Эгоманьяк

— Что я пропустил? Твои родители подарили то, в чем ты на самом деле нуждалась, а ты это вернула?

— Родители не могли позволить себе операцию. Она стоила шестьсот долларов, а папа ездил на двадцатилетней машине. Но это был самый милый подарок, который я когда-либо могла попросить.

Прибавьте к милоте потрясные сиськи, весьма трахабельную задницу и умный ротик. Умный ротик, могу добавить, тоже очень даже трахабельный.

— А что насчет настоящего? Если бы ты смогла получить сегодня на свой День рождения все, что пожелаешь, что бы это было?

Пока она думала, пальчиком постукивала по губе.

— Ванна.

— Ванна? Типа одна из тех грязевых спа-процедур или что-то такое?

— Не-а. Просто хорошенько понежиться в удобной ванне. В моей квартире только душ, а я очень скучаю по ванне. Я принимала ее каждое субботнее утро, надевала наушники и отмокала, пока не сморщивалась кожа. Это мое счастливое место.

Снова глядя на нее, я сделал долгий глоток пива.

— Тебе легко угодить.

Она пожала плечами.

— Что насчет тебя? Если бы сегодня был твой День рождения, и ты мог бы выбрать один подарок, что бы это было?

Я проглотил свою импульсивную мысль. Кивок. Не желая портить настроение Эмери в ее День рождения, я озвучиваю ей свой второй выбор подарка.

— Минет был бы самое то.

Эмери уже начала пить и поперхнулась Маргаритой, забрызгав меня ею, когда рассмеялась.

Я вытер салфеткой лицо.

— Теперь, кроме соли, я получил еще и Маргариту.

Она хихикнула.

— Прости.

***

Около двух часов утра мы, спотыкаясь, добрались до квартиры Эмери. Я настоял на том, чтобы проводить ее до дома. Я был изрядно подшофе, но подумал, что она более пьяна.

— Шшш… — она держала палец у рта, чтобы я вел себя тише, хотя она была единственной, кто шумел. Выуживая ключи из сумки, она указала на соседнюю квартиру. — Там живет Болдуинчик.

Ага. Она была пьяна.

Я забрал ключи из ее руки.

— Возможно, ему будет полезно услышать тебя с другим мужчиной.

Эмери отступает, чтобы я мог открыть дверь. Глубоко вздохнув, она прислоняется головой к моей руке, пока я вожусь с замком. Долбаную штуку, похоже, заело.

— Он не будет ревновать, — произносит она неразборчиво. — Он меня не хочет.

Я еще немного покрутил ключ, и замок, лязгнув, открылся.

— Ну, значит он идиот.

Я открыл дверь и отдал ей ключи. Забирая, она их выронила и еще больше захихикала, когда мы столкнулись лбами, потянувшись, чтобы поднять их с пола. Через ее смех я услышал, как открывается дверь соседней квартиры. Эмери этого не уловила.

Когда Болдуин вышел в коридор и посмотрел на нас, я чувствовал себя очень по-собственнически. Повернутая спиной к нему, Эмери все еще не знала о свидетеле. Она улыбалась мне со своими этими большими голубыми глазами, и что-то пронзило меня. Я наклонился и нежно ее поцеловал — прощупал почву.

Тот маленький поцелуй был пропитан тестостероном. Я был настоящей сволочью в глазах придурка по соседству. Так сказать, помочился на пожарный гидрант. Но когда я поднял голову и увидел, как расширились ее глаза и разомкнулись губы от желания большего, мой следующий шаг не имел ничего общего с наблюдающим.

Это было явное желание. Я потерялся. Мой рот снова обрушился на нее, а ее губы разомкнулись для меня. Мой язык проскользнул внутрь, и я впервые лизнул ее глубоко изнутри. Она была соленой и перченой после текилы, но это было самое вкусное из того, что когда-либо пробовал. И внезапно я проголодался.

Я потянул ее на себя и крепко обнял. Там не было смотрящего на нас парня, в которого она влюблена, были только я и Эмери. Все вокруг исчезло, когда я углубил поцелуй, а она нетерпеливо прижала к моей груди свои сиськи. Звук, который она издала, когда моя рука пропутешествовала к ее феноменальной заднице, побудил меня продолжать. Ничего я не хотел больше, чем потереться об нее своим налитым членом. И я мог бы сдаться и сделать это, если бы придурок по соседству не испортил момент.

