Страница 279 из 287
Наконец они прибыли к огромному дому, в котором Аннабель с ужасом узнала дворец президента Церкви.
Через заднюю дверь, выходящую в сад, проникли они внутрь дома.
— Подождите меня здесь, — сказал Кимбелл, оставив ее одну в коридоре.
Скоро он вернулся.
— Войдите.
В этой комнате, меблированной почти роскошно, сидели двое мужчин. Они спокойно беседовали, расположившись в креслах по обе стороны стола, заваленного бумагами и освещаемого громадной лампой с зеленым абажуром.
Первый из этих мужчин был лицом к двери. Свет лампы вполне освещал его огромное бритое лицо. Аннабель узнала Брайама Юнга.
Собеседник его сидел напротив, по другую сторону стола, так что входящий видел только его спину. Когда Аннабель вошла, он обернулся.
То был отец д’Экзиль.
Глава девятая
На расстоянии шести дней пути от Соленого Озера стоит Хооз-Ранчо, традиционный этап для каждого путешественника, отправлявшегося из столицы мормонов в Сан-Франциско через Карсон-Уэлли и Сакраменто.
Владелец фермы, давший свое имя станции, достопочтенный Питер Хооз, был мормон, не поладивший по теологическим вопросам с Брайамом Юнгом, Его взгляды на предназначение были одобрены церковным Собранием, и Питер Хооз удалился в эту пустынную долину. Там он мирно жил с своей супругою, достойной Ревеккой Хооз. Если принять Джозефа Смита за Иисуса Христа, а Брайама Юнга за папу Борджиа, то при прочих равных условиях Питер Хооз играл в своем уединении роль Савонаролы, Савонаролы бородатого, женатого и обрабатывающего землю.
Его одинаково уважали как индейцы шошоне, так и путешественники. Сокопиц, вождь индейцев, часто сиживал у него за столом.
В этот день, или, правильнее, в этот вечер, когда солнце гасило уже свои последние лучи на граните окружающих гор, к Питеру Хоозу заехал мистер Джошуа Донифан, счетовод в банке Хьюиса в Сан-Франциско, только что открывшем в Соленом Озере филиальное отделение, чтобы конкурировать там с банком Ливингстон и Кинкид. Мистер Донифан на прошлой неделе уехал из Соленого Озера. Он направлялся в Сан-Франциско с поручением представить директорам устный отчет об операциях нового отделения в Уте. Это был человек конторы, малоприспособленный к долгим путешествиям по пустыне; поэтому ему особенно приятен был прием, оказанный ему в Хооз-Ранчо.
— Путешественник этот, — сказал Питер Ревекке, — уедет только послезавтра. Очень было бы важно угостить его завтра превосходным обедом. Когда зарежешь индюка, то хватает как на троих, так и на четверых. Поэтому я надеюсь, дорогая Ревекка, что вы одобрите, если я приглашу на завтра нашего друга, отца иезуита, который как о личном одолжении просил меня доставлять ему каждый раз случай получать свежие новости из Соленого Озера.
Отец д’Экзиль находился в десяти милях от Хооз-Ранчо, когда получил это приглашение, переданное ему через молодого сына саванн. Он бросил свою работу по евангелизации, которою в это время занимался, и прибыл на ферму как раз к моменту, когда садились за стол.
Обед удался как нельзя лучше. Мистер Джошуа Донифан был приятный собеседник, довольно образованный и обладавший большими познаниями в ботанике. Отец д’Экзиль быстро расположил его к себе, описав ему самые оригинальные растения, встречающиеся в этой области.
— Все односеменодольные погибли в этом году. Но на равнине вы найдете злаки, зобные травы, два вида шелковой травы. Прибавляю еще, что съедобный солнечный корень растет в огороде нашей хозяйки. Наконец, если вы интересуетесь древесными растениями, то я поведу вас к одному из тополей, растущих на берегу ручья. Он был срублен наравне с землею, а теперь вырастил целую крону веток, проросших между древесиной и корой. Каждая ветка окружена кучей волокон, стремящихся вниз, к основанию дерева. Это очень интересный факт, говорящий, как кажется, в пользу теории фотонов Годишо.
