
Слова падали тяжело, как камни, и были такими же неподъёмно тяжёлыми. Петунья не плакала. Она нервно теребила угол шали, наброшенной на плечи, а взгляд её был совершенно пустым. Потом она словно опомнилась и предложила Люциусу войти в дом. Это совершенно не соответствовало его планам, но отказать почему-то было слишком неловко.