Страница 280 из 287
— Да, единственная, — сказал иезуит.
— И вы хотите продать ее за эту цену? Да ведь это ребячество!
— Он не послушался меня. Продажа состоялась! Восемь тысяч долларов. Хорошо. Через две недели благодаря этим деньгам мой клиент оказался обладателем капитала в сто семьдесят пять тысяч долларов. Он купил и продал муку. Я говорю — сто семьдесят пять тысяч долларов.
— Сто семьдесят пять тысяч долларов! — с уважением произнес Хооз.
— Сто семьдесят пять тысяч долларов, — повторила Ревекка.
— Таким образом, — спокойно сказал отец д’Экзиль, — мистер Джемини Гуинетт должно быть теперь один из самых крупных богачей в Соленом Озере.
Донифан испуганными глазами смотрел на иезуита.
— Я не назвал вам его имени, — сказал он.
— Это правда, — успокоил его отец д’Экзиль. — Но я знал, что один только дом в Соленом Озере построен из жернового камня. Так что угадать было нетрудно.
Хооз принял задумчивый вид.
— Джемини Гуинетт, это имя мне не известно.
— А между тем его носит один из самых видных ваших единоверцев, мой дорогой мистер Хооз, — сообщил Донифан.
— А! — небрежно сказал отец д’Экзиль. — Значит, преподобный Гуинетт принял мормонство?
— Милостивый государь, — продолжал Донифан, — мистер Гуинетт, я должен сказать вам это, был, когда я приехал в Соленое Озеро, клиентом банка "Кинкид", но после визита, который я ему сделал, стал клиентом банка Хьюиса. Но три недели назад он снова доверил свои дела банку "Кинкид".
— Благодарю вас за эти подробности, — сказал иезуит, — хотя с первого взгляда я не понимаю, какое могут они иметь отношение к…
— К вопросу, который вы мне задали… Конечно, никакого. Я просто хотел убедить вас в полной корректности персонала банка Хьюиса. Мистер Гуинетт вышел из числа наших клиентов, и мы более не связаны относительно него…
— Профессиональной тайною, — подсказал отец д’Экзиль. — Благодарю вас. Итак, он перешел в мормонство?
— Да?
— У него несколько жен?
— По последним сведениям, три.
— Полная гармония, конечно.
— С двумя из них, да. Но, что касается третьей, гм!..
— Что же?
— Да, была таки история.
— А… а!
— Вы подумаете, что я сплетник.
— Нисколько. А чтобы вы не нашли меня самого чересчур любопытным, я расскажу вам, в чем дело. Я был знаком с миссис Гуинетт. Я часто встречался с нею в Соленом Озере.
— В прекрасной вилле из жернового камня, может быть? — с тонкой улыбкой спросил Донифан.
— Вы угадали.
— Но в таком случае вы знали миссис Гуинетт номер второй, имя которой Анна. Именно с нею-то и были истории.
— Удивляюсь, — сказал иезуит. — Миссис Гуинетт, миссис Ли, как ее звали, когда я был с ней знаком, особа характера скорее спокойного. И я удивляюсь…
— А тем не менее это правда, — сказал Донифан. — Еще нет месяца, как она собиралась бежать с американским лейтенантом, чьей… простите, пожалуйста, мистрис Хооз… любовницей она, как говорят, была.
— Какой ужас! — воскликнула Ревекка.
— Вы меня удивляете, вы меня очень удивляете, — повторял отец д’Экзиль.
— Я говорю только то, что было, — настаивал Донифан.
— И что же, побег не удался? — спросил иезуит.
— Губернатор Камминг хорошенько пробрал лейтенанта, и тот отказался от опасного проекта похищения замужней женщины, — пояснил Донифан.
— Есть же женщины, которые ничего не стоят, — возмутилась миссис Хооз.
— Эта, может быть, много страдала, — сказал иезуит. — Но поговорим о чем-нибудь другом. Вы сейчас говорили мне, дорогой мистер Донифан, о "Жизни Агриколы". А знакома ли вам интересная гипотеза, которая производит первых колонистов Мэна от королевы Боадицеи, которая…
Шесть дней спустя, к ночи, отец д’Экзиль въезжал в город Соленого Озера. Едва успев пристроить Мину у знакомого мелкого лавочника, отец д’Экзиль явился во дворец президента Церкви.