Они прекратили свои рассуждения, чтобы, как оно и следовало, похвалить обед и вообще результаты, достигнутые Хоозом в пустыне. При рукоплесканиях иезуита процитировал Донифан Вергилия, причем любезно сравнил их хозяина со стариком из Эбали.
Тогда все, в том числе и Ревекка, выпили за процветание фермы и торжество — не строго определяя их — цивилизаторских идей.
— Правда, большое счастье, — сказал, садясь на место, отец д’Экзиль, умевший, когда нужно было, чудесно пускать в ход общие места, — правда, большое счастье иметь профессию, которая оставляет вам достаточно свободного времени, чтобы изучать бессмертные творения древних.
Мистер Донифан скромно наклонил голову.
— Я должен отдать справедливость самому себе, — сказал он. — Я простой приказчик банка Хьюиса в Лос-Анджелесе, но я пользуюсь ночами, чтобы усовершенствоваться в знании латинских поэтов. Я ставлю их выше греческих. Греки, может быть, более изящны. Но зато те энергичнее и имеют то преимущество, что более проникнуты сознанием права.
— Правильно, — сказал Питер Хооз.
— Я, — продолжал Донифан — предан, насколько это только возможно, принципам Реформации. Но я прямо признаю, что с научной точки зрения перевод Библии на простонародные языки был своего рода катастрофой. По этому пункту перед нами имеют неоспоримое преимущество римские католики, продолжающие читать вечную книгу на латинском языке.
Иезуит сделал вежливый протестующий жест.
— Нет, нет, — возразил Донифан. — Надо говорить то, что есть.
— Всегда нужно говорить то, что есть, — поддержала его миссис Хооз.
— Тем более велики ваши заслуги, дорогой господин Донифан, — сказал отец д’Экзиль. — Когда я только подумаю о трудностях, которые должны были представится вам в Соленом Озере при учреждении такой значительной финансовой конторы…
— Один Бог знает, сколько мне пришлось трудиться. Надо в самом деле помнить о двух вещах: во-первых, о привилегированном положении, которое занимал в Соленом Озере, когда я приехал туда, банк "Ливингстон и Кинкид", единственное серьезное кредитное учреждение в городе. В настоящее время третья часть его клиентов перешла благодаря моим усилиям к банку Хьюиса.
— А во-вторых? — спросил иезуит.
— А во-вторых, случай — случай, который я благословляю — захотел, чтобы я приехал в Соленое Озеро в момент, когда торговые сделки были особенно важны из-за ликвидации складов американской армии.
— А! — значит, американская армия уходит из Ута? — спросил отец д’Экзиль.
— Большая часть составлявших ее войск уже ушла, — ответил Донифан. — Это нельзя назвать военным успехом.
— Гедеон ударил, — сказал Хооз, — и — мадианитяне рассеялись.
— Возможно, господин Хооз, — (раздраженный больше, чем он желал показать таким злоупотреблением Священным писанием), сказал Донифан. — Но вооружение войск Гедеона состояло, насколько я могу припомнить, из тридцати мечей и стольких же глиняных горшков, а мадианитяне, насколько я знаю, совсем не имели никаких складов. А с американской армией, расположенной в Сидер-Уэлли, дело обстояло совсем иначе. Тут все было поставлено на широкую ногу. Предполагалась оккупация на долгое время. В результате: в Соленом Озере ликвидировали товаров, купленных для войск, на шесть миллионов долларов по себестоимости. Спекулянты скупили их обратно, и в казну попало не более двухсот тысяч долларов. К примеру, укажу на один только предмет, на муку. Мешок муки лучшего качества весом сто фунтов продавался не дороже полдоллара.
— Ого, — заметил отец д’Экзиль, — я думаю, люди, имевшие наличные деньги, не зевали тогда в Соленом Озере.
— В течение двух часов составлялись значительные состояния, — подтвердил Донифан. — Но, как вы говорите, надо было иметь наличные деньги. Надо было предвидеть. Предвидеть это все. Это своего рода дар. На моих глазах один из клиентов моей конторы продал за полцены виллу, которую жена принесла ему в приданое. "Что вы делаете? — сказал я ему. — Вилла вся из жернового камня, единственная, может быть, в Соленом Озере…"