Болдуин прочистил горло. Услышав это, Эмери отпрянула и развернулась, чтобы увидеть мужчину, в которого была влюблена и который только что все это видел. Она выглядела испуганной, и я ненавидел то, что в ее глазах теперь было сожаление. У меня не было сил вынуждать ее чувствовать себя еще более потрясенной, чем она уже была.

Взяв ее лицо в ладони, я наклонился и прошептал на ухо:

— Может, это его встряхнет, — затем поцеловал в щеку. — Увидимся в офисе, именинница.

Глава 19

Дрю

Канун Нового года.

Четыре года назад.

— Кто нахрен все эти люди?

Роман сидел на балконе моей квартиры в темноте, куря самокрутку, когда я скрылся на несколько минут.

— Ты бы, наверное, знал их, если бы, вместо того чтобы сидеть здесь, был там, — я присел возле него и смотрел на море огней, которыми был раскрашен город Нью-Йорк. — Гребаный холод.

— Ты видел сиськи той блондинки в синем свитере?

— Это Сейдж. Одна из новых подруг Алексы.

— Не самая сообразительная. Я пошутил, что смогу определить ее возраст по тому, как ощущаются ее мячики.

— Не говори, что она позволила тебе облапать ее.

Конец сигареты Романа засветился ярко-красным, когда он глубоко затянулся.

— Ага. После того как я хорошенько прощупал, она спросила меня, когда родилась. — Он выпустил череду дымовых колечек. — Я ответил, что вчера, и вышел сюда посидеть.

Я усмехнулся. Гребаный Роман. Или он получил оплеуху, или ему повезло, и иногда я задумывался, что нравилось ему больше на самом деле.

— Ага. У Алексы талант в подборе друзей.

— Кажется, она неплохо освоилась в Нью-Йорке.

Со стороны, по крайней мере, это выглядит именно так. Это, конечно, лучше, чем ее одинокие вылазки в прошлом году, за которыми следовал грандиозный скандал в начале нового года, когда я спрашивал о парне, который подвез ее домой. В этом году наш дом полон всеми теми друзьями, которых Алекса завела за последние четыре месяца с момента нашего переезда из Атланты в Нью-Йорк. Но правда была в том, что она все еще ежедневно ныла по поводу того, что бросила своих друзей.

— Она завела несколько друзей. Преимущественно из актерского класса, который посещает, и спортзала. Я надеялся, что она найдет друзей, у которых с ней больше общего, может, кого-то из «Мама и Я», но она говорит, что все они чопорные суки одетые в стремные свитера.

— Если это такие же свитера, как у блондинки, я, возможно, одолжу у тебя ребенка, чтобы посетить занятия в «Мама и Я».

Пару минут мы оба молчали, наслаждаясь умиротворением чистой ночи. Голос Романа был серьезным, когда он снова заговорил.

— Как там Эй Джей?

Эй Джеем называли моего отца, прозвище — сокращение от Эндрю Джаггер. Ни один из нас не использовал полное имя, я всегда был Дрю, а он — Эй Джей.

— Плохо. Теперь рак распространился на легкое. Похоже, им придется удалить кусочек.

— Блядь. Мне жаль, друг. Эй Джей слишком молод для такого дерьма.

Четыре месяца назад мой отец пошел к врачу на ежегодный осмотр, и анализ крови показал, что печеночные ферменты отсутствуют. Через два дня ему поставили диагноз «рак печени». Несмотря на то что статистика не была на его стороне — пятнадцать процентов выживаемости на протяжении пяти лет — он был оптимистом. Он пережил месяцы химиотерапии в высоких дозах, превратившие его в больную собаку, все это только ради того, чтобы после окончания последнего курса терапии ему сказали, что найдены метастазы в легком.

— Ага. Я рад, что могу быть здесь ради него. У него хуева туча друзей и бизнес-партнеров, но нет жены, которая бы позаботилась о нем, так что мне нужно было вернуться в Нью-Йорк.

— Я уж начинал было думать, что ты не вернешься.

— Думаю, таким был план Алексы.

Я всегда рассчитывал вернуться в Нью-Йорк, чтобы заниматься практикой отца. Когда я вступил в коллегию адвокатов, Алекса умоляла меня остаться в Атланте еще на год. Это означало, что нужно будет сдать еще один адвокатский экзамен, но я пытался делать ее счастливой, пока она адаптировалась к материнству. Так что мы решили остаться в Атланте еще на один год. Один перетек в два, и так пока мой отец не заболел; я думал, что в планах Алексы было попросить еще об одном годе.