После переговоров он был принят генеральным секретарем и хранителем тайн Учителя, Гербером Кимбеллом.
— Видеть президента Брайама — это невозможно, — сказал тот. — Он сейчас в Собрании старшин.
— До которого часа?
— По меньшей мере часов до семи. И к его возвращению назначены уже аудиенции.
— Что касается аудиенций, — сказал д’Экзиль, — так я не боюсь их. Меня он примет прежде всех. Но семь часов, это слишком поздно для меня.
— Может быть, вы хотите, чтобы я пошел и сейчас позвал сюда президента? — нагло спросил Кимбелл.
— Этого именно я и хочу, — ответил иезуит.
— Вы хотите!.. — вскричал ошеломленный Кимбелл. — И вы воображаете, может быть, что он покинет Собрание старшин, собрание, построенное по обряду Эздры, по двадцать шестому откровению…
— Он покинет его, — пообещал отец д’Экзиль.
— Я бы хотел это видеть, — усомнился Кимбелл.
— Вы это увидите. Вам стоит только шепнуть ему, что его ждут в кабинете и что получены плохие новости о банке Кроссби в Нью-Йорке — и он придет.
— Но…
— Прибавлю еще, брат Кимбелл, что с президентом Брайамом не всегда легко ладить, так что в ваших интересах не откладывать надолго мое поручение.
Сказав это, отец д’Экзиль удобно устроился в одном из больших кожаных кресел кабинета президента.
Четверть часа спустя в зал собрания вышел Кимбелл. Сорок глиняных ламп, привешенных к потолку, освещали восемнадцать присутствующих своим мерцающим светом.
Наступило молчание. Кимбелл пробрался к эстраде президента и шепнул что-то на ухо Брайаму.
Тот важно приподнялся. На его огромном бритом лице не отразилось никакой торопливости.
— Братья, — сказал он, — простите меня. Брат Гербер сейчас сказал мне, что Всевышний требует моего присутствия в другом месте. До моего возвращения я попрошу брата Орсона Пратта взять на себя председательствование в церемонии.
Когда они вышли на улицу, он все с тем же спокойствием спросил Кимбелла:
— Он тебе ничего больше не сказал?
— Ничего.
— Хорошо, — сказал Брайам.
И этот тучный великан зашагал с таким проворством, какого никак нельзя было ожидать от него.
Отец д’Экзиль рассматривал сделанную сепией модель будущего храма в Соленом Озере; модель эта висела на стене в кабинете президента Церкви.
Гость и хозяин обменялись несколькими любезностями.
— Прекрасный памятник, — похвалил иезуит.
— Архитектор его, — сказал Брайам, — брат Труман Анжел. Мы надеемся, что его произведение оставит далеко за собою все памятники мира. Так, например, если память не изменяет мне, обе башни Амьенского собора имеют по 66 метров высоты.
— 66 метров имеет Южная башня, — сказал отец д’Экзиль, — и 65 — Северная.
— Хорошо-с! А шесть многогранных колоколен, которые будут служить украшением нашего храма, будут иметь по 74 метра высоты. Прошу вас взглянуть на это вот. Эта глыба голубоватого гранита — образчик камня, из которого будет выстроен Дом Божий. Мы за большие деньги привезли его с соседней горы.
— Нет ничего, что было бы слишком прекрасно для Бога, — сказал иезуит.
— Ничего, — согласился Брайам.
Еще в течение нескольких минут обменивались они различными соображениями о постройке религиозных зданий. Отец д’Экзиль цитировал Роберта де Люзарка и Виоле де Дюка. Брайам не уступал ему. Он играл крошечным компасом, украшавшим цепочку его часов; в общем, он был доволен, что встретил достойного соперника.
Как нельзя более спокойным голосом решился он наконец спросить:
— А что же это за плохие новости о банке Кроссби?
— Я сейчас из пустыни, — ответил, не переставая исследовать план храма, отец Филипп, — и поэтому не могу вам сказать ничего, касающегося дел этого банка, — ничего достоверного, во всяком случае. Думаю, впрочем, что никогда дела его не были в лучшем положении.
— А! — сказал, не выказывая удивления, Брайам.
Улыбаясь, взглянули они друг на друга.
— Могу ли я узнать в таком случае, — спросил президент, — почему вы думаете, что банк Кроссби может интересовать меня?